— Мы часто идеализируем умерших, особенно тех, с кем были близки. Но нельзя отрицать, что у Криса был сложный характер, он мог быть даже жесток, особенно если не получал желаемого.

— Да, я в курсе; я его не идеализирую.

— Тогда почему ты говоришь, что он никогда не причинил бы тебе боли?

— Потому что у нас все было иначе, — спокойно и терпеливо повторила Селена.

— То же самое думали все девушки. Каждая верила, что она была для Криса особенной.

— Может, так оно и было. Люди сложно устроены. Когда ты еще маленький, то не понимаешь этого, думаешь, что люди — они вот такие, но потом становишься старше и осознаешь, что все не так просто. Крис был непростым человеком. Он был одновременно жестоким и добрым. И никак не хотел это принять. Его это тревожило — в смысле, что в нем много разного намешано. Думаю, из-за этого он…

Она замолкла так надолго, что я забеспокоился, не потеряла ли она нить беседы, но Конвей терпеливо ждала. Наконец Селена продолжила:

— Из-за этого он был очень ранимым. Ему казалось, он такой хрупкий, что в любой момент может разлететься на мелкие кусочки, потому что не понимал, как удержать себя цельным. Поэтому он и затевал эти истории с девчонками и тайными телефонами: чтобы попробовать разное поведение, понять, каково это. С ними он мог быть кем хочется: или очень милым, или почти чудовищем, но это не считалось, потому что больше никто не узнал бы. Я сначала думала, что смогу показать ему, как можно соединить и удержать в себе это разное, как ощущать себя нормальным. Но не получилось.

— Хорошо. — Конвей не интересовали философские размышления, но она определенно согласилась со мной: к Селене так запросто не подкатишь. Она вернулась к телефону, провела пальцем по экрану: — Видишь? После той ночи, что на видео, ты несколько дней не отвечала Крису, а потом он прекратил попытки с тобой связаться. А вот это твои сообщения ему. Что заставило тебя передумать?

Селена отвернулась от экрана, словно ей невыносимо было туда смотреть. Произнесла, обращаясь к гаснущему свету за окном:

— Я знала, что лучше всего было бы сразу и окончательно порвать с ним. И никогда больше не встречаться. Я знала. Но… вы же видели. Видео, — едва заметный кивок на телефон. — Я не просто скучала по нему. Это действительно было чудо. То, что произошло между нами, между мной и Крисом, никогда и нигде больше не повторится, и это было прекрасно. Разрушить подобное, растоптать и выбросить — страшное зло. Это, собственно, и есть зло. Разве нет?

Мы оба промолчали.

— Мне показалось, что поступить так — значит совершить нечто чудовищное. Словно это самое ужасное, что можно совершить в жизни, — не знаю, как объяснить. В общем, я подумала, что можно сохранить хотя бы часть. Может, если мы и не будем вместе, но могли хотя бы…

Все так думают: может, если; может, мы могли бы все же; вдруг можно сохранить хотя бы крупицы драгоценных отношений. И после первой попытки, повзрослев, никто больше на это не надеется. Но ее голос, тихий и печальный, в этом вечернем свете жемчужных оттенков… На миг я снова поверил.

— Из этого, конечно, ничего не вышло, — сказала Селена. — Наверное, я знала. Во всяком случае, мне следовало знать. Но я должна была попытаться. Поэтому написала Крису пару раз. Предложила остаться друзьями. Сказала, что скучаю по нему, что не хочу его терять… В этом роде.

— Ну, не пару раз, — заметила Конвей. — Семь.

— Нет же, не так много, — нахмурилась Селена. — Два? Или три?

— Ты писала ему раз в несколько дней. Включая день, когда он погиб.

Селена покачала головой:

— Нет.

Любой на ее месте так ответил бы, любой, у кого хоть немного мозгов. Но этот недоуменный взгляд — я готов был поклясться, что она не врет.

— Все зафиксировано, черным по белому. — Тон Конвей изменился. Еще не жесткий, но уже твердый и уверенный. — Смотри: вот эсэмэска от тебя, без ответа. Еще одна от тебя, ответа нет. Следующая, нет ответа. На этот раз Крис игнорировал тебя.

Лицо Селены ожило. Она будто смотрела сериал на экране телефона, будто вся эта история вновь разворачивалась у нее на глазах.

— Тебя это, должно быть, задело, — сказала Конвей. — Да?

— Да, задело.

— То есть, выходит, Крис все-таки мог причинить тебе боль?

— Я ведь уже объяснила. В нем всякое было.

— Верно. Поэтому ты и порвала с ним? Потому что он сделал тебе больно?

— Вовсе нет. Когда он не ответил на мои сообщения, это был первый раз, когда Крис причинил мне боль.

— Ты, наверное, ужасно разозлилась.

– "Разозлилась"… — Селена обдумывала слово. — Нет, не так. Я огорчилась; мне было ужасно печально. Я не понимала, почему он так поступил, сначала не понимала. Но разозлилась… — Она покачала головой: — Нет, совсем нет.

Конвей ждала продолжения, но Селена ни слова не добавила.

— А потом? В конце концов поняла?

— Только совсем уже потом. Когда он погиб.

— Хорошо, — кивнула Конвей. — И что же ты поняла?

— Что я была спасена.

Конвей вытаращила глаза:

— Ты… в каком смысле? Типа обрела Бога? Крис разорвал отношения, потому что…

Селена расхохоталась. Смех фонтаном взвился в воздух, веселый и заливистый, как хохочут девчонки, брызгаясь в реке, когда их никто-никто не видит.

— Не в этом смысле спасена! Боже, как вы себе это представляете? Да моих родителей удар бы хватил!

Конвей тоже улыбнулась:

— А вот монашки были бы в восторге. Так в каком смысле "спасена"?

— Спасена от отношений с Крисом.

— Как это? Ты же сказала, это было прекрасно. От чего же надо было спасать?

Селена ненадолго задумалась.

— Ничего хорошего бы из этого не вышло. — Вот, опять. Там, в мерцающем тумане, вновь мелькнул некто, бдительный и осторожный, некто, нам неизвестный.

— Отчего же?

— Вы верно сказали — Крис морочил голову всем девчонкам, с которыми встречался. Отношения с ними обнажали его худшие стороны.

Конвей пыталась прижать Селену к стенке, а та ускользала.

— Но ты ведь сказала, что вплоть до вашего расставания он ничем и никак не обижал тебя. И какие же дурные стороны обнажились в отношениях с тобой?

— Ну, времени не хватило, наверное. Вы же сами сказали, это все равно произошло бы, рано или поздно.

— Возможно, — предпочла оставить тему Конвей. — Итак, кто-то спас тебя.

— Да.

— Кто же?

Легко и непринужденно.

Селена погрузилась в мысли. Она замерла абсолютно неподвижно: не качала ногой, не шевелила пальцами, даже не моргала; просто застыла, рука лежит в руке.

— Это не имеет значения, — ответила она наконец.

— Для нас имеет.

— Я не знаю.

— Знаешь.

Селена выдержала прямой взгляд Конвей.

— Нет, не знаю. И мне этого не нужно знать.

— Но ты догадываешься.

Она отрицательно покачала головой. Медленно и непреклонно: окончательно.

— О’кей. — Если Конвей и была раздражена, то никак не дала этого понять. — О’кей. Телефон, который дал тебе Крис, — где он теперь?

Что-то мелькнуло. Опасение, чувство вины, тревога — я не разобрал.

— Я его потеряла.

— Да что ты? Когда?

— Давно. В прошлом году.

— До смерти Криса или после?

Селена опять задумалась.

— Примерно тогда, да, — с готовностью согласилась она.

— Ладно. Зайдем с другой стороны. Где ты его хранила?

— Я надрезала сбоку матрас. С той стороны, которая оказалась ближе к стене.

— Теперь подумай хорошенько, Селена. Когда ты в последний раз доставала его оттуда?

— В конце концов я поняла, что он мне не ответит. Поэтому только иногда по ночам проверяла сообщения. Просто на всякий случай. Не могла удержаться.

— В ту ночь, когда его убили. Тоже проверяла?

При мысли о той ночи взгляд Селены скользнул в сторону.

— Не помню. Говорю же, я пыталась этого не делать.

— Но ты же написала ему в тот день. И не хотела проверить, что он ответил?

— Я не писала. В смысле, ничего такого не припомню. Возможно, могла, но…