Добравшись до деревни еще до наступления темноты, Юля осторожно приблизилась к дому Марго — оказаться замеченной сейчас было сродни смерти, на этот раз настоящей и потому последней. Подойдя к знакомому столбу, она приподняла камень, под которым и прикопала кулон. Она достала украшение и, надев на шею, стала быстро отдаляться от дома, постепенно теряя его в густом, холодном тумане. Стас не отвечал на ее сообщения и звонки, а потому она решила найти его дома, чтобы все объяснить и вместе с ним разобраться со всем тем, что наворотило это давно непопулярное заклятие.

Ржавые открытые ворота встретили ее как и Олю до этого — молча и криво. Мокрая листва, окутанная сумеречной дымкой, угрожающе или, напротив, — предостерегающе, — протягивала к хрупкой фигуре свои тонкие коготки черно-зеленых листьев. Запах озона, смешанный с отчетливо различимым сейчас ароматом древесной смолы, будто бы специально усыплял бдительность или же, напротив, — хотел заставить девочку быть начеку. Осторожно пройдя по первому дворику, Юля вошла во второй. Каменная дорожка рыже-серым цветом приглашала гостью пройти дальше, и чем дальше она шла, тем сильнее становилось новое чувство, только частично напоминающее уже изученный страх. На пороге дома она даже стала сомневаться в адекватности своих действий, ведь там могла оказаться тетя Алена, которая точно не упустила бы свой шанс разрушить проклятие, которое измывалось над ней точно так же, как и над Кириллом.

Осторожно, неуверенно повернув ручку, девочка потянула дверь на себя и оказалась внутри дома Стаса. Неровный пол, как попало застеленный темно-коричневым потертым линолеумом, сильно скрипел от каждого движения, а некогда белые стены с потрескавшейся известкой сейчас неприятно серели в потемках сырого помещения. Сделав еще несколько шагов, Оля заметила проход на кухню, куда и пошла дальше. Тусклый оранжево-желтый свет пыльной лампочки, свисающей с грязных голубых плит потолка, осквернял взгляд, при этом делая кухню еще более грязной, чем она была. Ярко-зеленый гарнитур, никак не сочетающийся с разными цветами стен, был заставлен немытой посудой с остатками еды, которые еще не успели испортиться. Прямо напротив входа в кухню на старой пыльной тумбочке стояло большое зеркало со множеством сколов, детских выцветших и наполовину ободранных наклеек. Оттуда на Юлю смотрела Оля — уставшая, смирившаяся и ненастоящая. А позади Оли почему-то стояла светловолосая женщина, отбрасывая тень на хрупкую спину девочки. Осознание ударило в голову огромным камнем, заставив быстро обернуться.

Алена стояла напротив и с явным недопониманием чужой наглости осматривала гостью.

— Здравствуйте…

— Здравствуйте. — женщина кивнула, после чего нахмурилась. — Не думала, что тебе хватит смелости прийти сюда одной, Ольга.

— Я ищу Стаса. Он…

— Зачем он тебе? Нечего ошиваться возле моего сына, про́клятая девка! — Алена взбесилась и стала приближаться к Оле.

— Но я уже не Оля! — рванув к ней, Юля пихнула женщину, чтобы освободить себе путь к двери. Дернув ручку, она быстро оказалась на скрипучем крыльце.

— Что ты сказала? — женщина сильно схватила девочку за край камуфляжной куртки своего сына, начав перебирать по ней, как по канату, постепенно приближаясь к ее обладательнице.

— Я Юля! — она стала быстро снимать куртку, чтобы убежать отсюда.

— Алена! — раздался едва ли знакомый мужской голос.

С участка дяди Саши бежал тот самый мужчина, который полчаса назад привез ее в деревню. Схватив мать Стаса за руку, он легко оттащил ее от девочки.

— Ты с ума сошла?! — он тряхнул ее, будто бы пытался привести в себя.

— Это про́клятая девка! — она указывала пальцем в сторону перепуганной девочки. — Ее нужно убить!

— Беги отсюда давай! — рыкнул дядя Саша, затаскивая женщину в дом. — Стаса тут нет.

— Не подходи к моему сыну, ведьма! Рыжая ведьма!

Юля бросилась прочь, поскальзываясь на мокрых камнях дорожки. Она не будет искать Стаса и разговаривать с ним. Он все узнает сам, но уже от Оли — так, как и должно было быть всегда. Оля и Стас. Оля и Паша. Оля и Оксана. Оля и ее родители. Оля и жизнь.

Юля и смерть.

На пирс она брела в каком-то мистическом тумане, сотканном из страха и отчаяния. Он слезил глаза, путался под ногами прозрачными лентами, забирался под влажную от мороси одежду, неприятно лапая розовую кожу холодными пальцами. Быстрыми, но неуверенными, почти что вымученными шагами девочка топтала молочный поток, заставляя его растворяться в сумерках. Черное море встретило ее шумным беспокойством плюющихся неприятно-желтой пеной волн. Тяжелое черно-серое небо норовило упасть на воду и смешаться с ней бесконечной темнотой и безжизненным холодом.

Встав на краю пирса, девочка сжала в кулаке уже разогретый кулон. Тонкие веснушчатые руки дрожали, но не от холода. Теплые соленые слезы быстро стекали по Олиной коже, встречаясь на аккуратном подбородке и падая на сжатый кулак. Юля смотрела на мокрою черноту перед собой с ужасом и облегчением одновременно. В воде все началось, в воде все и закончится. Холодный, сильный ветер безжалостно трепал рыжие кудри, заставляя их безобразно липнуть к мокрому лицу. Сжав губы, между которыми оказались чужие волосы, Юля сделала небольшой шаг вперед — этого было достаточно. Черная вода, до этого устрашающе шипящая под ногами, вмиг оказалась вокруг. Теплые, соленые слезы смешались с ледяной и горькой водой моря, исчезнув с Олиных щек — все было так же, как и в прошлый раз. Тело начало сопротивляться воде, по привычке всплыв на поверхность, но Юля быстро прекратила двигаться. Обняв себя Олиными руками, она стала медленно погружаться вниз, вскоре выпустив последний воздух из груди, что неровными шарами моментально устремился вверх — в отличие от нее, у него было чувство самосохранения.

Внезапно возникшая из ниоткуда новая сила вдруг повлекла Олю наверх, к спасительному кислороду. Юля раскрыла глаза как раз в тот момент, когда голова оказалась над поверхностью грязной воды. Горячие, сильные руки вытягивали ее на бетонную поверхность пирса прямо за куртку, которая от воды стала в пять раз тяжелее обычного.

Оказавшись в лежачем положении, Юля медленно подняла голову, не понимая, что только что произошло.

— Что ты творишь, Оля?! — кричал запыхавшийся Стас. Схватив девочку за плечи, он несильно потряс ее. В гиацинтовых глазах скопилась неузнанная никем ранее паника. От начавшего вновь накрапывать дождя они казались полными слез. В груди девочки, которая и без того была обожжена удушьем, засвербело — Оля была обязана увидеть то, что видела сейчас ее сестра.

— Я не Оля… — подняв брови, она с сожалением посмотрела в широко раскрытые глаза. — Чтобы вернуть ее, мне нужно…

— Снова?! Снова умереть на одну секунду? — он вновь тряхнул маленькое тело.

— Навсегда. — из Олиных глаз упали слезы. — Ты помнишь легенду, Стас? Ведьма прокляла семью из-за того, что ее дочь покончила с собой, когда отец Оли влюбился в ее мать.

— Слышал это сто раз. Но у бабки Кирилла не было никакой дочери. Зачем… Оле понадобилось умирать? — он с трудом выдавил из себя знакомое имя, стараясь представить, что перед ним действительно сейчас другой человек.

— Дочь была. О ней все забыли, как и о родителях Оли — они даже с фотографий пропали. И эта дочь была беременна. Умирая, она не дала родиться своей дочери. И потому что Настя добровольно отказалась от души из-за любви, она стала сиреной. Сирены, появляясь, лишаются души. Бабушка не смогла спасти душу Насти, но смогла помочь душе ее дочери. Мне… — Юля виновато смотрела в темные глаза, бегающие от ее правого глаза к левому в поисках здравого смысла, так необходимого скептику вроде него. — Она поместила меня в зеркало. Через Зазеркалье я смогла наблюдать за всеми, почти из любого зеркала и в любое время. Я знала, что однажды моя кровь поможет мне занять место Оли, а потому я всегда следила за ней. Я всегда жила с внушенной мыслью, что она — мой враг и что она заняла мое место. Но теперь, оказавшись в ее теле, я понимаю, что жить ей идет куда больше, чем мне…