Какой, однако, амбициозный засранец этот Шиногару! Ни в коем случае даже думать не хочу о нём в негативном ключе. Этот человек мне нравится. Он уцепился за двух сотрудников, которые могут продвинуть его проекты вверх. И я разделяю его мотивы.
— Я только «за», Рюсэй-сан, — ответил я. — Выделять на это время я смогу. Однако, мы с вами не закончили разговор. Вы спрашивали, как заставить информацию из органического нерва передаваться в искусственный? Или вы уже забыли свой вопрос?
— Я его никогда не забуду, — заявил Шиногару Рюсэй. — Потому что это главный вопрос, который мы с коллегами пока что никак не можем решить.
— Могу я воспользоваться вашей доской? — спросил я.
— Да, пожалуйста, — пожал плечами Шиногару. — А что вы хотите изобразить?
Я взял в руки несколько маркеров, а затем произнёс:
— Ответ на ваш вопрос, Рюсэй-сан.
Шиногару вместе с Казумой притихли. Я приступил к изображению своей идеи, и абсолютная тишина нарушилась лишь один раз, когда мои коллеги перетаскивали стулья, чтобы занять место напротив доски.
— Итак! — произнёс я, когда закончил свой рисунок. — Перед вами строение нерва в разрезе. Хочу на всякий случай напомнить, как он выглядит, чтобы вам было проще уловить мою мысль.
На доске был изображён многократно увеличенный в размере нерв.
— Одна из главных составляющих нерва — это его оболочка. Как вы оба понимаете, она играет важнейшую роль. Наш организм научился создавать идеальную изоляцию — миелиновое волокно. Именно им окружены пучки нервов. Точно так же, как провода в любом устройстве окружены резиной. Это позволяет избежать распространения электрического тока в разные стороны и упорядочить его течение в одном направлении, — произнёс я.
— Это нам известно, — кивнул Шиногару Рюсэй. — Это известно даже школьнику, который не ленится учить биологию. Как нам может помочь эта информация?
— Потерпите немного, Рюсэй-сан, — попросил я. — Скоро вы всё поймёте. А я продолжу. Изоляция в виде миелина окружает пучки нервных волокон, которые окружены ещё одним слоем миелина. Другими словами, нерв — это не провод. Это — кабель. В кабеле точно так же содержатся изолированные друг от друга проводящие ток жилы.
— Тендо-сан, можно чуть медленнее, — перебил меня Казума. — Я записываю.
— Вам это не нужно, — отмахнулся Шиногару. — Достаточно знать, как программировать начинку протеза.
— Нет, не соглашусь, — помотал головой я. — Как он может запрограммировать начинку, если не знает работу всей структуры? Роль Казумы в данном процессе — это роль творца, который управляет генами. А гены — это компьютерный код в прошивке устройства.
— Я обязательно буду совершенствовать свои знания! — воскликнул Казума.
Видимо, пытался произвести впечатление на Шиногару.
— Ещё в нерве проходят миниатюрные сосуды, которые его питают. Но для искусственного нерва эта информация нам не пригодится, — продолжил я. — А теперь перейдём к главному вопросу — как объединить органический провод с проводом, созданным руками человека. Скажите, Рюсэй-сан, с какими проблемами вы сталкивались? Дайте отгадаю, рука человека передаёт один импульс, а протез регистрирует совсем другой? Не так чисто и качественно, как хотелось бы, верно?
— Мысли мои читаете, Тендо-сан, — удивился Шиногару. — Как вы это поняли?
— Потому что я знаю, где здесь ошибка, — отметил я. — Решите этот недочёт — и увидите результат. Сразу же.
— Не томите, что нужно сделать? — настоял Шиногару Рюсэй.
И тут мне пришлось замолчать. Просто взять и выложить ему решение проблемы? А что, если после этого он откажется принимать нас двоих к себе на работу? Воспользуется готовой идеей, которую я придумал — и всё.
Сомневаюсь, что Шиногару Рюсэй пойдёт на такое. Он кажется мне порядочным человеком. Но перестраховаться стоит. Однако нельзя давить на него слишком сильно. Достаточно лишь дать ответ на вопрос, но умолчать о самом главном. О том, что знаю только я.
— Миелиновое волокно у всех людей сильно отличается, — отметил я. — Его толщина запрограммирована генетически. Другими словами, один протез не может подойти всем людям сразу. Его придётся подгонять индивидуально. Иначе информация из нерва будет передаваться некачественно у восьмидесяти процентов пациентов.
— Так… — задумался Шиногару. — То есть, нужно подогнать проводимость в проводах под показатели, которыми характеризуется нерв… Но как это сделать?
— А вот на этот вопрос, Рюсэй-сан, — произнёс я, надев крышечку на маркер, — я расскажу только после того, как мы с Казумой-саном будем устроены в вашу клинику.
Шиногару Рюсэй раздражённо цыкнул и вскочил со стула. Мужчина ходил туда-сюда по своему кабинету, после чего взмахнул руками и произнёс:
— Хорошо, Тендо-сан! Ваша взяла. Вы меня убедили! Оформить часть документов мы можем уже сейчас. Но после Нового года я буду ждать вас обоих. Казума-сан будет работать под моим началом регулярно, а вы поможете мне развить недостающие части механизма. Идёт?
— Более чем, Рюсэй-сан, — улыбнулся я. — Вот увидите — вы не пожалеете. Как только праздники закончатся, я сразу же приеду к вам, чтобы рассказать о своих идеях.
Шиногару Рюсэй отсканировал наши документы, и мы подписали первые договоры. Собеседование прошло успешно. Фактически, Кацураги Казума уже стал сотрудником «Протезы Шиногару». Осталось только провести оставшиеся документы через отдел кадров и уволиться из клиники «Ямамото-Фарм». Со мной дела обстояли куда проще. После новогодних праздников я подпишу договор и стану внештатным сотрудником. Тогда-то я и расскажу Шиногару Рюсэю о своей идее.
Домой мы отправились на такси. К вечеру пробки стали ещё плотнее, поэтому времени на разговор с братом у меня оказалось в два раза больше. Казума без умолку болтал о том, как ему удалось обхитрить алгоритмы компьютера, внедрённого в протез. И лишь через час своего монолога он спросил:
— Тендо-кун, а мне-то расскажешь, в чём заключается твоя идея?
— Рассказать могу. Но я должен быть уверен, что ты никогда и никому об этом не скажешь, — предупредил его я. — Шиногару Рюсэй должен узнать эту схему исключительно от меня — и точка.
Иначе расклад может быстро измениться. Я перестану быть ему нужен, а вместе со мной отпадёт и потребность в работе с Казумой.
— Даю тебе слово, Тендо-кун. Никому не расскажу! — пообещал он и протянул мне свой мизинец. — Это обещание.
Я понятия не имел, что он хочет этим показать. Видимо, какая-то японская традиция, о которой мне ничего не известно. Я взял мизинец Казумы своим мизинцем, после чего брат тут же затряс моей рукой, приговаривая:
— Если я совру, то проглочу одну тысячу иголок, и отрежу палец!
А-а! Теперь я понял, что он имеет в виду. Это стандартное японское обещание. Звучит жестоко, но смысл в нём есть — и он не менее странный, чем сам текст клятвы.
Я слышал об этом. Под съеданием тысячи иголок японцы подразумевают не обычные иглы, а поедание рыбы-ежа, которые здесь именуют «харисэнбон». Для человека она смертельно ядовита. Уверен, что в феодальной Японии такое на самом деле практиковалось, а до современности дошёл один лишь чудной ритуал.
— Хорошо, раз уж тысячу иголок съешь, тогда я тебе точно верю, — рассмеялся я. — На самом деле всё просто, Казума-кун. Нужно взять образец нерва и на его основе настроить проводящие пути в протезе. Сопротивление, силу тока, напряжение, частоту — всё должно соответствовать. А для этого нужно изучить миелиновое волокно у пациента, которому прикрепляется протез.
— Но разве это возможно сделать? — нахмурился Казума. — Тогда ведь придётся отрезать часть нерва!
— Её в любом случае придётся отрезать, — ответил я. — Конец нерва после ампутации уже не функционирует. Эту омертвевшую часть придётся отрезать, взять кусочек здорового нерва, быстро его изучить, а затем настроить проводники и сразу же присоединить руку. Всё это должно проводиться разом, как одна операция.