Взгляды устремлены на Холли. Она вспоминает отца, его усмешку, когда пытаешься добиться от него прямого ответа: никогда не связывай себя обещаниями, если не уверена, что сможешь их сдержать, и даже тогда не надо.

Три ярких светящихся силуэта на фоне темных деревьев: они ждут.

Мягкая тень под подбородком Селены, узкий излом запястья Бекки, опущенный уголок рта Джулии. Холли будет помнить их и в сто лет, когда весь прочий мир сотрется из памяти. Ладони пульсируют и тянутся к подругам. Болезненная спираль закручивается внутри, чувство похоже на жажду, но нет, оно где-то глубоко в груди. Что-то происходит.

— Я тоже, — говорит она.

— Господи, — вздыхает Джулия, — уже слышу: теперь они скажут, что у нас тут лесбийская секта.

— И что? — спрашивает Селена. — Пускай говорят что угодно. Нам-то что?

Тишина. Они впитывают сказанное. Мысли несутся вскачь. Они видят, как Джоанна кривляется и хихикает в "Корте", пытаясь подцепить очередного парня из Колма, как Орла беспомощно ревет в подушку, после того как Эндрю Мур с дружками размазали ее по полу, видят, как сами они изо всех сил стараются правильно стоять, правильно ходить, правильно одеваться и правильно говорить, вечно под цепкими взглядами парней, и думают: никогда никогда никогда никогда никогда больше. Вырваться, как супергерой, разрывающий наручники. Кулаком в морду — и наблюдать, как разлетается на куски.

Мое тело, мой разум, как я одеваюсь, как я хожу, как говорю все мое.

Сила этой мысли, гудящей в их головах, ждущей возможности вырваться на свободу, вызывает дрожь до самых костей.

— Будем как амазонки, — говорит Бекка. — Они тоже мужчин избегали, совсем, и их не волновало, что люди подумают. А если парень пытался с ними позволить себе, он… — Пауза, наполненная свистом стрел и потоками крови.

— Но-но! — К Джулии возвращается ее улыбка, настоящая, та, которой посторонние почти никогда не видят. — Расслабьтесь, это же не навсегда. Только до конца школы, пока не сможем встретиться с нормальными человеческими парнями.

До конца школы еще очень много лет, невообразимо много, это случится так не скоро, что, считай, и вовсе не случится. Так что — навсегда.

— Надо пообещать. Принести клятву, — предлагает Селена.

— Ой, да ладно, — возражает Джулия. — Кто вообще так делает…

Но возражает как-то неуверенно, скорее по привычке, и слова улетают в темноту, бестолковые и никем не услышанные.

Селена вытягивает руку ладонью вниз, над травой и невидимыми тропками насекомых.

— Клянусь, — начинает она.

Вверху, во тьме, пищат летучие мыши. Кипарисы склоняются к ним, внимательно, одобрительно смотрят. Их шепот вдохновляет и воодушевляет девчонок.

— Ладно, — присоединяется Джулия. Получается громче, чем она рассчитывала, так громко, что сама пугается; сердце бьется быстро, словно вот-вот приподнимет ее над землей. — Ладно, давайте.

Она кладет свою руку поверх руки Селены. Легкий шлепок разносится по поляне.

— Клянусь.

Бекка — тоненькая ручка, невесомая, как пушинка одуванчика, на руке Джулии — отчаянно с запозданием жалеет, что не стала смотреть на фотографию и не видела того, что видели остальные.

— Клянусь.

И Холли:

— Клянусь.

Четыре руки сплетаются в узел, обернутый лунным светом, пальцы переплетаются, каждая старается дотянуться до всех остальных сразу. Короткий смешок.

Кипарисы вздыхают. Долгий, удовлетворенный вздох. Луна неподвижно висит в небе.

Ребекка О’Мара балансировала на одной ноге в дверях художественной мастерской, зацепившись другой за собственную лодыжку. Длинные каштановые волосы, мягкие и волнистые, завязаны в хвост, никаких попыток их выпрямить. Примерно на дюйм повыше Холли; худая — не болезненно, но кусок пиццы ей бы не помешал. Ее не назовешь красивой — черты лица еще не определились, — но лишь пока. Большие карие глаза настороженно смотрят на Конвей. На Тайное Место даже не покосилась.

Если у нее проблемы со старой доброй уверенностью в себе, с самооценкой, так сказать, я могу решить. Стать заботливым старшим братом, которому нужна помощь в важном деле, и только она, застенчивая младшая сестренка, может ему помочь.

— Ребекка, да? — спросил я. И улыбнулся, не слишком широко, спокойно и естественно. — Спасибо, что пришла. Садись.

Она не двинулась с места. Хулихен пришлось обогнуть ее, чтобы просочиться в свой угол.

— Это из-за Криса Харпера, да?

В этот раз она не краснела и не путалась, но говорила все равно тихо, почти шепотом.

— Меня зовут Стивен Моран. Холли, наверное, обо мне рассказывала? Она помогла мне с одним делом несколько лет назад.

Вот теперь Ребекка впервые внимательно посмотрела на меня. Кивнула.

Я протянул руку, указывая на стул, она нехотя шагнула вперед. Дерганой походкой подростка, как будто только тяжелые ботинки мешали оторваться от земли. Села, тут же крепко переплетя ноги. Вцепилась в подол юбки.

У меня засосало под ложечкой от разочарования. Зная Холли, помня намеки Конвей на что-то такое там было и всю хрень про ведьм и ненормальность, я ждал большего. А тут опять Элисон, пачка страхов и комплексов в юбке на вырост.

Я растекся по стулу, как подросток, расставил пошире колени, еще разок улыбнулся Ребекке. На этот раз слегка печально.

— Мне опять нужна помощь. Я хорошо работаю, честно, но иногда мне нужна посторонняя помощь, иначе не справлюсь. И мне кажется, что ты как раз могла бы мне помочь. Попробуешь, ладно?

— Это насчет Криса? — снова спросила Ребекка.

Похоже, стеснительность не мешает ей стоять на своем.

— Я тебе так скажу, я все еще пытаюсь разобраться, в чем тут дело. А что, случилось что-то связанное с Крисом?

Она покачала головой.

— Просто… — показала на Конвей, не выпуская из рук край юбки. Конвей чистила ногти колпачком ручки и даже не подняла голову. — Ну, она же здесь. Я подумала…

— Давай-ка попробуем разобраться вместе, ладно?

Я снова ласково улыбнулся. И получил в ответ пустой взгляд.

— Начнем со вчерашнего вечера. Первый учебный период — где ты была?

Помедлив секунду, Ребекка ответила:

— В общей гостиной четвертого года. Как и все.

— А потом?

— Перерыв. Мы с подругами вышли на улицу посидеть на травке.

Все тот же невыразительный мерный тон, но чуть увереннее. Мы с подругами.

— С какими подругами? Холли, Джулией и Селеной, так?

— Да. Ну и с другими. Почти все вышли на улицу. Было тепло.

— А потом начался второй учебный период. Вы занимались здесь, в мастерской?

— Да. С Холли, Джулией и Селеной.

— Как вы получили разрешение? В смысле, кто у кого спрашивал и так далее? Извини, я немного… — я втянул голову в плечи и неловко ухмыльнулся, — не знаком с ситуацией. Не знаю, как тут у вас все устроено.

Опять пустой взгляд. Отлично у меня получается с молодежью, они со мной такие спокойные, любого могу разговорить… Добрый Старший Брат, кажется, близок к провалу.

Конвей пристально изучала собственный большой палец, подняв его к свету. Вся внимание.

— Мы отпрашиваемся у мисс Арнольд, кастелянши. Джулия к ней ходила позавчера, после обеда. Мы хотели пораньше, но было занято, так что пришлось идти вечером. Они не любят, чтобы после занятий в школе толпилось много народа.

— То есть вчера вечером после перерыва вы взяли ключ от двери в школу у тех девочек, которые занимались до вас?

— Нет, передавать его нам не разрешают. Кто за ключ расписывается, тот его и возвращает. Они вернули ключ мисс Арнольд, а мы пришли к ней.

— Кто пришел?

Я успел заметить мелькнувший в лице Ребекки страх — она, кажется, собиралась соврать. Причем без причины, ей ничего вроде бы не грозило, но вот именно в этом она такая же, как все. Конвей все же была права — во всяком случае, насчет этой: врунья. Как минимум, когда напугана, когда ее оторвали от остальной компании, выставили совсем одну в центре внимания.