— И все-таки серьезно, — сказала Рози. — Я все это говорю только потому, что знаю, чего стоит твое терпение. Если мы не снимем квартиру в первый же день, это ведь не страшно? У нас уйма времени.

— Я знаю, — ответил я. — Некоторые хозяева решат, что мы алкаши или террористы, а некоторые… — Я пробежал большими пальцами по сильным рукам Рози: мозоли от шитья, дешевые серебряные колечки с кельтскими кругами и кошачьими головками. — А некоторые нас не захотят, потому что мы будем жить в грехе.

Рози пожала плечами.

— И их тоже в задницу.

— Если хочешь, — предложил я, — можно притвориться. Купим кольца, под золотые, будем зваться мистер и миссис. До тех пор, пока…

Рози решительно замотала головой:

— Нет. Ни за что.

— Это только на время, пока не накопим денег на настоящую свадьбу. Тогда сразу будет намного легче.

— Не важно. Этим не играют. Ты или замужем или нет; и дело не в том, что думают другие.

— Рози, — сказал я, крепко взяв ее за руки. — Ты ведь знаешь, я хочу жениться на тебе. Я хочу этого больше всего.

Рози чуть улыбнулась.

— Ну еще бы. Когда мы начали встречаться, я была хорошей девочкой, слушалась монашек, а вот теперь готова стать твоей любовницей…

— Я же серьезно. Послушай, если бы твои узнали, решили бы, что ты рехнулась. Все же говорят, что Мэки — шайка подонков. Мол, я хочу добиться только одного, а потом брошу тебя с ребенком на руках, слив всю твою жизнь в отхожее место.

— Не получится. В Англии санузлы.

— Я хочу, чтобы ты знала: ты ни о чем не пожалеешь, я сделаю для этого все. Клянусь Богом.

— Я знаю, Фрэнсис, — ласково сказала Рози.

— Я не такой, как мой па.

— Если бы я думала иначе, меня бы тут не было. Слушай, принеси мне пакетик чипсов. Есть хочу.

Мы сидели в «О'Ниле» весь вечер, пока студенты не начали расходиться и бармен не принялся елозить пылесосом у наших ног. Мы старались растянуть каждую кружку, говорили о безопасных милых обыденных пустяках, смешили друг друга. Перед тем как идти домой — шли по отдельности, чтобы никто не застукал, но я с безопасного расстояния приглядывал за Рози, — мы долго-долго целовались на прощание у задней стены Тринити. Потом мы стояли, обнявшись, тесно прижавшись друг к дружке. Морозный воздух звенел где-то высоко над нашими головами чистым хрустальным звоном; хриплое дыхание Рози грело мне горло, ее волосы пахли лимонными леденцами, ее сердце отчаянно колотилось о мои ребра. Наконец я отстранился и долго смотрел Рози вслед — последний раз.

Конечно, я искал ее. Впервые оказавшись без посторонних глаз у полицейского компьютера, я ввел ее имя и дату рождения: ее никогда не арестовывали в Ирландской республике. Нет, я не ждал, конечно, что Рози превратится в Мамашу Бейкер, но остаток дня провел на подъеме, сделав первый шажок по ее следам. Постепенно налаживая контакты, я расширял и поиски: Рози не арестовывали в Северной Ирландии, не арестовывали в Англии, Шотландии, Уэльсе и США, она нигде не подавала на пособие, не получала паспорт, не умирала, не выходила замуж. Я повторял поиски каждую пару лет, с помощью ребят, которые были мне обязаны. Вопросов они не задавали.

После рождения Холли я стал мягче и просто надеялся, что Рози попадет где-нибудь под мой радар, что она живет обычной, простой жизнью, не попадая в сферу интересов системы, вспоминает меня иногда, испытывая легкий укол, дескать, а могло сложиться… Иногда я представлял, как Рози находит меня: телефонный звонок среди ночи, стук в дверь офиса, мы сидим бок о бок на скамеечке в парке, наблюдая в сладко-горьком молчании, как Холли качается на детской площадке рядом с двумя рыжеволосыми мальчишками. Я представлял долгий вечер в дымном пабе — наши головы постепенно склоняются друг к другу под разговоры и смех, наши пальцы придвигаются все ближе по щербатому дереву стола. Я представлял до мельчайших деталей, как она теперь выглядит: морщинки от улыбок, которых я не видел, дряблый живот от не моих детей; вся ее жизнь, которую я пропустил, написана на ее теле шрифтом Брайля для моих рук. Я представлял, как она дает мне ответы, которые не приходили мне в голову и которые сразу все объясняют, ставят все кусочки головоломки на свои места. Я надеялся на второй шанс — хотите верьте, хотите нет.

Иногда ночью, после стольких лет, я все еще хотел того же, чего хотел в двадцать: увидеть ее имя в отчетах отдела жертв домашнего насилия, в списке проституток, направленных сдавать анализ на СПИД, в списке трупов с передозом в морге в криминальном районе Лондона. Я годами читал описания сотен «неизвестных».

Все мои вехи сметены ослепляющим, оглушающим взрывом: мои вторые шансы, моя месть, моя милая противосемейная линия Мажино. Рози Дейли, пнувшая мой несчастный зад, была моим ориентиром, огромным и прочным, как скала. Теперь скала замерцала, словно мираж, весь пейзаж завертелся вокруг, выворачиваясь наизнанку; все вокруг стало совершенно незнакомым.

Я заказал еще кружку с двойным «Джеймисоном» — я не видел другого способа дотянуть до утра, стереть из мозга кошмарный образ, сотканный из скользких коричневых костей, сваленных в темную яму, и стука комьев земли, похожего на торопливый топот маленьких ножек.

Меня оставили в покое на пару часов — такой деликатности я от своих родственников не ожидал. Первым объявился Кевин: сунул голову в дверь, как мальчик, играющий в прятки, исподтишка отправил эсэмэску одной из своих подружек, пока бармен подавал кружку, и топтался вокруг моего стола. Я спас его от отчаяния и махнул рукой, дескать, садись. Мы молчали. Через три минуты к нам присоединились мои сестрички, стряхивая капли дождя с курток, хихикая и бросая любопытные взгляды по сторонам.

— Господи, — сказала Джеки, считая, что говорит шепотом, и размотала шарф. — Я помню, как мы до смерти хотели сюда попасть, только из-за того, что девочек не пускали. Похоже, правильно не пускали?

Кармела критически оглядела сиденье и обмахнула его салфеткой.

— Слава Богу, ма не пришла. Ее бы от этого места перекорежило.

— Ма собиралась прийти? — Кевин встревоженно огляделся.

— Она беспокоится за Фрэнсиса.

— Скорее мечтает проконопатить ему мозги. Она ведь не явится за вами, а?

— Она может, — хмыкнула Джеки. — Ты же знаешь, секретный агент Ма…

— Нет, я сказала ей, что ты домой уехал. — Кармела коснулась губ кончиками пальцев с видом то ли виноватым, то ли озорным. — Прости меня Господи.

— Ты гений! — Кевин с искренним облегчением откинулся на спинку сиденья.

— Согласна. Она бы только нам плешь проела! — Джеки вытянула шею, пытаясь поймать взгляд бармена. — Меня сегодня обслужат?

— Сам схожу. Вам что взять? — с готовностью предложил Кевин.

— Джин с тоником.

Кармела придвинула стул к столу.

— Как думаешь, у них грушевый сидр есть?

— Господи, Кармела!

— Я не пью крепкое, ты же знаешь.

— Я не пойду заказывать позорный «Бэбишам». Меня мигом вышвырнут.

— Все будет нормально, — успокоил я. — Тут у них тысяча девятьсот восьмидесятый; за стойкой небось целый ящик грушевого сидра.

— И бейсбольная бита для парня, который его спросит.

— Вот я и спрошу.

— О, Шай явился! Наконец-то! — Джеки приподнялась с места и помахала рукой. — Пусть он сходит — все равно пока не сел.

— А кто его звал? — поинтересовался Кевин.

— Я, а что? — взвилась Кармела. — Вы оба могли бы в вашем возрасте вести себя прилично друг с другом, хотя бы сегодня. Мы тут из-за Фрэнсиса, а не из-за вас.

— Выпьем за это, — сказал я, чувствуя, как приятное опьянение переходит в стадию, когда все вокруг становится ярким и мягким, когда ничто на свете — даже физиономия Шая — не действует мне на нервы. Обычно при первых признаках теплого тумана я немедленно перехожу на кофе. В этот вечер я приготовился оттянуться по полной.

Шай добрел до нашего уголка, смахнул рукой капли с волос.

— Надо же, ты соблаговолил сюда заглянуть! — язвительно заметил он. — И своего приятеля-копа сюда приводил…