Теперь уж конец нельзя было отодвинуть на долгое время. Воздух был тяжел и ужасен. Он был отягощен углеродом, и кислород едва мог пробить себе выход, так велико было давление. Стоя на диване, можно было получить глоток более чистого воздуха, но удушливые испарения понемногу поднимались кверху.

Профессор Маракот с видом покорности сложил на груди руки и опустил голову на грудь. Газ уже одолел Сканлана и он лежал на полу. У меня у самого кружилась голова и я ощущал невыносимую тяжесть в груди. Я закрыл глаза и чувства стали быстро меня покидать. Потом я раскрыл глаза, чтобы в последний раз взглянуть на мир, из которого я уходил, и тут я вскочил на ноги с хриплым криком удивления.

Через иллюминатор к нам заглядывало человеческое лицо.

Был ли это мой бред? Я схватил за плечо Маракота и сильно потряс его. Он выпрямился и онемел, пораженный этим видением. Если он видел его так же хорошо, как и я, то оно не было игрой воображения. Лицо в иллюминаторе было длинное и худощавое, смуглое, с короткой, заостренной бородкой, и два живых, черных глаза устремляли туда и сюда быстрые вопросительные взгляды, охватывавшие и нас, и все кругом. На лице человека было выражение величайшего удивления. Все наши огни были теперь зажжены, и в этой комнате Смерти его взглядам представилась, вероятно, действительно странная и живая картина. Один человек лежал без чувства, а два других сверкали на него глазами. Лица их были судорожно искажены, как у умирающих от удушения людей. Мы оба держали руки у горла и наши тяжело поднимающиеся груди говорили о нашем отчаянии. Человек сделал движение рукой и поспешно удалился.

— Он бросил нас! — воскликнул Маракот.

— Или пошел за помощью. Давайте поднимем Сканлана на диван. Там, внизу, для него смерть.

Мы втащили механика на диван и подняли голову на подушки. Лицо его посерело и он бормотал в бреду, но пульс его все еще был ощутим.

— Для нас еще есть надежда, — прохрипел я.

— Но. ведь, это безумие! — воскликнул Маракот. — Как может человек жить на дне океана? Как он может дышать? Это коллективная галлюцинация. Мой молодой друг, мы сходим сума.

Глядя в иллюминатор на безнадежный, пустынный, серый пейзаж в печальном призрачном свете, я почувствовал, что Маракот мог быть прав.

Потом я вдруг заметил движение. В далеких водах мелькали тени. Они уплотнялись и сгущались в движущиеся фигуры. Толпа народа спешила по дну океана, направляясь к нам. Минуту спустя они собрались перед иллюминатором и указывали на нас, и жестикулировали, и оживленно спорили. В толпе было несколько женщин, но больше было мужчин. Один из них, — внушительная фигура с очень большой головой и густой черной бородой, — был, совершенно очевидно — человек, пользующийся авторитетом… Он быстро оглядел нашу стальную оболочку и, так как основание ее выдавалось над местом, на котором мы осели, то он мог увидеть, что в дне ее находился завинченный люк. Человек теперь послал назад гонца, а нам стал делать энергичные и повелительные жесты, чтобы мы открыли дверь извнутри.

— Почему не открыть? — спросил я. — Нам все равно, — потонуть или задохнуться. Я не выдержу так больше.

— Мы можем и не потонуть, — сказал Маракот. Вода, проникая снизу, не может подняться выше уровня сжатого воздуха. — Дайте Сканлану водки. Надо, чтобы он сделал усилие, даже если оно и будет последним.

Я влил механику в рот водки, он глотнул и огляделся удивленными глазами. Мы оба подняли его на ноги на диване и стояли по обе его стороны. Он еще был в полубессознательном состоянии, по я объяснил ему в нескольких словах наше положение.

— Есть возможность отравления хлором, если вода достигнет батарей, — сказал Маракот. — Откройте все трубы с воздухом. Чем большего давления мы можем достигнуть, тем меньше войдет воды. Теперь помогите мне, когда я буду давить на рычаг.

Мы налегли всей нашей тяжестью и подняли круглую плиту со дна нашего маленького домика, хотя я при этом и чувствовал себя самоубийцей. Зеленая вода, сверкающая и блестящая под нашими огнями, стала вливаться, булькая и волнуясь. Она быстро поднялась до наших ног, до колен, до пояса, и тут остановилась. Но давление воздуха было невыносимо. В головах у нас шумело и барабанная перепонка готова была лопнуть. Долго мы не могли бы прожить в такой атмосфере. Только крепко хватаясь за сетки на верху, спасались мы от падения в воду под нами.

С высоты, на которой мы находились, мы уже не могли смотреть в иллюминаторы, не могли себе и представить, какие шаги предпринимались для нашего спасения. Действительно, мысль, что какая-нибудь настоящая помощь может притти к нам, казалась совершенно невозможной, и все же в этих людях была какая-то сила и уверенность в себе. Особенно это чувствовалось в их широкоплечем, бородатом предводителе, и это внушало смутные надежды. Вдруг мы заметили его лицо, глядящее на вас снизу сквозь воду и, мгновение спустя, он прошел через круглое отверстие и вскарабкался на диван, так что стоял теперь рядом с нами. Это была короткая, приземистая фигура, не выше моего плеча. Он осматривал нас большими, темными глазами, в которых было выражение какой-то веселой самоуверенности, как бы говорившее:

— Бедняги! Вы думаете, что попали в очень плохое положение, но я то отлично вижу выход из него.

Я только теперь заметил очень странную вещь. На человеке, — если он только был такое же человеческое существо, как и мы. — была надета прозрачная оболочка, закрывавшая его голову и тело, оставляя свободными руки и ноги. Оболочка эта была так прозрачна, что никто не мог ее разглядеть в воде, но теперь, когда он был в воздухе, рядом с нами, она блестела, точно серебро, оставаясь прозрачной, как тончайшее стекло. На каждом плече внутри защитного футляра у него было странное закругленное возвышение. Оно было похоже на продолговатую коробку со множеством отверстий в ней и придавало человеку такой вид, точно на нем были эполеты.

Когда наш новый знакомый присоединился к нам, в отверстии внизу появилось лицо другого человека, который бросил нам нечто, похожее на большой стекляный пузырь. Три таких пузыря, один за другим, были поданы через отверстие и плавали на поверхности воды. Потом наверх были переданы шесть небольших коробок, и наш новый знакомый, приделанными к коробкам ремнями прикрепил их по одной к каждому нашему плечу, и наши плечи стали теперь выше, как и у него. Я уже начал предполагать, что в жизни этих странных людей не было нарушений естественных законов и что тогда, как одна коробка производила по какому-то новому способу воздух, другая поглощала отработанный. Человек надел нам теперь через головы прозрачные одеяния и мы почувствовали, что они крепко охватили нас в верхней части рук и на поясе эластичными перевязками, так что вода не могла проникнуть через них. Внутри мы дышали совершенно легко, и для меня было радостью видеть, как Маракот смотрел на меня из-за этой оболочки, поблескивая глазами, как в былые дни из-за очков, а широкая улыбка Биля Сканлана успокоила меня, что кислород сделал свое дело.

Наш спаситель смотрел со спокойным удовлетворением то на одного, то на другого из нас, и потом сделал на и знак следовать за ним через люк на дно океана. С дюжину услужливых рук протянулось, чтобы поддержать наши первые неверные шаги, в топкой тине.

Даже теперь я не могу не поражаться этому чуду! Мы стояли все трое, совершенно невредимые, и отлично себя чувствовали на дне пятимильной водной бездны. Где было это ужасающее давление, питавшее воображение такого множества ученых? На нас оно действовало не больше, чем на изящных рыбок, реющих вокруг нас. Правда, насколько это казалось части наших тел, мы были защищены этими тонкими стекляными колоколами, которые на самом деле были прочнее самой крепкой стали, но даже наши члены, которые были открыты, чувствовали не больше, чем крепкий охват воды, на который со временем привыкали не обращать внимания. Было так странно стоять всем вместе и смотреть назад на оболочку, из которой мы вышли. Электрические батареи мы оставили в действии и клетка наша казалась такой удивительной с потоками желтого света, изливавшегося с каждой из ее сторон.