— Это мы изображали Bananarama[49], — поясняет мама. — Или кого-то в этом роде, неважно. В том семестре мы организовали музыкальную группу.
— Ты играла в ансамбле? — поражается отец. — То есть я — фактически фанат звезды?
— Мы назывались "Кисло-Сладкие". — Мама смеется, качая головой. — Я играла на клавишных — ну как играла? Я занималась фортепиано, и мы решили, что уж с синтезатором-то точно справлюсь, но вообще-то получалось отвратительно. А Ди умела играть только на фолк-гитаре, и никто из нас толком не знал музыкальной грамоты, так что в итоге звучали мы кошмарно, но зато отлично проводили время.
Холли не может оторваться от фотографии. Девушка на фото не обычный человек из плоти, ее ноги не стоят прочно на незыблемой жизненной почве; это фантастический фейерверк, состоящий из миллионов различных возможностей. Эта девушка — не юрист, замужем за Фрэнком Мэкки, мать одной-единственной дочери, дом в Далки, нейтральные цвета, мягкий кашемир, "Шанель № 5". Все лишь подразумевается, туманно проглядывает в глубине ее естества — ровно так же, как и сотни других потенциальных жизней, которые она не выберет и которые будут запросто стерты в мгновение ока. Трепет охватывает Холли.
— А где Мириам? — спрашивает она.
— Не знаю. Без Ди было уже не то, и во время учебы в колледже мы постепенно разошлись. Я тогда была жутко серьезной, очень амбициозной, вечно что-то зубрила, а Мириам предпочитала развлекаться и крутить с парнями, так что… — Мама смотрит и смотрит на фотографию. — Говорили, что она вышла замуж и переехала в Белфаст, сразу после колледжа. Больше я о ней ничего не слышала.
— Если хочешь, — предлагает Холли, — я могу поискать ее в интернете. Она наверняка есть в фейсбуке.
— О, дорогая моя, — вздыхает мама, — спасибо большое, но я не знаю… Не знаю, справлюсь ли. Понимаешь, о чем я?
— Кажется, да.
Отец кладет руку маме на спину, тихонько поглаживает между лопаток.
— Может, еще бокал вина?
— Ой, нет. Или, может, да. Не знаю.
Отец нежно касается ее затылка и идет к холодильнику.
— Как давно это было… — мама касается фото кончиками пальцев. Игривая живость выдохлась, осталась задумчивая печаль. — Невероятно, как же так получилось, что прошло столько времени, а я и не заметила…
Холли тихонько возвращается на свой табурет и кончиком ножа меланхолично передвигает кусочки лука.
— Ди не очень счастлива, Фрэнк, — говорит мама. — Она была такой яркой, уверенной — как ваша Джулия, Холли, всегда у нее был готов остроумный ответ на любой вопрос. Собиралась пойти в политику или стать тележурналистом, который задает политикам неудобные вопросы. Но рано вышла замуж, потом муж не хотел, чтобы она работала, пока дети не закончат школу, а сейчас она может рассчитывать только на позицию секретарши. По ее рассказам, он совершенно отвратительный тип — ей я этого не сказала, конечно, — она хотела бы с ним расстаться, но они так долго прожили вместе, что она не представляет, как сумеет обойтись без него…
Отец протягивает ей бокал вина. Мама берет его автоматически, не глядя.
— Ее жизнь, Фрэнк, ее жизнь совсем не похожа на то, о чем она мечтала. Все наши планы, мы рассчитывали взять штурмом этот мир… завоевать одним махом… Такого поворота она и помыслить не могла.
Мама никогда в жизни так не разговаривала в присутствии Холли. Она задумчиво подпирает щеку рукой и смотрит куда-то в бесконечность — кажется, вообще забыла, что Холли тоже здесь.
— Собираешься еще с ней встречаться? — спрашивает отец. Холли видит, что ему хочется коснуться мамы, обнять ее. Она и сама хотела бы сейчас прижаться к маме, но сдерживается, потому отец тоже сдержался.
— Может быть. Не знаю. Она через неделю возвращается в Америку, к мужу и временной работе. Подольше задержаться не может, а ей еще надо встретиться со всеми родственниками. На этот раз мы пообещали друг другу, что будем переписываться по электронной почте… — Мама проводит пальцем по лицу, словно впервые обнаружив морщинки вокруг рта.
— Можно обдумать планы на отпуск в этом направлении, — предлагает отец. — Если хочешь.
— Ой, Фрэнк, какой ты у меня славный. Но она же не в Нью-Йорке или Сан-Франциско, а где-то… — Мама недоуменно смотрит на бокал в руке, отставляет его. — В Миннесоте, в маленьком городишке. Оттуда родом ее муж. Не знаю, стоит ли…
— Если мы прилетим в Нью-Йорк, то можем встретиться с ней там. Ты подумай.
— Ладно. Спасибо. — Глубоко вздохнув, мама поднимает с пола сумочку, прячет фотографию. — Холли, — протягивает к ней руку, улыбаясь, — иди-ка сюда, дорогая, дай тебя поцелую. Как прошла неделя?
Ночью Холли не спится. В доме жарко натоплено, но стоит отбросить одеяло, как спина начинает зябнуть. Она слышит голоса родителей в спальне: мамин голос все радостнее и живее, но потом вспоминает про Холли и тут же переходит на шепот; ритмичный баритон папы — он что-то добавляет, вызывая взрыв маминого смеха. Когда они затихают, Холли лежит в темноте, стараясь не шевелиться. Думает, не написать ли одной из подруг, проверить, спит или нет, но не может решить, кому именно, да и, в общем, не знает, что сказать.
— Лени, — окликает Холли.
Проходит, кажется, несколько часов, прежде чем Селена, читающая лежа на кровати, поднимает голову:
— Ммм?
— А в будущем году как мы будем жить, кто с кем?
— А?
— Старшие ведь живут по двое. Ты уже выбрала, с кем хочешь жить?
Окно залито плотной дождевой пеленой, они вынуждены торчать в помещении. В общей гостиной девчонки играют в настольные игры, пробуют новый макияж, строчат эсэмэски. Запах тушеной говядины непостижимым образом просочился из столовой даже в спальню. Холли от него слегка подташнивает.
— Какого черта, — Джулия переворачивает страницу, — на дворе февраль. Если тебе обязательно надо чем-то заморочиться, как насчет идиотского проекта по исследованию социальной осознанности?
— Лени?
Двухместные комнаты дамокловым мечом нависают над всем четвертым годом. Многие дружбы разлетаются в прах под аккомпанемент рыданий, потому что кто-то выбрал не ту соседку. Большую часть года все настороженно ходят вокруг да около, прощупывая почву, чтобы переехать в новую комнату максимально безболезненно.
Селена, слегка приоткрыв рот, растерянно отвечает, как будто Холли предложила ей полететь в космос:
— С кем-то из вас, девчонки.
Холли становится не по себе.
— Понятно, да. Но с кем именно?
От Селены никакой реакции; пустое место, эхо. Бекка почувствовала неладное и вытащила наушники.
— А хочешь знать, с кем я собираюсь жить? — говорит Джулия. — Потому что если ты ни с того ни с сего начинаешь психовать по поводу фигни, которая начнется невесть когда, то уж точно не с тобой.
— Я не тебя спрашиваю. Что будем решать, Лени? — Она хочет, чтобы Селена села, поразмыслила и придумала что-нибудь, как она умеет, чтобы не задеть ничьих чувств, — например, тянуть жребий из шляпы. Пожалуйста, Лени, умоляю. — Лени?
— Ты решай. Мне все равно. Я читаю.
Холли сама слышит, что ее голос звучит резко, напряженно и чересчур громко:
— Мы должны решить все вместе. Только так. Ты не должна вынуждать нас принять решение за тебя.
Селена вновь утыкается в книгу. Бекка задумчиво посасывает шнур от своих наушников.
— Хол. — Джулия многозначительно улыбается Холли, то есть дело серьезное. — Мне нужно кое-что забрать из гостиной. Пойдем-ка со мной.
Холли совершенно не расположена сейчас подчиняться распоряжениям подруги.
— Что вдруг тебе понадобилось?
— Пошли. — Джулия уже сползает с кровати.
— Такое тяжелое, что одна не дотащишь?
— Ха-ха-ха, как смешно. Пошли уже.
Ее настойчивость помогает Холли собраться. Может, стоит откровенно поговорить с Джули; может, вдвоем они найдут разумный вариант. Бекка смотрит, как они выходят из комнаты. Селена не обращает внимания.
