Бекка улыбается, наклоняет голову и отрицательно мотает, и все это одновременно. Колкая трава приминается у нее под ногами.

— Ну, — перебивает их Джулия, — если вы, извращенки, уже насмотрелись на мини-член… — Она выразительно, с размаху, нажимает "удалить" и машет телефону пальчиками: — Пока-пока.

Короткий писк, и картинка исчезает. Джулия убирает телефон в карман и снова ложится. Холли и Селена возвращаются на свои места, думают, что бы сказать, и ничего не придумывают. Луна становится ярче, а небо темнее.

Через какое-то время Холли нарушает повисшую на полянке тишину:

— А знаете, где Клиона? В библиотеке, ищет, откуда бы спереть сонет, которого Смайт не знает.

— Спалится, — убежденно говорит Бекка.

— Как обычно, — поддерживает ее Селена. — Не проще самой написать?

— Ну, типа да, — соглашается Холли. — Она вечно тратит кучу сил, чтобы чего-то не делать, хотя гораздо проще было бы тупо сделать, и все.

Они оставляют паузу для Джулии. Но та молчит, и пауза затягивается. А потом и весь разговор затягивает в эту паузу, и он растворяется.

А вот фотография никуда не делась. Ее едва уловимый противный запах висит в воздухе. Бекка дышит неглубоко, ртом, и запах как будто покрывает ее язык мерзкой пленкой.

Неожиданно Джулия спрашивает, уставившись в акварельное небо:

— Почему парни считают меня шлюхой? — И опять начинает краснеть.

— Никакая ты не шлюха, — успокаивает ее Селена.

— Ну, блин, я-то знаю. Они-то почему ведут себя так, словно я потаскуха?

— Да потому что им бы этого очень хотелось, — говорит Холли.

— Им этого от каждой хочется. Но вам фотографии членов не присылают.

— Это ведь недавно началось, — ежится Бекка.

— С тех пор как я целовалась с Джеймсом Гилленом?

— Да нет. Мало ли кто с кем целуется, все так делают, и всем пофиг. Еще раньше, когда ты начала тусоваться с Финном и Крисом и всей этой компанией. Шутишь с ними, говоришь всякое такое…

Она замолкает. Джулия смотрит на нее с удивлением:

— Что за хрень ты несешь?

Но Холли и Селена кивают: до них тоже наконец доходит, и все становится на свои места.

— Вот, — подчеркивает Селена. — Вот именно такое ты и говоришь.

— То есть они, типа, хотят, чтоб я была жеманной лицемерной стервой, как Хеффернан, которая разрешает Брайану Хайнсу трахнуть себя пальцами на Хеллоуин, потому что у него есть выпивка, но вся прям в обморок падает от ужаса, если кто пошутит похабно? И типа тогда они меня будут уважать?

— Типа того, да, — подтверждает Холли.

— Ну и в жопу тогда. В жопу их. Не буду. — Голос звучит грубо, и она как будто разом стала старше.

Редкие облака скользят по лунному диску, так что кажется, что это луна несется по небу или что мир переворачивается.

— И не надо, — соглашается Селена.

— Ага, а надо дальше тупо терпеть. Отличная идея. Еще гениальные предложения есть?

— А может, дело вовсе и не в этом, — продолжает Бекка, уже жалея о сказанном. — Может, я не права. Может, он вообще хотел написать кому-нибудь с похожим именем, Джоанне, например, а тебе отправил по ошибке…

— Когда я целовалась с Джеймсом Гилленом… — начинает Джулия. Вокруг сгущается темнота, и ее голос тоже мрачнеет. — Он пытался засунуть руку мне под лифчик, так? Я, в принципе, была к этому готова. Не знаю, чего они так зациклены на сиськах, грудью их мало кормили, что ли?

Она не смотрит на остальных. Облака несутся по небу все быстрей, и луна вместе с ними.

— Ну и поскольку мне ни фига не надо, чтоб меня щупал Джеймс Гиллен, и целуюсь-то я с ним только потому, что он в принципе ничего, а мне нужна практика, я ему и говорю: "О, смотри-ка, это, кажется, твое" — и возвращаю ему его мерзкую потную ручонку. А Джеймс, как настоящий джентльмен, решает, что самое правильное в этой ситуации — прижать меня с размаху к забору, типа реально толкнуть, не легонечко там, а по-настоящему прижать и вернуть руку на место. И выдать что-то такое жутко предсказуемое типа "да тебе же нравится, не строй из себя целку, да все про тебя знают" и бла-бла-бла. Прекрасный, блин, принц, да?

Воздух вокруг них неожиданно становится одновременно ледяным и обжигающе горячим.

Им всем твердили десятки раз — на жутко неловких уроках и в жутко неловких разговорах с родителями, — когда необходимо обратиться к взрослым. Сейчас ни одной из них это даже в голову не приходит. То, о чем они говорят сейчас, не имеет никакого отношения к обстоятельным осторожным лекциям. Странное сочетание ревущей ярости и всепоглощающего стыда, отвратительное осознание, что их тела принадлежат теперь другим людям, чужим рукам и глазам, а не им самим, — это нечто новое.

— Говна кусок, — сквозь зубы цедит Холли, сердце колотится как бешеное, а дыхание сбивается. — Скотина мелкая. Чтоб он сдох от рака.

Селена вытягивает ногу так, что ее ступня касается ступни Джулии. В этот раз Джулия отдергивает ногу.

— А что ты сделала? А он не?.. — спрашивает Бекка.

— Дала ему коленом по яйцам. Кстати, если кому интересно, реально работает. А когда мы вернулись в школу, отмывалась в душе хрен знает сколько.

Они помнят тот случай. Никто тогда не связывал это с Джеймсом Гилленом (Джулия походя бросила, мол, не стоило и заморачиваться, все равно как с лабрадором целоваться). Теперь, в свете услышанного, все кажется очевидным и ясным, как пощечина.

— И вот не знаю, как вас, но меня вдруг посетила гениальная догадка, что Джеймс Гиллен не стал рассказывать остальной компании из Колма, что в тот день он получил только разбитую мошонку, а начал трепаться, что я, мол, шлюха ненасытная и похотливая. И вот почему Маркус, мать его, Уайли считает, что я буду в восторге от фотки его члена. И так оно и будет продолжаться, да?

— Да они забудут. Уже через пару недель… — неуверенно начинает Селена.

— Нет. Не забудут.

Тишина и внимательно смотрящая на них луна. Холли мечтает, как бы выведать какой-нибудь мерзкий секрет про Джеймса Гиллена и рассказать всем, чтобы все начинали ржать, едва его увидят, и он в итоге покончил бы с собой. Бекка старается придумать, как подбодрить Джулию — шоколад, забавные стишки… Селена представляет старую пожелтевшую тетрадь, исписанную каллиграфическими строками, негромкое рифмованное песнопение, пучок трав и запах паленых волос; и сияние, окружающее их четверых, делающее их неуязвимыми. Джулия разглядывает облака, похожие на разных зверей, и вонзает ногти в землю, прямо сквозь дерн.

У них нет оружия против этого. Мир избит и изранен, пульсирует черно-белым и вот-вот рассыплется.

Прерывает молчание Джулия, решительно и зло, словно с грохотом захлопывает дверь:

— Пальцем не прикоснусь ни к одному парню из Колма. Никогда.

— Это все равно как сказать, что вообще с парнями общаться не будешь, — возражает Холли. — Мы только с ребятами из Колма и пересекаемся.

— Значит, никаких парней вплоть до колледжа. Пофиг. Лучше так, чем ждать, пока еще один придурок расскажет всей школе, какие у меня сиськи на ощупь.

Бекка опять краснеет.

Селена будто слышит звон, легкое динь! серебром по хрусталю. Она резко садится:

— Тогда я тоже.

Джулия бросает на нее яростный взгляд:

— Я не выделываюсь, типа "ах, мои нежные чувства задеты, поэтому отныне никаких мужиков". Я серьезно.

— Я тоже, — отвечает Селена спокойно и уверенно.

Днем все было бы иначе. Днем на улице или в комнате с электрическим освещением им бы и в голову такое не пришло. Бессильная, сдерживаемая ярость пустила бы корни. Пятно въелось бы, стало вечным клеймом.

Ветер разгоняет облака, и сверху льется, спиралью закручиваясь вокруг них, чистый лунный свет.

— Я тоже, — говорит Бекка.

Джулия приподнимает бровь в шутливом сомнении. Бекка не знает, как объяснить, что для нее это важно, что, если бы могла, она принесла бы в центр их круга самую грандиозную ценность в мире и сожгла бы ее дотла, чтобы они поняли; но тут Джулия улыбается и подмигивает ей.