Пальчик Джоанны переполз на дюйм выше по моему бедру. Девчонки хихикали, высунув язычки меж острых зубов. Просто игра, и я был частью этой игры, но не понимал, какой именно частью. Я выдавил из себя смешок. Они рассмеялись в ответ.

— Итак, — еще дюйм вверх, — побеседуйте с нами.

Отбросить ее руку, рвануть обратно в школу, как будто на мне штаны загорелись, колотить в дверь художественной мастерской, умоляя Конвей впустить меня и обещая, что буду вести себя хорошо.

Но вместо этого я предложил:

— Давайте все обдумаем, согласны?

Использовал свой самый официальный тон. Напомнивший им об учителях, о Маккенне, обо всем противно формальном. Привел их в чувство, заглядывая в глаза каждой по очереди, нарушая их единство. Не троица и не опасная, просто глупенькие школьницы.

— Джемма, я понимаю, что тебе понадобилось много смелости, чтобы поделиться со мной ценной информацией. Джоанна, я понимаю, что Джемма, возможно, не нашла бы в себе столько мужества и решительности без твоей поддержки — и твоей, Орла. И после того как вы приложили столько усилий, чтобы в моем распоряжении оказались потенциально крайне важные сведения, я не склонен упускать свой шанс.

Они смотрели так, словно у меня внезапно выросли две головы. Палец Джоанны наконец-то замер.

— Если я не смогу допросить Ребекку О’Мару до того, как всех учениц позовут обратно в их комнаты, то мне придется делать это в сотрудничестве с детективом Конвей, а значит, нужно будет ввести ее в курс дела. Полагаю, вы предоставили информацию именно мне, чтобы ею воспользовался именно я. А не потому что хотели сделать одолжение детективу Конвей и способствовать ее карьерному росту. Я прав?

Три пары немигающих глаз.

— Орла? Я прав?

— А? Да?

— Отлично. Джемма?

Кивок.

— Джоанна?

Наконец-то, наконец-то рука соскользнула с моей ноги. Возмездие за наезды Конвей, там, на допросе в мастерской.

Пожала плечами:

— Наверное.

— Тогда, думаю, вы согласитесь, — еще одна улыбочка каждой, — что мы все заинтересованы в том, чтобы я немедленно встретился с Ребеккой. А поболтать мы с вами можем и позже.

Молчание. Только те же сверлящие меня три пары глаз.

Медленно, не делая резких движений, я выпрямился, отряхнулся, одернул пиджак. Потом развернулся и пошел прочь.

Это было как повернуться спиной к ягуару. Каждый миг я ждал удара когтями, но обошлось. Услышал, как за моей спиной Джоанна многозначительно и громко, чтобы я непременно расслышал, произносит преувеличенно официальным тоном:

— Потенциально крайне важные сведения.

И взрыв смеха.

Но вот я уже в безопасности, на бесконечном белесо-зеленом газоне.

Сердце барабаном отбивало дробь. В голове дурман, все плыло перед глазами, колени подкашивались, мне хотелось рухнуть на прохладную траву.

Нет, только не на глазах у всех. Я сказал девицам правду: где-то там, под маскировочной пеленой черно-белых пятен, среди шепотов и шорохов скрывается Ребекка. Сейчас или никогда.

Именно этого могла ожидать от меня Конвей. Именно об этом готов был биться об заклад Мэкки.

Светлое пятно мастерской, прямо надо мной. Радостный смех где-то далеко среди деревьев.

Я ни хрена не был должен Конвей. Это я принес ей ключ к безнадежному делу, она использовала меня, пока я был нужен, а потом пинком вышвырнула из машины на полном ходу.

Луна плясала в небе над школой. Я словно растворялся в пространстве, пальцы на руках и ногах уже исчезали.

В ней было все, от чего предостерегал меня Мэкки. Жирная точка на мечтах об идеальном партнере, том, с рыжим сеттером и скрипкой. Она — сплошные углы и терки, все, от чего я всю жизнь старался держаться подальше.

Я всегда вижу, когда появляется мой шанс. Вот он. Это было ясно как день.

Я нашарил в кармане телефон.

Сообщение, не звонок. Если Конвей увидит на дисплее мой номер, решит, что я хочу выяснить, долго ли еще ждать; на звонок она не ответит.

Что-то происходило со мной. Преображение.

Иконка сообщения на экране. От Конвей, несколько минут назад, когда я был слишком занят и не заметил. Должно быть, сворачиваются. Я как раз вовремя.

Нашел что-нибудь? Продержу его сколько смогу но отбой в 22.45 поторопись

— Какого черта, — вырвалось у меня.

И я улыбнулся — широко и ярко, будто лицо раскрылось настежь и оттуда вырвались наружу все цвета радуги.

Идиот, я грандиозный идиот, величайший в мире. На секунду я забыл обо всем, даже о Ребекке.

Прогуляйся, насладись видами, сказала мне Конвей у дверей. Попробуй вызвать призрак Криса. Займись, короче, чем хочешь. Это означало: Ступай поговори с девчонками, растормоши их, как ты умеешь, попробуй что-нибудь из них вытянуть. Ясно как день, если просто смотреть. Но я пялился на Мэкки, переживал, как он может подставить меня, и упустил то, что она совала мне прямо под нос.

Конвей доверилась мне. Она не просто доверяла мне, вопреки судьбоносным пророчествам Мэкки, но доверяла достаточно, чтобы показать, что она мне верит. А я, кретин, не сделал того же самого по отношению к ней. В животе похолодело при мысли, как близок я был к тому, чтобы все погубить.

Быстро написал ответ. Встретимся у входа. Срочно. Без Мэкки.

М ай приходит в суете и суматохе. Лето уже совсем близко, а с ним и экзамены, и весь третий год взвинчен немножко чересчур, смеется слишком громко из-за всякой ерунды и то и дело взрывается витиеватыми спорами, завершающимися хлопаньем по столам и слезами в туалете. Луна обретает странные оттенки — зеленоватый, если смотреть краем глаза, или лиловый, как фингал.

Второе мая. Крису Харперу остается жить две недели.

Холли не может уснуть. Селена все еще симулирует головную боль, а Джулия стала совсем стервой. Когда Холли попыталась поговорить с ней о том, что происходит с Лени, Джулия напустилась на нее с такой злобой, что они теперь почти не разговаривают. В спальне очень жарко, от горячего воздуха зудит вся кожа. Постель неудобная и становится неудобнее с каждой минутой, простыни сбиваются, все криво-косо.

Она выскакивает в туалет, не потому что ей нужно, а просто не в состоянии пролежать ни секунды дольше. В коридоре темно и даже жарче, чем в комнате. Холли уже на полдороге к цели, вся в мечтах о холодной воде, когда в нескольких футах впереди дверь резко дергается. Холли отпрыгивает в сторону, прижимается к стене и резко вдыхает, готовясь заорать, но тут из тени высовывается голова Элисон Малдун с открытым ртом, в панике исчезает с тихим визгом и тут же вылезает обратно.

— Господи! — шипит Холли. — У меня чуть инфаркт не случился! Что с тобой такое?

— Ой, мамочки, это ты, а я думала… Джо! — И вновь скрывается.

На этом месте Холли становится любопытно, она прислушивается. В остальной части коридора мертвая тишина, все затихли под гнетом ночи.

Через минуту в дверях возникает Джоанна, растрепанная, в бледно-розовой пижаме с надписью ООН BABY.

— Хм, так это же Холли Мэкки? — Она изучает Холли, как музейный экспонат. — Ты что, умственно отсталая или как? Я спала.

— Волосы, — еле слышно блеет Элисон. — Я увидела ее волосы и подумала…

— Бог мой, они обе блондинки, и что? Холли совсем на нее не похожа. Холли худая.

Большего комплимента Джоанна не знает. Она улыбается Холли и показывает глазами на Элисон, предлагая вместе посмеяться над тем, какая та глупая.

С Джоанной никогда не поймешь. Сегодня она твоя закадычная подружка, но тут же готова больно уколоть, если не подыгрываешь ей. Это создает неудобство. Она знает, с кем имеет дело, а тебе всякий раз приходится выяснять это заново. У Холли от нее начинаются судороги в икрах.

— А за кого она меня приняла? — спрашивает Холли.

— Она ведь вышла из той комнаты, — ноет Элисон.

— Но пошла-то в другую сторону, балда. Подумаешь, ей нужно в туалет, и что? Нам интересно, если она пойдет на улицу. Это вон туда, дошло?