— Да, сэр, — отвечаю я, и он приглашает меня на стул рядом с собой.

Я сажусь, стараясь не обращать внимания на то, как моя грязная одежда или еще более грязное тело пачкают блестящую кожу, и как Майлз раздувает ноздри, уловив мой запах.

В конце концов, кто виноват в моем плачевном состоянии?

— Я наблюдал за тобой, Влад, — Майлз скрестил ноги, вытянув руки вперед и положив подбородок на ладони. — И я думаю, что ты скрывал от меня свой потенциал.

— Я не знаю, сэр. — отвечаю я, стараясь казаться озадаченным его вопросом.

— Вот, — говорит он, грубо хватая мою недавно зашитую руку. Я внутренне вздрагиваю от боли, но внешне я этого не показываю.

Я просто моргаю один раз, глядя на Майлза и показывая ему именно то, что он хочет увидеть — никакой реакции.

— Я думал, что твоя сестра была выше среднего. Но ты, мой мальчик, — присвистнул он, — ты можешь стать моим маленьким чудом.

— Для чего это, сэр? — спрашиваю я, прежде чем могу помочь себе.

Он сужает глаза и усмехается.

— Любознательный ум. Мне это нравится, — говорит он, встает со стула и велит мне следовать за ним.

Нажав несколько кнопок на клавиатуре, он открывает еще одну дверь в задней части офиса. Когда мы входим в комнату, то я вижу компьютеры и другие машины, окруженные рядами книг.

— Интересно, но ты первый, кто спрашивает меня о цели, — замечает он, и я могу сказать, что в его голосе звучит скрытое удовольствие.

Он останавливается перед огромной доской, вся поверхность которой исписана белыми знаками.

— Это, — тянется он к бумаге, опуская ее вниз и показывая мне иллюстрацию, — мозг, — начинает объяснять он. — А это, — он указывает на область в центре, — миндалина. Проще говоря, она регулирует некоторые из основных эмоций человека — в частности, страх.

Он ходит вокруг, увлеченно болтая.

— Понимаешь, есть люди, психопаты, у которых миндалина функционирует не полностью, и поэтому они не могут чувствовать то, что чувствуют обычные люди. Они не знают страха и не знают угрызений совести. Но есть одна загвоздка. Психопаты непредсказуемы. Слишком непредсказуемы, — бормочет он себе под нос.

Он останавливается, и я жду, когда он продолжит, любопытствуя, к чему все это.

— Но есть и такие люди, как ты. Посредники, — говорит он, его рот изгибается вверх. — Твои миндалины развиты таким образом, что, хотя ты не так далеко зашел, как психопат, но ты также не совсем нормален.

— Вы имеете в виду, что мои эмоции не такие сильные, — комментирую я.

— Верно и… неверно. Я долгое время изучал ваш вид, — ухмыляется он, — Я старше, чем кажусь, — подшучивает он. — И, хотя не все особи одинаковы, я заметил одну закономерность. Нет недостатка в чувствах как таковых, но есть разница в том, что вы можете чувствовать. Все люди разные, — пожимает он плечами. — Кто-то не знает любви, кто-то не знает ненависти, а кто-то просто не знает страха.

Он полностью поворачивается ко мне.

— Конечно, меня интересуют только те, кто не знает страха. Видишь ли, страх — одна из худших человеческих черт. Приемлемая, с точки зрения эволюции. Но не с точки зрения наемника, — он озабоченно постукивает ногой, — но для того, что я задумал, это необходимая черта.

— Что вы имеете в виду?

— Суперсолдаты, — ухмыляется он. — Идеальное человеческое оружие, которое не знает ни страха, ни, — он кивает на мою руку, — боли. Машина-убийца, если хочешь.

— А как насчет угрызений совести? Разве у одних людей они есть, а у других нет? — спрашиваю я, его теория будоражит что-то внутри меня. При всем моем безразличии к этому человеку за то, что он причинил боль моей сестре, я не могу не быть заинтригованной тем, как работает его разум.

— Умно, — его рот приоткрывается, — мы просто стираем это из тебя. По одному шагу за раз, — он подходит ближе, пока не садится прямо передо мной. — И ты, мое маленькое чудо, можешь стать моим призом.

— Я?

— Ты думаешь, я не наблюдал за тобой до сих пор? Твои интеллектуальные качества безупречны. Но я никогда не был уверен в твоих физических и эмоциональных способностях, — весело говорит он, — до сих пор.

Он задумчиво поглаживает свою челюсть, прежде чем добавить: — И если твоя физическая форма лучше, чем я надеялся, то остается только одно.

Он останавливается, и я поднимаю голову, чтобы посмотреть на него.

— Твои эмоции. — радостно заявляет он, давая мне мое первое в жизни задание.

— Покажи мне, как я ошибался в тебе, Влад, и вместе мы завоюем мир, — говорит он мне, после чего меня снова ведут в камеру.

Первое, что я вижу — Ваня гладит Лулу, ее черты лица светлые впервые за целую вечность. И во мне нарастает дилемма.

Забрать у нее счастье или забрать ее боль?

Но в этот момент я знаю, что есть только один правильный ответ.

Я закрываю себя, топая к ней, вцепляюсь пальцами в шерсть Лулу и вырываю его из ее рук. Сделав несколько шагов к середине комнаты, чтобы обеспечить камере наилучший обзор, я поднимаю свои безэмоциональные глаза на красный объектив.

Поднимая одной рукой сопротивляющуюся Лулу к камере, другой я нащупываю его шею. Найдя подходящий захват, я болезненно выкручиваю шею, пока не слышу треск.

Неподвижное тело Лулу падает на землю, и я отключаю все.

Крики Вани, ее осуждение, а больше всего ее мелкие удары, когда они врезаются в мою кожу.

Я просто блокирую все.

В этот день на свет появляется маленькое чудо Майлза.

Машина-убийца.

Глава 26

Влад

Я резко проснулся, пот прилип к моей коже, пока я мысленно воспроизводил события из своего сна.

Черт, но это было хуже, чем я себе представлял. Намного хуже. И почему-то я уверен, что этот сон — один из самых спокойных.

С тех пор, как я вернулся из Перу, мои сны служат мне воспоминаниями, иногда память острая, как сегодня, иногда тусклая. Тем не менее, каждый кусочек головоломки движется в одном направлении.

Я был игрушкой Майлза. И Ваня должна была заплатить за то, что стала бесполезным экспериментом.

Мои кулаки сжимаются, когда я осознаю, что случилось с моей сестрой, в голове звучат громкие голоса, в груди клокочет боль.

Черт.

Мне нужно убираться отсюда.

Я смотрю на спящую Сиси, даже сейчас ее тело ищет мое, с ее губ срывается вздох, и я вспоминаю, за что я борюсь. Я обещал, что никогда не оставлю ее, и я не собираюсь разочаровывать ее снова.

Даже если мне придется убить часть себя, чтобы это произошло.

Я уже чувствую, что поскальзываюсь, и мои руки липкие от крови. Раскрывая ладони перед собой, я делаю несколько попыток, прежде чем мои глаза видят реальность, а не очередной фантом, порожденный моим больным разумом. Я моргаю, и пустые руки становятся кровавыми, а потом снова становятся нормальными и снова кровавыми.

Проклятье!

Мое зрение затуманивается, и, хотя я знаю, то, что я вижу, являются ложью — миражом, но я не могу не сомневаться в себе.

Мои руки липкие, и пот, прилипший к пальцам, напоминает сочащуюся кровь, окрашивающую их после каждого убийства.

Осознав, что я иду по пути невозврата, я быстро выхожу из комнаты, надеясь, что Сиси не заметит моего отсутствия.

Возможно, я не хочу этого признавать, но я все еще представляю для нее опасность, и я никогда не сделаю ничего, что может причинить ей вред.

Я уже причинил ей столько боли, что хватило бы на всю жизнь, и это настоящее чудо, что она меня простила. Я не собираюсь ставить под угрозу все это.

Поскольку я покинул Перу раньше, чем ожидалось, мне пришлось отказаться от некоторых лекарств, прописанных Эль Вьехо. Вместо этого он дал мне несколько рекомендаций о том, как взять мои приступы под контроль.

— Пойми источник, и ты узнаешь ответ, — загадочно сказал он.

Но понять источник не так-то просто, когда человек не может его вспомнить.

Сны и воспоминания о времени, проведенном с Майлзом, дали мне некоторое представление о том, что там происходило. Он пытался сделать из меня идеальную машину — убийцу, и поэтому я могу только представить, каким тренировкам, как умственным, так и физическим, он меня подвергал. Конечно, мои шрамы показывают одну сторону истории, и, учитывая то, что я помню сейчас, я убежден, что большинство из них — результат его попыток приучить меня к боли.