Мужик надул щеки, выдыхая и состроил неопределенную мину. Глянул на меня по-новому, будто до этого пустое кресло стояло, и вдруг в нём материализовался человек.

Разговор шел не по сценарию. Собеседник не падает перед ним на колени, но давить на него нельзя, можно остаться без шанса отомстить давнему врагу.

— Я вас понял, — наконец нехотя выдавил императорский родич. — В таком случае свяжитесь со мной по этим контактам непосредственно перед операцией. Обговорим все по защищенной линии связи.

Я кивнул.

— Надеюсь, это начало долгого и плодотворного сотрудничества, — улыбнулся мне Каро Сакурай.

— Посмотрим, — пожал я плечами.

Нашли лоха. Еще девчонку под меня подложить попробуйте, ага. Ох эти аристо, ты их в дверь они в окно. Палец протяни всего сожрут.

— А не слишком жестко? — спросил Безымяныш, когда мы ушли.

— Нет, — покачал я головой.

— Ну он ведь обиду затаит.

— И плевать. Мы для него настолько ничтожны, что попросту почти не существуем. Типа муравьёв. А они вроде как муравьеды. Вот тебе не пофиг пробежался муравьишка по руке или по ноге?

— Без разницы.

— Вот! И ему было насрать на нас. Но мы его укусили. И он запомнил, что из всех миллиардов муравьев вот эти два кусачие. Сакураи — небожители, понимаешь? С ними нельзя иначе. Потому что говорящий муравей, куда лучше, чем просто муравей. А теперь представь, пройдет год-другой, и вот уже муравей стал муравьедом. И вы уже на равных.

— Он запомнит, что ты даже муравьем вел себя как муравьед, — покивал ученик.

— Вот именно.

Я, Джи-А и Безымяныш направились в Китай. Все-таки нужно посетить хранилище рода. Но сделать это лучше тайно.

Прилетели сразу в провинцию Хейлунцзян, город Харбин.

Моя душа всегда болела, когда не было возможности полюбоваться красотами нового места. Ощущения, как перед дамой, укрытой одним полотенцем, и все что тебе нужно сделать, это сорвать махровую ткань, но тебе некогда. У тебя дела.

Потому на такси доехали сразу до места.

Возле храма сидел человек в одних только потертых штанах. Стояла неимоверная жара, и он с абсолютно отрешенным лицом рисовал мокрой тряпкой буддистские символы на раскаленном асфальте, едва он заканчивал иероглиф, как тот испарялся. Прохожие останавливались, подолгу залипая на странного незнакомца.

Туристы не упускали возможность сфотографировать его. Занимался он каллиграфией долго. Изредка ему бросали монеты или купюры, но он не замечал никого вокруг.

— Вы пришли в храм, но не хотите, чтобы вас видели?

Раздался шепот над самым ухом. Я огляделся. Никого рядом не было. Взгляд прыгал с одного прохожего на другого, но остановился на водяном художнике, его губы еле заметно зашевелились.

— Я здесь, чтобы провести в храм тех, кто не хочет, чтобы их заметили, — снова зазвучал шепот, будто говоривший стоял за спиной.

Интересный дар.

— Проведите нас, уважаемый, — сказал я.

— Зайдите в чайный Бабули Хо, через две улицы.

Я повел друзей отсюда.

— У нас что, нехватка чая? — удивленно спросила Джи-А.

— Просто топай, — не стал я вдаваться в детали.

Мы зашли. Внутри не было посетителей. Бабуля поклонилась нам, и провела в подсобное помещение, там мы спустились в подвал и прошли вполне себе чистым, и я бы даже сказал парадным тоннелем, украшенным золотом и красными тряпочками с иероглифами.

— День вам! — взмахнул сухой кистью ветхий старичок. Он был настолько маленький и немощный, что казалось, если его задеть, он рухнет и распадется на части как сломанная кукла.

— И вам… день, — сказал я максимально дружелюбно. — Странное приветствие.

— День это просто день. А приветствие просто звук, — отозвался старик, казалось, губы его не двигались. Черт, надеюсь, кровь у меня не он брать будет. Какой-то вампир трехсотлетний не иначе.

Мы неспешно направились за шаркающим дедулей.

— Красиво у вас тут, — сказал я, было интересно, что эта мумия ответит.

— У нас — тут, — глухо отозвался он. — Остальное лишь колебание воздуха.

Я пихнул Джи-А в бок, намекая, чтобы и она чего-нибудь спросила.

Девушка лишь нахмурилась. Помощница серьезно относилась к таким вещам, и мой синдром шила в пятой точке ей не нравился.

Я перевел взгляд на Безымяныша. Он-то меня прекрасно понял, сам был на моём месте недавно. Я просто забивал реальность белым шумом, чтобы не слышать собственных мыслей. Волнительно все же.

— А сколько вам лет? — спросил ученик.

— Цифры, — вздохнул старик. — Мир нельзя уложить в символы. Жизнь и душу не впихнуть в три закорючки. Мне — лет! — постановил он в конце.

И ведь не поспоришь. Но «в три закорючки». Да ему же больше сотни!

Мы вышли, и оказались внутри двора классического храма. Безумной красоты каменный дворец. Ни одной сухой травинки или опавшего листика тут не было. Чистота и порядок. И какая-то особенная тишина. При том что монахи ходили, но даже ветер не издавал звуков, а мантии их беззвучно трепетали под порывами, словно боясь потревожить владельцев.

Мы прошли за помост для статуи. С трудом, но я прочел, что это «Статуя Пустоте» и вместе с тем, это пустующее место для статуи. Старичок приподнял кисть и вместе с этим каменная плита заскрежетала и отодвинулась, обнажая квадратный вход в подземелье. Мы спустились в комнату, обитую ярким бархатным материалом.

— День вам! — поклонился я, юному монаху, на вид ему было что-то около двенадцати.

— Ага, типа, здарова, — бросил он через губу.

Не хватало только, чтобы малец добавил «Ну че каво, епт?». И тогда я бы точно заставил Джи-А влепить ему подзатыльник.

— Не тупи, дядь. Погнали!

Эм…

Он развернулся и повел нас ещё дальше под землю. Мы переглянулись и последовали за юным чтецом. В конце развилки он сдал на руки старушке в багровом ханьфу с золотыми рукавами.

— День вам! — снова поздоровался я.

Старуха ничего не ответила, а когда подняла голову, я увидел, что у нее зашит рот. Жуткая бабка провела нас в еще один коридор, и уже там мы перешли в юрисдикцию лысого монаха в желтых одеяниях.

— День вам! — не сдался я.

— И вам день, — чуть улыбнулся мужчина. — Чем могу помочь?

— Здесь находится ячейка моего рода.

Я напрягся, максимально фокусируясь, чувствуя каждую мышцу, словно приготовился к рывку от которого зависит моя жизнь. Источник внутри зашевелился.

Вот монах еле заметно шевелит ногой, и его рука размазывается в воздухе. В следующий миг из моей ладони в след за ней улетают капли крови как наполненные водой красные шарики. В полете они обращаются в кристаллы. Чтец ловит их и крошит в кулаке. Ноздри его трепещут.

— Сильная кровь, — сказал он. — Пройдемте.

А я вспомнил, что у Безымяныша кровь пробовали, а с моей и по запаху все считывают.

Красная ткань, закрывавшая проход попросту расступилась, когда я шагнул вперед. Я обернулся, Безымяныш помотал головой, мол, не пойду пока. А Джи-А взяла меня за руку, и мы вместе шагнули.

Я вошел в большое квадратное помещение. Слева стояли металлические ящики для документов и стеллажи. В дальнем краю был стол, справа даже койка имелась. Неужели здесь ночевали?

В центре на подставке лежал герб рода. Изображение раскрытой книги. Вот и думай, это та самая священная книга, или вас всех читают как книги, или это всего лишь книга рода, а может все вместе.

Я сразу почувствовал, как сработала родовая память. Так это не миф! Она реально существует!

Меня начало накрывать.

— Выйди, выйди, выйди, пожалуйста, — только и успел пролепетать я. Джи-А не задавала вопросов и просто выскочила из хранилища. Я же стал часто выдыхать через рот, стараясь справится с волной эмоций, что меня захлестнула.

Вот оно как бывает.

Благородность, если она настоящая, это всегда что-то полумагическое, что-то передающееся через кровь, это всегда нечто на уровне ощущений. Увидел герб рода, и сначала стадо мурашек устроило забег, а теперь вот у меня, прошедшего несколько концов света, глаза шипит и колет в душе.