— Ты, — выплевывает она, ее брови сводятся вместе, ее рука тянется, чтобы коснуться моей руки, — ты не мертва, — продолжает она обвиняющим тоном.

И в этом-то и заключается проблема. С чего бы ей думать, что я мертва, если она не по колено во всем этом?

— А как бы ты узнала, если бы я умерла? — Я наклоняю голову набок, изучая ее реакцию.

— Ты… — заикается она, и ее руки снова тянутся ко мне, вероятно, пытаясь применить еще несколько наказаний, которые она наложила на меня, когда я была ребенком.

Есть только одна проблема.

Я больше не ребенок.

Я ловлю ее руки в воздухе, поворачивая ее, пока моя рука не оказывается у нее на шее, ограничивая поток воздуха.

— Я думаю, у нас есть некоторые нерешенные проблемы, мать-настоятельница, — шепчу я ей на ухо. — И я бы хотела, чтобы ты сотрудничала, — продолжаю я, хватая четки с пола и оборачивая их вокруг ее шеи, бусины впиваются в ее плоть.

Один взгляд назад, и я жестом приглашаю Влада подойти.

Он небрежно подходит к алтарю, немедленно приковывая конечности матери-настоятельницы к столу.

— И этот демон, — она выплевывает слово, когда видит Влада четче. — Конечно! Я не могла ожидать от тебя ничего другого, связавшись с дьяволом. Я же говорила тебе, не так ли? — она маниакально смеется, — что ты погрязнешь в грехе, — этот монстр насмехается надо мной, и прежде чем я успеваю сдержаться, мой кулак летит вниз и попадает ей в лицо, отбрасывая ее в сторону.

Широко раскрыв глаза, она смотрит на меня так, словно не может поверить, что я только что осмелилась это сделать.

— Ах, но я бы предпочла своего верного дьявола твоему шутливому богу в любое время дня, — я наклоняюсь вперед. — Ты, кто осуждает грехи, но в частном порядке купается в них. Ты, — мои ноздри раздуваются, когда мой гнев нарастает, — имеешь наглость говорить мне, что я погрязла в грехе? Как будто каждый дюйм твоей чудовищной плоти, — я хватаю ее за подбородок руками, крепко держа ее, чтобы она не могла отвести взгляд, — не гниет, пока мы говорим.

— Почему ты здесь, Ассизи? — спрашивает она, ее взгляд встречается с моим — Все еще беспокоишься о том, что тебя бросили? — она смеется, думая, что ее слова причинят мне боль.

Ах, но сегодня вечером у нее будет другое откровение.

Отступая от нее, я просто расстегиваю свою одежду, позволяя ей упасть на землю, чтобы показать артиллерию под ней.

На мне черный латексный костюм, полностью облегающий тело, обеспечивающий свободу движений. На каждом пригодном для использования дюйме к моему телу прикреплен нож или пистолет.

Глаза Настоятельницы расширяются от ужаса, когда она смотрит на меня, в то время как Влад просто присвистывает от восхищения.

— Иди и сделай это, Дьяволица, — подмигивает он мне, и я не могу сдержать румянец, который ползет по моим щекам.

Мне и так было нелегко отбиваться от его приставаний, когда мы готовились, но теперь мне становится очень тепло под его проницательным взглядом, мысль о мести и сексе — в таком порядке — заставляет мое дыхание участиться от волнения.

— Мы знаем о банде торговцев людьми, — начинаю я, садясь перед ней и вытаскивая из ножен один клинок. — Теперь, чего я не понимаю, так это зачем ты ввязалась в это.

Она тяжело вздыхает, поворачивая голову, чтобы не смотреть на меня. Маневрируя лезвием в руке, я подношу его ближе к ее щеке, позволяя острию медленно прижиматься к ее плоти, но все еще не вонзаясь.

— Ты будешь отвечать, или я буду резать?

Она бросает на меня пристальный взгляд, и я вижу намек на страх в ее глазах, даже когда она притворяется вызывающей.

— Пусть будет так, — я пожимаю плечами, позволяя лезвию скользить вниз, пока оно не достигает воротника ее одежды. Нож настолько острый, что не требуется большого давления, чтобы он разрезал материал, и я иду по прямой линии, пока весь лиф не будет широко открыт. Под ним надета сорочка, так что я разрезаю и ее, обнажая ее обнаженную плоть.

Вся ее кожа покрыта мурашками от холода, и на моих губах играет улыбка, когда я продолжаю водить лезвием по поверхности, вводя ее в заблуждение относительно времени, когда я действительно порежу ее.

— Хм, а как насчет Майлза? Откуда ты его знаешь? — я задаю еще один вопрос, и легкое подёргивание ее верхней губы предупреждает меня о том, что я, возможно, задела чувствительное место.

Влад наблюдает за мной, как ястреб, его пристальный взгляд сосредоточен на всем, что я делаю, но он не вмешивается. Во всяком случае, каждый раз, когда я смотрю в его сторону, то он одобрительно кивает мне, что еще больше подстегивает меня.

И поэтому, когда я вижу, как уголок его рта приподнимается, я знаю, что он тоже заметил ее реакцию.

— Вон тот демон, — я указываю на Влада, — научил меня нескольким вещам, — говорю я, вонзая лезвие в верхнюю часть ее груди, — все это включает в себя некоторую степень боли.

Она начинает стонать низким горловым стоном, боль проникает в нее, когда я использую кончик лезвия, чтобы проделать крошечную дырочку прямо над выпуклостью ее левой груди.

Стоны переходят в крики, когда я продолжаю углубляться в значительный кусок плоти, оставляя впадину в ее груди. Кровотечение минимальное, порез острый и эффективный.

— Ммм, Дьяволица, теперь эти хирургические навыки, — он подносит пальцы к губам в поцелуе, одобряя мой метод.

— Давай попробуем еще раз, — говорю я, давая ей небольшую передышку от боли, поскольку у меня действительно есть на нее грандиозные планы. Все это будет включать в себя некоторые вещи, из-за которых я страдала на протяжении многих лет. — Расскажи мне о Майлзе, — повторяю я.

Она направляет свой злобный взгляд на меня, и на мгновение я сомневаюсь, что она будет сотрудничать. Но когда ее тело начинает медленно трястись от страха или боли, то я знаю, что она у меня.

— Он координирует пересадку, — бормочет она, почти задыхаясь от своих слов. — Он предоставляет оборудование и медицинский персонал, — продолжает она, и я поднимаю глаза, чтобы встретиться взглядом с Владом.

Эти слова не произнесены вслух. Все в точности так, как мы предполагали.

— А кто отвечает за финансовую сторону? — спрашиваю я, отмечая легкий одобрительный кивок Влада в ответ на мой вопрос.

— Я не знаю… — она качает головой. — Я клянусь. Я имела дело всего с несколькими людьми, которые были его посредниками. Именно они контролируют логистику, в то время как Майлз занимается фактическими пересадками.

— Кто же тогда посредники?

Ее глаза бегают по комнате, прежде чем она произносит два имени.

— Гуэрра и Ластра, — шепчет она, и мои собственные глаза расширяются.

Я быстро поднимаю глаза и вижу, что у Влада такое же выражение недоверия, особенно после того, как Марчелло заверил нас, что финансовые дела Гуэрра в порядке.

— Может быть, Бенедикто не так прозрачен, как хочет казаться, — комментирует Влад из угла.

— Бенедикто? — Мать-настоятельница хмурится, — Нет, нет. Только не Бенедикто. Франко Гуэрра и Николо Ластра. Это были те, кто координировал все, что здесь происходило, — говорит она.

— Так вот, в это, — Влад обходит меня, кладя руку мне на плечо, — я верю. Но оба уже мертвы, так с кем же ты общаешься? — он поднимает бровь.

Настоятельница быстро моргает, удивленная, что ее поймали на этой единственной лазейке.

Все ее тело становится жестким, губы поджаты, она отказывается продолжать говорить.

— Интересно, — отмечает Влад, молча призывая меня продолжать.

Встав, я обхожу алтарь, отмечая различные предметы, расставленные на столе. Коварная улыбка появляется на моем лице, поскольку у меня есть точный метод заставить ее говорить.

Взяв со стола старую масляную лампу, я разбираю ее и вижу, что внутри осталось немного масла. Затем, взяв зажженную свечу, я снова плюхаюсь перед матерью-настоятельницей.

Дыра в ее груди выглядит зловеще, но она недостаточно глубока, чтобы достать до кости.

Это скоро решится.