— Всё хорошо, мам, — успокаивающе проговорил я.

— Когда тебе было четыре, — продолжил отец. — Ты сотворил немыслимое.

Четыре. Четыре. Я задумался. Первые воспоминания были не очень хорошими. Болезнь. Я очень тяжело болел. Горячечный бред. Лица взрослых, обеспокоенно глядящие сверху вниз. Мама, папа, семейный лекарь и почему-то родовой мастер-наставник. Первое моё воспоминание.

Мы взяли паузу на разливание чая. Мама немного попила и успокоилась, после чего продолжила.

— У меня больше не получалось забеременеть, и я тогда много и часто плакала, — она нервно теребила юбки платья. — И вот однажды, ты пришел и сказал: «Я не хочу, чтобы мама плакала». Взгляд у тебя был пугающе взрослым. Ты лег мне на коленки. Я начала гладить тебя по голове. А ты положил руки мне на живот и произнес: «Мама больше не будет плакать». Из твоих хрупких ладошек вырвался свет. Твой дар пробудился.

— Что? Прорыв в четыре года? — не укладывалось у меня в голове. — Это…

Флешбэк пришел неожиданно. Молодая совсем мама с опухшими от слёз глазами. Руки. Мои крохотные ладошки вспыхивают светом. Мне больно. Грудь горит, но я не могу остановиться, потому что знаю, если не сделать этого, мама не перестанет плакать.

Правда вспомнил или это игра воображения? Не знаю. Не уверен.

— Это уровень императорских семей, — кивнул отец. — И даже там такое редкость. Ты сжег себе зачатки каналов. Дар пробился напрямую без внутренней структуры. И, конечно, это не прошло без последствий для такого уязвимого организма. Ты чуть не погиб. Две недели мы каждый день молились, чтобы ты выжил. И ты выжил.

— Вот почему… — потрясенно произнес я.

Вот почему отца никогда не трогало, что я слабый табурщик. Да после такого оловянный ранг сравни чуду.

— Мастер и лекарь сказали тебе больше никогда не овладеть силой. Старые зачатки каналов сгорели. Но твой дар пробился через новые.

Вот в чем дело. Если учесть, что каналы формируются у одаренного с рождения, а у меня этот процесс начался заново в четыре года, то это многое объясняет.

— Полярность дара сменилась. Был целительский, стал просто свет.

— Так вот зачем вы оставляли меня вместе с лекарем, — рассмеялся я. — А я всё гадал, за что меня наказывают.

— Мы надеялись, схожая сила к схожей силе. Так иногда бывает.

Да. Одаренные не всегда рождаются с предопределенной стихией. Порой можно выбрать с холодным расчетом, в зависимости от специализации рода. А иногда стихия проявляется сама, если часто водишься с похожими табурщиками.

— Это был гойле, — сказал я. — Тогда, в четыре года. Это гойле рода Благих. Вчера я вытащил с того света Безымяныша. Дар проснулся снова.

Родители замерли. Мама и вовсе немного удивленно приоткрыла рот.

— Тогда песок… — осторожно начал произносить отец, словно боялся, что своими словами спугнет реальность.

— Да. Песок — родовой дар Сказовых.

— Хм. Ха-ха. Как же нам повезло, что тебя изгнали так рано. Это хорошо. Есть время подготовиться. Ты дашь нам наработки.

— Конечно, конечно. Я сам еще только разбираюсь. Представь, как тяжело совместить пятый ранг и родовой дар. Два.

— Да. Это как из пистолета снайперским патроном пытаться выстрелить.

— Два гойле, — прошептала мама, всё еще пытаясь осознать.

— Вот именно. Я в кому попал после первой активации. Вчера думал, будет так же, но отделался здоровым сном и откатом, — я развернул ладонь, пытаясь вызвать вспышку. Но не было даже намёка. Дар лениво заворочался внутри, словно спящий медведь, и всхрапнув, отказался просыпаться. Спасибо, что сканер работает.

— Мы собрали всю информацию, что ты просил по кланам. И дело Благих тоже имеется. Позже всё тебе передам.

— Спасибо.

— Брось, — отмахнулся отец.

Так, стоп! А ведь получается, что хранилище у чтецов крови с высокой долей вероятности принадлежит Благим. Роду точно было больше тысячи лет, сколько же всего там может лежать. Стоит ли вообще говорить об этом родителям. Разволнуются.

Блин, а если всё же Сказовская ячейка?

— Пап, а у нас, случайно, ничего не хранится в храме чтецов крови? — осторожно уточнил я.

Мама перевела на батю вопросительный взгляд, который сначала кивнул, а потом покачал головой. Он хотел соврать! Хотел обмануть меня, но передумал в последний миг.

— У нас нет таких ресурсов, сын. Точнее, в нашем положении это просто не рационально.

— Так и думал. Значит, хранилище Благих, — задумчиво произнес я, сделав вид, что не смотрю на родителей, на самом же деле продолжал следить по отражению в стеклянной столешнице.

Мама сверкала глазами, глядя на отца, а он лишь развел руками. Мол, что я сделаю, он уже большой.

— Сынок, — сказала мама. Такой я её видел редко. — Я хочу попросить тебя об одной вещи.

О нет, будет манипулировать и давить на чувство вины. Она никогда раньше так не делала. Насколько же сильно ей страшно за меня.

— Мам, — оборвал я её и взял её руки в свои. — Я самый сильный восемнадцатилетка в мире. Спрятался в корейской глуши и каждый день становлюсь чуточку сильнее и богаче. Всё будет хорошо. Я взрослый мальчик и в силах взвесить риски. Я не могу не заглянуть туда. А заглянув, не могу развидеть.

— Двадцать лет прошло, — сказал отец. — Но, если известно в каком храме их хранилище, скорее всего, наблюдатели всё еще следят.

— Состариться можно было успеть, — сказал я.

— Потом почитаешь дело и всё поймешь, — не стал спорить родитель. — Если хочешь, можем сейчас пойти в архив, там всё: дневники твоей матери и фотографии.

— Да, конечно, — сказал я, и мы начали подниматься. — Я заберу это. Вы долго оберегали чужую тайну, больше незачем держать мишень на спине.

— Не безопасно это перевозить, — схватила меня за рукав мама.

— Я у вас не один, — мягко напомнил я.

Мама перевела умоляющий взгляд на отца. Ну давай пап, не разочаровывай, ты ведь не только мой батя.

— Он прав, дорогая, — подхватил её под руку отец.

— Но…

— Никаких но, — хором сказали мы и переглянулись улыбаясь.

За участком следили. Не слишком навязчиво, чтобы не привлекать внимание, но всё же раз в пару лет подкрашивали оградку. Я зашел.

Небольшая скамейка и столик, могила, сильно заросшая травой, и абсолютно гладкий надгробный камень без фотографий и подписей.

Её даже похоронили на обычном кладбище. На всякий случай.

Я вырвал сорняки. Положил букет полевых цветов у камня. Отец сказал, других она не признавала, только те, что сам насобирал.

— Ну привет, мам, — сказал я и достал её фотографию. Не ту, что давал папа, другую, которую я выбрал сам. Она на всех снимках получалась удивительно удачно.

Я не даже толком ничего не просмотрел, сразу помчался сюда. Не знаю почему, просто потянуло.

Я глядел на фотографию и прислушивался к ощущениям. Кровь звала. Даже профан вроде меня это чувствовал, а значит, официальные цифры возраста рода занижены. Тоска накатывала, словно я на могиле по-настоящему близкого человека.

— У меня всё хорошо. Я просто пришел сказать спасибо. Спасибо, что привела в этот мир.

Уже когда уходил, меня внезапно осенило. Меня изгнали из рода Сказовых, но из рода Благих не изгоняли, ибо некому. Я последний. Хотя не факт. Надо подтвердить в храме у чтецов.

То есть формально я дворянин. Мне не нужно получать герб на Чеджу. У меня уже есть герб и не рода, а клана! Просто об этом никому нельзя говорить.

Арсений Благой. Нет. Арсений Благовестев. Так изначально назывался род. Уже потом сократили. Две тысячи лет официальной истории.

Я разберусь во всем. Ответы есть в дневниках матери. А если не найдутся там, будут в хранилище клана. Моего клана. Это воодушевляло.

У меня есть клан, который нужно возродить. Даже жаль, что не создать с нуля. Это было бы по-своему почетно.

А еще до сих пор остались люди, которые пойдут за мной, если официально объявить о себе как о наследнике. И имущество. Предприятия. Счета, принадлежавшие клану. И, конечно, родовая земля. И долги. Кровавые долги, которые нужно раздать.