Селена с трудом переводит дыхание. Она не уверена, благодарна ли она силам, пославшим к ним мисс Лонг в этот момент, или нет.

— Я тоже, — признается она наконец.

— Когда?

— На следующей неделе, после школы? Можем встретиться за "Кортом" и погулять.

Крис неловко ерзает на ступеньке, ковыряет большим пальцем стойку перил.

— Там нас все увидят.

— Ну и пусть.

— Они же… ну… начнут стебаться. Над нами обоими. Подумают, что мы…

— Мне плевать.

— Знаю. — Крис печально усмехается, словно подшучивая сам над собой. — Тебе — да. Но мне не все равно. Не хочу, чтобы о нас думали… — И пытается поправиться: — Нет, в смысле — о черт. Не в том смысле, что я не хочу, чтобы они думали, что мы вместе. Для меня это нормально, не смущает нисколько — нет, не просто нормально, было бы классно, даже лучше, чем…

Он сам запутался. Селена, посмеиваясь, приходит на помощь:

— Все в порядке. Я понимаю, что ты хочешь сказать.

Крис глубоко вдыхает и выпаливает:

— Я просто не хочу, чтобы было как раньше. Когда мы с Джоанной уходили на Поле, чтобы… неважно. Я хочу, чтобы было как сейчас.

Он поднимает руку. Едва заметное движение воздуха во тьме над их головами, золотистая дымка.

— Если мы встретимся за "Кортом", я обязательно все испорчу. Ляпну какую-нибудь глупость, чтобы выпендриться перед парнями, или мы пойдем в тихое местечко поговорить, и все увидят, что мы хотим смыться, а я не придумаю, что сказать. Или парни потом начнут подкалывать меня, и я начну… ну, ты понимаешь. Гадости всякие. Не хочу так поступать, но знаю, что не выдержу.

— Ты можешь выбраться из школы ночью? — прервала его Селена.

Она слышит возмущенное шипение в пространстве вокруг себя. Хочет объяснить: все нормально, я знаю, что делаю, но понимает, что не стоит.

— Ночью? — изумляется Крис. — Нет, никак. А ты можешь? Серьезно?

— Я дам тебе свой номер. Если найдешь способ, напиши мне.

— Нет, — поспешно отвечает он. — У вас, может, и не так, но у нас парни вечно роются в телефонах друг у друга, ищут… Ну, всякое. И монахи тоже. Я найду способ связаться. Но не по обычному телефону, о’кей?

Селена кивает.

— А насчет выбраться из школы… Есть у меня один приятель. Он, думаю, сможет решить проблему.

— Попроси его.

— Я его заставлю.

— Только не говори зачем. И не заговаривай со мной. Если встретимся в "Корте" и еще где-нибудь, давай вести себя так, будто вовсе не знакомы, как раньше. Иначе все разрушится.

Крис согласно кивает. И невнятно, словно в сторону, говорит:

— Спасибо.

Мисс Лонг гневно грохает дверью:

— Селена! И ты, как там тебя! В зал! Немедленно. — И на этот раз никуда не уходит, выжидая.

Крис вскакивает на ноги, протягивает руку Селене. Она не принимает ее. Встает сама, ощущая, как ее движение породило крошечные вихри где-то во тьме. Улыбнувшись, бросает Крису:

— Пока, увидимся.

И, обогнув его, осторожно, чтобы не коснуться даже краем платья, возвращается в зал. Отпечаток ладони на ее руке все еще сияет.

— Займемся делом, — скомандовала Конвей. — И если уж мы тут застряли… — Решительно подняла створку окна. Волна свежего воздуха вынесла наружу вонь дезодорантов. Небо постепенно блекло, сгущались сумерки. — Еще секунда этого смрада, и меня бы вывернуло наизнанку.

От долгого пребывания в замкнутом пространстве у нее начинался типичный психоз узника. У меня тоже. Мы слишком долго тут проторчали.

Конвей открыла гардероб, увидела склад фирменных шмоток и, буркнув "твою ж мать", принялась ощупывать каждое платье. Я занялся кроватями. Начал с Джеммы. Снял белье, одеяло, встряхнул как следует, прощупал матрас. На этот раз я искал не только крупные предметы типа телефона или старой книги, но и нечто маленькое, как сим-карта.

— Дверь, — не прерывая обыска, спросила Конвей. — Что там было?

Я был бы счастлив опустить эту деталь. Но то, как она не раздумывая ринулась мне на помощь, не оставляло места недосказанному, и я услышал, как произношу:

— Когда ты ушла поговорить с Элисон, мне показалось, что за дверью кто-то стоит. Подумал, может, кто-то собирается с духом, чтобы потолковать с нами, но когда открыл дверь, там никого не оказалось. Поэтому, когда я вновь заметил странную тень…

— Ты метнулся за ней. — Я ждал продолжения: и с какой страстью, готов был спасти всех нас, если кто-то из девиц собрал ядерную бомбу в кабинете физики, но она лишь спросила: — В тот первый раз, пока меня не было, — ты уверен, что за дверью кто-то стоял?

Я перевернул матрас, проверяя с другой стороны.

— Нет, пожалуй.

Конвей перешла к дутым курткам.

— Да уж. В прошлом году происходила та же фигня, причем несколько раз. Казалось, что-то мелькнуло, но нет. Есть что-то такое в этом месте, не знаю, как объяснить. У Костелло была теория насчет окон в старинных зданиях: они другой формы и размера, чем те, к которым мы привыкли, и расположены иначе, поэтому свет проникает под другими углами, и если уцепишь что-то краем глаза, это что-то кажется странным. Кто знает, — пожала она плечами.

— В таком случае понятно, почему девчонки видят призрак Криса.

— Хотя они должны бы уже привыкнуть к такому освещению. А вдруг и вправду призрак? Может, ты как раз его и видел?

— Вряд ли. Только странная тень.

— Вот именно. А они видят Криса, потому что хотят его видеть. Подзуживают друг друга, сами себя накручивают, а потом выпендриваются. — Она сунула куртку обратно в шкаф. — Им нужно почаще бывать на воле, этим девицам. Слишком много времени они проводят вместе.

За тумбочкой Джеммы — пусто, под вынутым ящиком — тоже ничего.

— В их возрасте это для них самое главное.

— Ага, только они ведь не вечно будут в этом возрасте. Рано или поздно до них дойдет, что за стенами школы существует огромный реальный мир, и вот тогда-то их хорошенько встряхнет.

Скрежет удовлетворения в ее голосе; но я не согласен. Я представлял ветер, который набросится на тебя со всех сторон, резкий и ранящий, терпко пахнущий табачным дымом и бензином, жарко треплющий волосы, — едва ты выходишь в мир из такого места, как это, и за тобой навсегда захлопывается дверь.

— Полагаю, — сказал я, — после убийства Криса огромный реальный мир стало трудно не замечать.

— Думаешь? Да для них это просто очередной повод повыделываться друг перед другом: "Видишь, я плакала горше, чем ты, значит, я лучше тебя", "Мы все вместе видели привидение, значит, мы очень близкие подруги".

Я перешел к кровати Орлы.

— А ведь я помню тебя по учебе, — вдруг сказала Конвей.

Голову она засунула глубоко в шкаф, лица не видно.

— И как? — осторожно, дуя на воду, поинтересовался я. — Плохое помнишь или хорошее?

— А сам ты не помнишь?

Если я и общался с ней чуть больше, чем "привет" в коридоре, то все уже позабыл.

— Надеюсь, я не заставлял тебя отжиматься?

— А что, если б заставлял, запомнил бы?

— О черт. Да что я натворил-то?

— Расслабь булки. Я просто морочу тебе голову. — В голосе слышна улыбка. — Ничего ты мне не делал.

— Спасибо, блин. А то я уж забеспокоился.

— Не, ты был нормальный парень. Мы, кажется, даже не разговаривали ни разу. Я приметила тебя из-за волос. — Конвей выудила что-то из кармашка чьего-то худи, брезгливо скривилась: скомканная салфетка. — Но потом присматривалась к тебе, потому что ты жил вроде сам по себе. Приятели у тебя были, но ты ни с кем близко не сходился. А все остальные, мать честная, бесконечно тусили друг с другом. Половина из них налаживала связи, как эти маленькие паршивцы из Колма, типа если мы с сынком комиссара будем корешами, мне не придется впахивать в дорожной полиции, а к тридцати уже стану инспектором. А другая половина создавала привязанности, как эти вот, здешние: о, это лучшие дни нашей жизни, и мы навеки останемся верными друзьями и вместе будем на пенсии вспоминать истории нашей юности. А я все думала — какого хрена? Вы взрослые люди, вы пришли сюда, чтобы научиться профессии, а не обмениваться браслетиками и делать друг другу макияж. — Она сдвинула плечики с одеждой. — Мне нравилось, что ты тоже не ввязывался в эту ерунду.