Нет, без сомнения, Арифов начал и до самого своего исчезновения продолжал спускаться по этой тропинке следом за Ахтемом. Мог ли он свернуть по дороге в сторону? Трудно предположить. Зачем? Если для того, чтобы сократить путь, то это только можно сделать там, где голое место, где нет кустов, которые почти все в Крыму колючие и всем им одинаково подстать имя «держи-дерево». Сокращать же путь по голым каменным россыпям опасно, так как легко поскользнуться и упасть, и, кроме того, это верный способ обсыпать тропинку и сделать в конце концов ее непроходимой. Татары слишком дорожат своими горными дорогами, и я сколько раз был свидетелем, как проводники воевали с русскими туристами, не желавшими аккуратно следовать всем извилинам тропинки.

Итак, Арифов пропал на узкой полосе земли, спускающейся зигзагами от вершины горы до первой ровной площадки. По ведь вчера, в продолжение нескольких часов, все здесь обшаривали и ничего не нашли. Однако пропавший татарин должен быть здесь. Хотя бы потому, что его нет там, где он мог бы быть, а во всех других местах он быть не может. Эту загадку я решил разгадать во что бы то ни стало. Меня охватило даже какое-то остервенение, и без Арифова, живого или мертвого, я решил горы не покидать.

Сломав себе кизилевую палку, я медленно спустился по тропинке, ощупывая каждую пядь земли, вглядываясь в кусты и то и дело останавливаясь и возвращаясь по своим следам обратно. Ахтем шел сзади и рассказывал мне про каждый изломанный куст, про каждый след на траве, про каждый сдвинутый камень — кто и когда это изломал, примял или сдвинул. Оказалось, что все это сделали во время поисков, а до того здесь все было в нормальном состоянии.

Также старательно я ощупал и обнюхал площадку, где останавливался Ахтем с коровой, чтобы убедиться, что Арифов не мог здесь обогнать Ахтема и пробежать дальше вниз незамеченным. Заставив Ахтема снова рассказать мне всю историю, я полез обратно в гору. На всем своем протяжении тропинка была вполне крепка и предполагать под ней какую-нибудь западню не приходилось.

Тебе, наверное, нелепой кажется и самая мысль о западне, но, дорогой мой, ведь я же знал, что Арифов летать не умеет, на земле его нет, значит, он мог быть только под землей. И, как увидишь дальше, мои предположения сбылись.

По каким образом найти то место, где Арифов провалился сквозь землю? Долго я ломал себе голову, и внезапно дикий, и в то же время блестящий план мелькнул в голове.

— Где вы нашли корову? — спросил я Ахтема.

Он показал.

— Вона: куст глодал! Видишь — об кусанный!

Я бегом бросился туда и по дороге закричал:

— Скорей, скорей, Ахтем! Вообрази, что ты опять гонишь эту корову вниз, как тогда! Понимаешь? Гони ее, гони скорей палкой! Вот она стоит! Она не хочет итти! А я — Арифов! Я побегу за тобой! Да беги же, говорю тебе, беги, как тогда бежал.

Первое время Ахтем, ничего не понимая, выпученными глазами смотрел ни меня. Но вдруг все понял, сорвался с места и, размахивая палкой, со всех ног побежал к кусту.

— Эге! Но! — кричал он, и, скача кругом куста, гнал оттуда воображаемою корову.

— Пошла, пошла! — орал я, чувствуя, как что-то напряженно дрожит во мне, и боясь, как бы Ахтем какой-нибудь оплошностью не сорвал весь мой план.

Не переставая кричать, Ахтем стремглав понесся по тропинке.

— Я — Арифов, я — Арифов! — твердил я себе, — я пришел сюда за коровой, вон ее Ахтем погнал! Она скачет галопом и кисточка ее хвоста болтается в воздухе! Я бегу за ней — я — Арифов!

Дико, как в исступлении, крича и прыгая с камня на камень, Ахтем все быстрей и быстрей бежал вниз по тропинке. Я не отставал от него.

Наш бег был настолько быстр, что у меня даже стали заплетаться ноги и я еле успевал выбирать для них такие места, чтобы не поскользнуться.

Повороты на извилинах тропинки были очень крутые. Несмотря на мои резиновые подошвы и немалую ловкость, выработанную долголетней жизнью в горах, я то и дело скользил.

Так продолжалось почти до самой площадки. К этому времени темп нашего бега сделался таким бешеным, что от мелькания деревьев, кустов и камней у меня зарябило в глазах, и я почти не соображал, как бегу и куда ставлю ноги. И вот, не помню верно, не то перед последней, не то предпоследней излучиной тропинки я вдруг почувствовал, что не могу повернуть. Поворот в нескольких шагах, а я бегу быстро и ноги уже настолько не в моей власти, что я должен неминуемо пробежать мимо поворота, прямо — в кусты, и, таким образом, против своей воли сократить зигзаг тропинки. Больше того, я чувствовал, что и Арифов должен был поступить так же. Ведь весь мой план, как ты, надеюсь, уже догадался, и заключался в том, чтобы на время поставить себя на место Арифова, как бы перевоплотиться в него; бежать с горы так же, как он бежал, попасть, таким образом, на то место, где он пропал и, следовательно, ценою собственного исчезновения разгадать всю эту таинственную историю. Итак, попытавшись все-таки не безуспешно, повернуть, я ринулся прямо через кустарник. Как ни быстро я бежал, я все-таки успел заметить, что ветки здесь сильно обломаны, а трава так совсем примята.

До следующего зигзага тропинки было не больше 3-х саженей. Если бы я добежал до него, я бы оказался впереди Ахтема, который продолжал гнать свою несуществующую корову, аккуратно следуя всем извилинам тропинки.

Но этого не случилось.

Перепрыгнув, чтобы не исцарапаться, через куст и потом снова опустившись на землю, я вдруг почувствовал, что земля подо мной подалась, и, раньше чем я успел что-либо сообразить, я ухнул куда-то в глубину, по дороге больно стукнувшись о ствол дерева.

Несколько минут я был без сознания. Первым моим впечатлением, когда я очнулся, было ужасающее зловоние. Воняло сразу всеми самыми отвратительными запахами. Невольно я заткнул нос рукой и попытался дышать через рот, но и во рту осаживался этот смрад, и мне страшно было проглотить слюну.

Второе впечатление, когда я открыл глаза, была абсолютная темнота. Вытягивая руки в сторону, я мог нащупать неровные липкие каменные стены, а под собой чувствовал настил из толстых веток.

Сначала мне казалось, что я задохнусь в этом воздухе. Но скоро я немного свыкся, а когда сообразил, что нахожусь на верных следах пропавшего Арифова, мое настроение совсем поднялось. Ощупав себя, я убедился, что никаких повреждений у меня нет. Просто падение меня ошеломило.

Я достал из мешка свечку и зажег ее. Она загорелась нехотя и только маленьким колеблющимся пламенем: в этом воздухе было слишком мало кислорода. Но и при таком тусклом освещении я мог различить, что я нахожусь в узкой конусообразной яме, закрытой сверху каким-то сложным приспособлением из гнутых прутьев. Очевидно, это была само-захлопывающаяся крышка, которая пропустила меня так же, как и Арифова, и потом закрылась. Стены были совершенно голы и на них блестели в отблесках пламени маленькие капли просачивающейся воды.

Осмотрев пол этой ямы, действительно сделанный из веток и палок, я нашел в нем отверстие. Но как только я попробовал заглянуть в него, свечка потухла, и сам я должен был отскочить на два аршина в сторону. Если здесь воздух был скверный, то там, внизу, он был просто убийственный. Чтобы только как-нибудь облегчить работу своему обонянию, я завязал нос и рот платком.

С большим трудом удалось мне снова зажечь свечу и заглянуть в отверстие. Все, что я мог увидеть, это было несколько ступенек старой полуразвалившейся лестницы. Решив довести начатое дело до конца, я осторожно стал спускаться по ней. Одна ступенька подо мною обломилась, но я успел во время повиснуть на руках и удержаться. Наконец, я почувствовал под собой твердую почву. Так как одна свеча давала слишком мало света, я зажег еще вторую и при их свею увидел, что нахожусь в начале корридора, узкого, но настолько высокого, что можно итти во весь рост, не сгибаясь, — корридора, который уходит к уду-то в гору, немного вниз.

Все мое приключение было настолько необычным, что я просто потерял способность соображаю и совершенно не помню, сколько времени я шел по этому корридору. Я только вспоминаю, что меня пугали капли воды, с гулким щелканием падавшие на каменный пол, а из всех щелей с удивлением выглядывали не то пауки, не то тараканы Под потолком, по нескольку в ряд, черными мешечками висели спящие летучие мыши. Корридор все время заворачивал немного вправо.