— Торопишься на урок. Любишь учиться?
— Разве я не похожа на прилежную школьницу? — Надутые губки, еще одна насмешливая провокация. Все еще пытается добиться ответной реакции.
— Расскажи про Криса. Что-то одно, но самое важное.
Джулия перестала кривляться. Задумалась, опустив глаза. Думала она как взрослая: спокойно, не тревожась, что заставляет нас ждать.
— Отец Криса банкир. Он богатый, очень богатый.
— И?
— И это, наверное, самое важное, что я могу про него сказать.
— Он хвастался? Всегда все самое лучшее, и поэтому должен быть главным?
Медленно качает головой, цокает языком.
— Ничего такого. Понтовался он гораздо меньше, чем большинство его приятелей. Но у него были деньги. Всегда. И всякие вещи. Ему не приходилось ждать Рождества или дня рождения. Захотел — получил.
— Ты, кажется, неплохо знала компанию Криса, — вмешалась Конвей.
— Не то чтобы у меня был выбор. Колм в двух минутах от нас, мы много чего вместе делаем. Видимся часто.
— Ты встречалась с кем-нибудь из них?
— Господи, нет. Я же не идиотка.
— А у тебя есть парень?
— Нет.
— Почему нет?
Джулия выгнула брови:
— В смысле, у такой-то красотки? Мы пересекаемся только с парнями из Колма, а я предпочла бы того, кто способен поддерживать беседу не только односложными восклицаниями. Вот такая я разборчивая.
— Ладно, можешь идти. Если что-нибудь еще надумаешь, звони нам, — закончила Конвей.
Я протянул Джулии визитку. Она взяла ее, но не торопилась вставать.
— А как насчет чего-нибудь интересного? Раз уж я, как хорошая девочка, все вам рассказала.
— Спрашивай, — согласился я. — Не могу обещать, что отвечу, но спрашивай.
— Как вы узнали про фотографию?
— А ты как думаешь?
— Понятно, — протянула Джулия. — Ну, вы ж предупреждали. Было весело, детективы. Увидимся.
Она встала, потом привычным жестом подкатала пояс, чтобы юбка поднялась выше колен. Вышла, не дожидаясь Хулихен.
— Ее поразила фотография, — сказал я, когда мы остались вдвоем с Конвей.
— Или она блестяще играет. — Конвей не отводила взгляда от двери, постукивая ручкой по блокноту. — А актриса она и вправду хорошая.
Селена Винн.
Сплошь золото и цветение юности. Огромные голубые глаза с поволокой, фарфоровая кожа и румянец, полные мягкие губы. Блондинка — натуральная — в коротких мальчишеских кудряшках. Нисколько не полная — Джоанна наговаривала, — но с хорошей фигурой, с выраженными формами, из-за которых она выглядела старше своих шестнадцати. Селена была по-настоящему прелестна, но это ненадолго. Нынешнее лето — может быть, даже сегодняшний день — пик этой ее прелести.
Не очень-то приятно ловить себя на том, что замечаешь такие детали в подростках, хочется отвести взгляд. Но это важно, как и в случае со взрослой женщиной. Каждый день она разная. Не заметить невозможно. Приходится изо всех сил стараться, чтобы избавиться от липкого ощущения собственного профессионализма.
Элитная школа для девочек: мило и безопасно, можно было бы подумать, если бы я вообще о таком думал. Наверняка лучше, чем спальный район, куда даже автобусы не ходят. Но теперь я начал замечать краем глаза дрожание воздуха, рябь, опасность. Не для меня конкретно и не страшней, чем в том же спальном районе, но тем не менее.
Селена стояла у входа, покачивала дверь туда-сюда, как ребенок, и смотрела на нас.
Хулихен что-то бормотала у нее за спиной, подталкивая Селену вперед. Но та словно не замечала.
— Я вас помню, — обратилась она к Конвей.
— Взаимно, — ответила Конвей. По пути к своему стулу Конвей взглядом показала, что Селена тоже не обернулась к Тайному Месту. Из семи — ноль. У девочки, повесившей карточку, отличное самообладание. — Присаживайся.
Селена послушно уселась. Рассматривала меня, как новую картинку, внезапно появившуюся на одном из мольбертов.
— Я детектив Стивен Моран, — в очередной раз представился я. — Селена Винн, не так ли?
Она кивнула. Все такой же туманный взгляд, приоткрытые губы. Ни вопросов, ни "что такое случилось?", ни тревоги.
И никаких шансов наладить контакт. Можно биться с ней до морковкина заговенья, но с таким же успехом можно отправить вопросы по электронной почте. Селене ничего от меня не нужно. Она вообще едва меня заметила.
Отсталая. Умственно отсталая, или больная, или травмированная, или как там нынче положено говорить. Я начинал понимать, почему компания Джоанны считает их чокнутыми.
— Чем ты занималась вчера вечером?
Та же история, что у остальных, — по крайней мере, в общих чертах. Не помнит точно, кто отпрашивался, кто выходил из мастерской; на вопрос, ходила ли в туалет, отвечает отсутствующим взглядом. Согласна, что, наверное, ходила, но, похоже, ответила, просто чтоб меня порадовать, самой ей все равно.
На Тайное Место не посмотрела ни разу.
— Ты там что-нибудь вешала?
Селена покачала головой.
— Никогда?
— Я не совсем понимаю, зачем вообще нужно это Тайное Место. Даже читать его не люблю.
— Почему? Не любишь секреты? Или считаешь, что они должны оставаться секретами?
Она сплела пальцы и смотрела на них зачарованно, как младенец. Мягкие брови чуть нахмурились, но только чуть.
— Оно мне просто не нравится. Напрягает.
— То есть это не твое. — Я практически всунул фотографию ей в руку.
Пальцы у нее были настолько бессильно повисшие, что фотография не удержалась в них и, вращаясь, спланировала на пол. Селена безучастно наблюдала за ее полетом. Мне пришлось наклониться и поднять.
Ничего, вообще ничего. Селена смотрела на фотографию очень долго, но в милом спокойном лице ничего не дрогнуло. Я уже начал думать, что до нее не доходит смысл записки.
— Крис, — выговорила она наконец. Я почувствовал, как дернулась Конвей: да неужто, Шерлок?
— Кто-то повесил это в Тайном Месте. Не ты?
Селена покачала головой.
— Селена. Если это сделала ты, у тебя не будет неприятностей. Мы только рады новой информации. Но нам нужно знать точно.
Опять покачала головой.
Она была как туман: казалось, рука пройдет сквозь нее, не задерживаясь. Ни единой трещинки, чтобы вклиниться, ни одной ниточки, за которую можно потянуть. Внутрь никак не проберешься.
— Как ты думаешь, кто это сделал?
— Не знаю. — Озадаченный взгляд, как будто вопрос показался ей ужасно странным.
— А если бы тебя попросили угадать?
Селена честно постаралась что-нибудь придумать, чтоб меня порадовать.
— Может, это чья-то шутка?
— Кто-то из твоих подруг стал бы так шутить?
— Джулия, Холли или Бекка? Нет.
— А Джоанна Хеффернан и ее подружки? Одна из них?
— Не знаю. Я их часто совсем не понимаю. — Упоминание о них заставило Селену слегка нахмуриться, но всего на секунду.
— Кто, по-твоему, убил Криса Харпера?
Селена надолго задумалась. Иногда она шевелила губами, словно собиралась что-то сказать, но забыла, что именно. Конвей медленно закипала от нетерпения. В конце концов Селена произнесла:
— Я думаю, никто уже не узнает.
Ее голос стал чистым и сильным, и она впервые за весь разговор смотрела прямо на нас.
— Почему? — спросила Конвей.
— Так бывает. Когда никто никогда не поймет, что произошло.
— Не надо нас недооценивать, — возразила Конвей. — Мы собираемся выяснить, что же все-таки произошло.
— Как скажете, — мягко ответила Селена. И вернула мне фото.
— Если бы тебя попросили рассказать про Криса что-нибудь одно, что бы ты выбрала?
Селена опять погрузилась в грезы. Уплыла в солнечный свет, как пылинка. Я ждал. Долго.
Спустя вечность она проговорила:
— Иногда я его вижу.
Очень печально проговорила. Не испуганно, не пытаясь ошеломить нас или удивить. Просто очень печально.
Хулихен дернулась. Конвей судорожно фыркнула.
— Да? Где? — спросил я.
— По-разному. Однажды на площадке второго этажа, он сидел на подоконнике и писал эсэмэску. Бегал кругами вокруг стадиона в Колме во время матча. У нас под окном, поздно ночью, подбрасывал мяч. Он всегда что-то делает. Как будто старается доделать все, что не успел. Или пытается остаться среди нас, как будто никак не поймет… — Внезапно у нее перехватило дыхание. — Ох, — тихонько выдохнула Селена. — Бедный Крис.