Как мы выяснили давным-давно, божественные силы являлись чистыми концепциями, так что ограничение дальности Связи Сердец не зависело, является ли реликвия Фаолонде материальным предметом, или же создана из той же псевдоматерии, что и тело моей проекции. Когда Ксандаш, Хартан и Мирена бросились к армии големов, их сопровождал мой аватар, подсказывая, координируя и направляя. Команда прикрывала друг друга, наносила совместные удары и действовала, словно постоянно пребывала в сложном, но очень красивом танце. Артефактные комплексы обеспечивали надёжную защиту, а бурлящие в крови специально подобранные эликсиры позволяли выложиться гораздо сильнее, чем это было доступно даже самому тренированному человеку. Поэтому армия врагов постепенно редела, пусть и не с той скоростью, которой бы хотелось.

Эгор словно закончил какую-то свою проверку. Как только ситуация начала клониться в нашу сторону, он резко изменил интенсивность и, главное, характер атак. В ход пошла пространственная магия, фрактальные разломы, сдвиги мерностей и полчища автономных атакующих структур-паразитов. Мне пришлось почти полностью забросить аватар, оставив ему лишь столько умственной активности, чтобы тот мог передвигаться, не путаясь в ногах. Проанализировав паразитические конструкты, я принялся за контрмеры, создав свой рой структур-перехватчиков. Они вгрызались в блоки наведения и распознавания и перенаправляли чары на своего создателя. К сожалению, всё перехватить не удалось, так что часть из них Кенира отразила щитом.

Удивительное дело, но пространственная магия Эгора, какой бы убийственной и страшной ни была, оказалась наименьшей проблемой. То особое чутьё, которое я унаследовал от воробья, позволяло не только ощущать все изменения, но и на них влиять. После целой вечности ожесточённой борьбы — целых восемнадцати с половиной секунд — мне пришлось откинуть часть рациональности и положиться на инстинкты. Пространство рвалось и шло трещинами, летели разноцветные лучи и гремели взрывы, каменный пол пересекали глубокие проломы, в которых чернела бесконечная тьма. Мы с Кенирой двигались, словно одно целое, дополняли движения и чары друг друга, выстраивая совместные цепочки атак и эшелонированные бастионы защит.

Несмотря на что инстинкты воробья являлись полной противоположностью рациональному разуму, совершенно иным способом мышления, чтобы выжить, мне пришлось искать какой-то баланс. Сначала это удавалось не слишком хорошо, поэтому множественные чары Эгора сокрушили несколько наших щитов, и Кенире пришлось прекратить атаки, выстраивая всё новые и новые слои защиты. Вокруг нас сжимались кольца света, выстреливали игольчатые деревья замёрзшего времени, плескались потоки плазмы и пролетали пучки частиц. Некоторые из воздействий являлись полностью материальными, но против токсинов и ядовитых газов у нас имелись артефакты активных фильтров частиц, пропускающие только молекулы кислорода и азота, а когда Эгор поместил нас в зону полного вакуума, нормальное дыхание обеспечили коронки на коренных зубах. Пусть запас воздуха в пространственном хранилище этих артефактов был не очень большим и его хватило бы лишь на пару часов, но я не верил, что этот бой продлится дольше.

Мы проигрывали. Мирена, Ксандаш и Хартан увязли в бесконечной волне големов, нас с Кенирой теснил Повелитель чар. И пусть мы пока держались, все вычисления и прогнозы показывали, что поражение неизбежно. И у нас не оставалось особых козырей, чтобы переломить сражение в нашу пользу.

Прозрение пришло внезапно. Пусть я и разделял убеждения Эгора, что у мага должен торжествовать разум, унаследовал его скепсис в отношении медитаций и путей духовного совершенствования, но, видимо, в моей голове накопилась какая-то критическая масса данных, выводящая мышление на новый уровень. Окружающий мир будто застыл, всё в нём стало двигаться гораздо медленней, словно я попал в сон и смотрел наружу глазами Склаве. Чувства и эмоции, которые ушли прочь вследствие использования форсированного режима, вернулись, но не стали мешать, а превратились в новый слой информации. Страх, ярость и отчаяние, захлестнувшие душу, были взяты под контроль рациональной частью разума и теперь лишь придавали сил. А воробьиные инстинкты, врождённая магия моих духовных собратьев, дополнили картину мира, открывая целые мириады новых возможностей.

Я шагнул к Кенире, взял её под руку и сделал шаг вперёд. Пространство, ставшее таким понятным и податливым, расступилось, и мы очутились рядом со сражающимися друзьями. Вокруг, сколько хватало глаз лежали оплавленные, искорёженные и иссечённые големы, которые, как я знал, ещё не были окончательно мертвы, во многом — моими стараниями. Мой двойник и я вскинули вместе руки, и на пути бьющих в нас лучей, шаров и искр заколебался воздух, поглощая атаки и выпуская в рядах врагов. Одну из точек выхода я создал совсем рядом с Эгором. Раздалась серия взрывов, разметавшая бронзовую армию, и мы кинулись в самую гущу боя, понимая друг друга без слов. Мы крошили, рубили и взрывали големов, направляли их атаки против них же самих, оставляли за собой заслоны и щиты, чтобы задержать преследующего нас Эгора — одного-единственного, видать залп Кирутала уничтожил двойника.

Я почувствовал, как тело переполняет полный восторг, рациональная часть разума и инстинкты работают в полной гармонии, дополняя и усиливая друг друга. Я словно прорвался из кокона личинки и расправил крылья, став бабочкой. Если раньше для создания пространственных плетений требовалось время, то теперь хватало лишь намерения и желания, ну а высвободившиеся мощности суперкомпьютера в моём мозгу занялись контролем обстановки, прогнозами и определением целей.

Я почувствовал, что хохочу, упиваясь боем, словно какой-то из коллег Ксандаша или боец Больших Игр. Пространство изгибалось и размывалось, наша команда появлялась каждый раз в новом месте, и огромный объём элир Кениры и Мирены не был препятствием, наоборот, ощущался частью меня самого. Эгор не стоял без дела, он непрерывно атаковал, используя всё новые и новые чары. Но теперь мы являлись теми самыми неуловимыми воробьями, сражающимися с фениксом и выходящими из этой схватки победителями.

Големы закончились как-то внезапно. Вот ещё десяток мгновений назад нам противостоит целая армия, пять мгновений — отряд, а мгновением ранее последняя платформа Кирутал в сопровождении тройки Таагов превращается в груду искорёженного металла. Вот мы разворачиваемся к Эгору и атакуем его всеми имеющимися силами, уже ощущая неизбежную победу.

Ох, сколь же обманчивым оказалось это чувство, сколь же ложными вышли надежды! Я успел лишь заметить на лице Эгора новую довольную улыбку, как на нас обрушился ад.

Галадийр Эгор Рундриг ауф Каапо, как оказалось, не просто превосходил Рагдраже. Мирикеш зря попался в его ловушку и оказался застигнут врасплох. Ничто в моём прошлом не могло подготовить меня к настоящей силе своего бывшего рабовладельца, никакие знания не позволили оценить все его возможности.

Я вновь попытался увести команду из-под шквала атак, но пространство стало медленным и неподатливым, вязким, словно смола. Обрушившиеся на нас удары разнонаправленных стихийных окрасов, сложные каскадные структуры чередовались с таранами огромной силы. Рои почти невидимой мошкары, имеющие не только материальное тело, но и магические плетения, которые комбинировались друг с другом, присасывались к щитам и поглощали их энергию, перестраивая и делая своей.

Мне тоже пришлось развеять аватар, чтобы сосредоточиться на одном теле. Ошеломлённые напором, мы пытались выстоять, колдовали, не жалея элир, выкладывались до последнего. Но этого было мало.

Первым пал Ксандаш. Несколько радужный лучей пробили его защиту, лишь на мгновение задержавшись на прочнейшем доспехе из шкуры одного из самых сильных монстров. По какой-то нелепой иронии атака испепелила руку и ногу, сделав Ксандаша таким же инвалидом, что он и был до нашей встречи, пусть на этот раз пострадали противоположные конечности. Когда в Ксандаша ударил третий луч, сработал Последний Шанс. Вот только та пространственная аномалия, что препятствовала переносу на поле боя, стала преградой и для телепортации. Сработали вспомогательные меры, тело Ксандаша словно очутилось в кристалле чистейшего алмаза, а луч, ударивший ему в грудь, просто бесследно исчез.