— А после того как узнала о его смерти? Ты достала телефон проверить, не написал ли он тебе еще одну, последнюю записку?
— Не помню. Я не… — У Селены перехватило дыхание. — Я плохо соображала. Вся та неделя… очень смутно в памяти.
— Подумай еще.
— Думаю. Ничего не получается.
— Ладно, — вздохнула Конвей. — Попытайся все-таки, и если вдруг вспомнишь, дай знать. Как, кстати, он выглядел, этот телефон?
— Маленький. Светло-розовый. "Раскладушка".
Мы с Конвей переглянулись. Точно такой же Крис подарил Джоанне — наверное, купил целую партию на распродаже.
— А кто-нибудь знал о нем? — спросила Конвей.
— Нет. — И едва заметно вздрогнула. Подруги убеждены, что в их священном кругу нет тайн друг от друга, а она под покровом ночи выскальзывала из этого круга, обманывая их, доверчиво спящих. — Никто из них не знал.
— Уверена? Живя практически друг у друга на головах, сложно сохранить секрет. Особенно такой важный.
— Я была суперосторожна.
— Но тем не менее они знали о твоих отношениях с Крисом? Не знали только про телефон?
— Нет, про Криса тоже не знали. Мы с ним встречались раз в неделю, и я всегда ждала, чтобы они крепко уснули. Иногда приходилось ждать подолгу, особенно Холли, но уж если они спят, то пушкой не разбудишь. Я всегда засыпала плохо, так что в курсе.
— Я думала, вы близкие подруги. Всем делитесь. Почему ты им не рассказала? — Конвей намеренно старалась задеть побольнее.
— Так и есть, мы подруги. Ну просто не рассказала, и все.
— Они что, были бы недовольны, что ты с Крисом?
Мутный взгляд. Она искала убежища от боли глубоко внутри себя. Другая на ее месте уже ерзала бы, поглядывая на дверь, и просила позволения уйти, Селена же стойко держалась.
— Не думаю, вряд ли.
— То есть ты не поэтому его прогнала? Не потому что кто-то узнал, что вы встречаетесь?
— Никто не знал.
— Точно? Никто не намекнул, что вас раскрыли? Может, кто-то из девчонок случайно сболтнул лишнего или ты вдруг заметила, что телефон лежит не совсем так?
Конвей все пыталась подцепить ее. Что-то блеснуло в глазах Селены, и я подумал было, что вот, попалась, но нет, взгляд опять погас.
— Нет, ничего такого.
— Ну а после его смерти? Тогда-то ты им рассказала?
Селена помотала головой. Все, она отстранилась: разглядывала Конвей, как разноцветных рыбок в аквариуме.
— Но почему? — удивилась Конвей. — Ничего бы не случилось, это же Крис хотел сохранить тайну, но его больше не было. А ты потеряла человека, много значившего в твоей жизни. Тебе нужна была поддержка. Естественнее всего было рассказать подругам.
— Мне не хотелось.
— Что ж, — после долгой паузы выдохнула Конвей, — пускай так. Но, видимо, они сами догадались, что произошло что-то серьезное. Ты была чудовищно подавлена — как и любой был бы на твоем месте. Причем даже до смерти Криса. Сама говоришь, огорчилась, когда он не отвечал на твои сообщения. Подруги не могли этого не заметить.
Селена молчала, спокойно ожидая конкретных вопросов.
— И никто из них ничего тебе не сказал? Никто ни о чем не спросил?
— Нет.
— Почему же, если вы были так близки?
Молчание и безмятежный взгляд.
— Хорошо, — подвела итог Конвей. — Спасибо, Селена. Если вспомнишь, когда видела телефон в последний раз, сообщи.
— Ладно, — согласилась Селена. И даже чуть помедлила, прежде чем встать.
Она уже шла к двери, когда Конвей окликнула:
— Когда закончим, я пришлю тебе то видео.
И вот тут Селена развернулась, стремительно и яростно. Вспышка пламени по центру комнаты.
Но совладала с собой.
— Не надо, — сдержанно произнесла она. — Благодарю.
— Нет? Ты же сказала, той ночью не случилось ничего дурного. Почему ты не хочешь сохранить видео на память? Если оно не пробуждает печальных воспоминаний?
— Мне не нужно то, что видела Джоанна Хеффернан, — сказала Селена. — Я сама там была. — И вышла, аккуратно прикрыв за собой дверь.
18
Красно-розовые украшения в витринах "Корта" убрали, всех этих глазастых плюшевых медведей, держащих в лапах сердечки: Тебе иль не тебе, решишься ли мечтать? Их место начали занимать пасхальные яйца, окруженные зеленой бумажной соломой, призванной напомнить, что где-то, по ту сторону заунывного, выматывающего нервы моросящего сумрака однажды наступит весна. В Поле кое-где зацвели крокусы, и подростки, всю зиму просидевшие взаперти, вышли взглянуть на мир, застегнув куртки доверху.
Крис Харпер сидит на куче щебня, кое-где поросшей травой, в стороне от остальных, разглядывая голое Поле. Оперся на собственные колени, на пальце висит забытый пакетик со сладостями, и поза эта, понурые плечи, делает его с виду старше весело гогочущих в отдалении приятелей. Селене словно пронзили ладони и грудь, до боли хочется броситься к нему, сесть рядом, взять его руку, прижаться и почувствовать, как он расслабляется и успокаивается рядом с ней. Она даже представила, всего на миг, что случится, если она так и сделает.
Она, Джулия, Холли и Бекка отираются здесь уже полчаса, повалялись в траве, выкурили на всех пару сигарет, а он не сказал ей ни слова, даже не глянул в ее сторону. Либо он ведет себя так, потому что они договорились, либо уже передумал и жалеет, что вообще сидел с ней на лестнице. Я найду способ связаться с тобой, сказал он. А это было несколько недель назад.
Селена думает, что это все равно хорошо. Когда они пробрались через дыру в заборе на Поле и она увидела там Криса, то мысленно взмолилась, чтобы он не приближался. Но оказалась не готова к тому, что будет так больно, что всякий раз, когда его взгляд рассеянно скользит мимо, из ее легких будто мгновенно выкачивают весь воздух. Гарри Бейли болтает про пробные экзамены, и она даже что-то отвечает, но сама себя не слышит. Весь мир обращен к Крису и тянется только к нему.
Ему остается жить два месяца и три недели.
— Мои фотки! — вскрикивает Бекка, точнее — почти визжит. Селена чувствовала, как последние несколько минут Бекка все больше и больше заводится, возясь со своим телефоном, но Крис полностью завладел ее вниманием.
— А? — вскинулась Холли.
— Они пропали! Боже, все фотки…
— Выдыхай, Бекс. Никуда они не делись.
— Да я все проверила — и не могу их восстановить! И никаких бэкапов! Все наши фотографии, за целый год, — господи… — Она в панике.
— Эй, — вальяжно окликает Маркус Уайли. — Что там было такого, что ты так нервничаешь?
— Сиськи, поди, — предполагает Финбар Райт.
— А вдруг она случайно разослала их по всем контактам, — подает голос еще один умник. — Эй, проверьте-ка, живо.
— Да на хрена. — Снова Маркус Уайли. — Кто захочет смотреть на такое?
Взрыв гогота. Бекка краснеет — от ярости, не от смущения, но в любом случае замолкает.
— На твою супер-мини-пипиську тоже никто не хочет смотреть, — спокойно замечает Джулия. — Но это же тебя не останавливает.
Вновь гогот, на этот раз даже громче. Маркус усмехается:
— Понравилась фотка, да?
— Ага, поржали от души. Когда догадались, что это такое.
— Я-то сначала решила, что это коктейльная сосиска, — вступает Холли. — Только поменьше.
Подмигивает Селене — твоя очередь, — но Селена отводит взгляд. Она помнит тот день в "Корте", с Эндрю Муром и его дружками, всего несколько месяцев назад, вспышку неудержимой новой силы, от которой перехватывало дыхание: мы можем это сделать, мы можем это сказать, и нам плевать на них. Сейчас это кажется ужасно глупым, все равно как шлепнуть по руке нахального сопливого карапуза, который тебе даже не родня. От стремительной смены ощущений ее даже поташнивает.
— Это случайно не твоего маленького братика? — уточняет Джулия. — А то ведь детская порнография запрещена.
— Чувак, — Финбар, ухмыляясь, толкает локтем Маркуса, — а ты ж говорил, она вся завелась и потекла.