Сложенными за спиной ладонями я тем временем сигналил своим. Сигнальные правила мы отрабатывали с самого первого дня пребывания в военном корпусе, да и до этого немного занимались, так что мне без труда удавалось одновременно говорить и показывать нужные жесты. Находясь на фоне сияющего всеми цветами радуги принца, попав в ореол его света, я был уверен, что соратники четко уловят мои сообщения.
Наш дерзкий план в наилучшем своем виде граничил с бредом. Нет, в случае, если возникнут трудности, мы собирались просто прикончить Линеана. Но за те минуты, что он отвёл нам на беседу, Шегер успел изложить основную и, по его информации, единственную тактику боя принца Кейтль. Заключается она в мгновенном выставлении постоянного щита предельно возможной прочности. Принц умел очень быстро, с умопомрачительной скоростью, выкачивать из окружающего Океана… целый океан маны, так скажем. И вливать всё это в щит.
В нормальном бою это полностью лишало сил всех вражеских чародеев ближнего боя, значительно ослабляло метательные чары, в разы замедляло передвижение. А тех, кому не повезло оказаться на огромной глубине без контура, могло просто расплющить мгновенно растущим в сотни раз давлением.
Затем, оказавшись под непробиваемой скорлупой, обезманив всё вокруг, Линеан или удирал, подпитывая своей маной живой корабль, либо методично убивал противников, ни на секунду не показываясь из-под щита.
Мудрая тактика вообще-то. Особенно против существ, привыкших к тому, что вокруг… ну да, океан родной водной маны. Только вот мы не были такими существами.
Даже внутренний источник Виктора останется весьма мощным без подпитки извне. Про прочих нечего и говорить — нам от водной маны не горячо, не холодно.
А вот кому без нее будет очень даже горячо, так это княжичу Шувалову. Услышав о тактике Линеана он аж засиял от радости. Тьфу, пижон, на такую показуху ману потратил.
Но теперь Василий парил в темной воде «трюма» молчаливый и сосредоточенный. В гробовой тишине я приблизился к гребенчатому телу принца еще на метр, параллельно указывая Шувалову одно место, Виктору и Шегеру — прятаться за княжичем, Юле — воздействовать на сам корабль, который все-таки был не полностью живым. А Алисе с Машей — работать как можно синхроннее. Именно на них в нашем плане-максимум лежит самая ответственная миссия — превратить «кокон» щита Линеана в подлинный кокон, упорядочить текучую водную ману так, чтоб крепость принца обратилась в тюрьму.
Да, основная сложность плана-максимум именно в этом — принца мы хотим поймать живьем.
— Я слушаю, образина. — аж сплюнула гроздью едких пузырей одна из голов нашего пленителя. — Если ты пытаешься приблизиться ко мне для атаки, у тебя всё равно ничего не выйдет. Но лучше не пытайся. Если же ты не питаешь злых намерений, то говори уже!
— Конечно, о великий! Я лишь хотел подплыть поближе, дабы вы не упустили ни крупицы мудрости, что я собираюсь вам поведать. Ведь от этого, в конце концов, зависит моя жизнь!
Такой ответ принцу явно понравился. Упиваясь властью над «жалким рабом», он аж засиял, замигал, переливаясь и шевеля десятками плавников. А я, наконец подплыв на нужное мне расстояние, начал говорить:
— Это случилось давным-давно, многие и многие тысячи лет назад, в эру, когда полубожественные мудрецы бродили по бескрайним пустошам неоформленного мироздания, вдыхая жизнь в неживое лишая жизни то, что должно умереть. А за седыми мудрецами бродили стайки их учеников.
— Погоди! Какие еще мудрецы? Мир упорядочил величайший Левиафан! Что ты морочишь мне голову⁈
Гибкая туша принца угрожающе колыхнулась в мою сторону. Но я сдержался и не дрогнул ни на миг. Лишь спокойно ответил:
— Так то ваш мир, мудрейший! А откуда взялся этот самый мир? Кто отделил его от мирового хаоса, одарив Водой? то-то же!
А затем продолжил рассказ:
— Однажды на пути одного такого мудреца и его учеников встало гигантское живое дерево. Огромное, сотни гребков ростом, и плотоядное, с корнями-щупальцами. «Так» — сказал мудрец. «Дерево таким быть не должно. Стоит убавить ему жизни». Ученики в ужасе зароптали, боясь сразиться с громадным чудовищем. Но мудрец лишь махнул рукой, искоса так на дерево глянул… и оно рассыпалось на ветки и щепки, не выдержав взора мудреца. Но это лишь присказка, а главное — впереди.
Переведя дыхание, а заодно подогревая любопытство принца, я выдержал драматическую паузу. Все бесчисленные глаза существа смотрели точно на меня. похоже, такой истории Линеан еще действительно не слышал.
— Тогда один из учеников, пораженный мощью учителя, спросил у него. — продолжил я рассказ. — Учитель, ведь ты величайший из великих. Ты одной лишь волей своей потрясаешь само мироздание. Ответь неразумному мне: зачем тебе мы? Зачем тебе многие ученики, если ты столь велик?
Тогда учитель молча подошел к дереву. Наклонившись, он взял мощную толстую ветку и протянул ученику.
— Сломай-ка. — с доброй улыбкой молвил мудрец. И ученик, хоть и поднапрягшись, покряхтев, эту ветку переломил.
Учитель же вновь подошел к останкам дерева и собрал веток потоньше. Тоненьких даже, молодых совсем. А затем взял из ниоткуда веревку — и связал из тоненьких веток хороший такой веник.
— А теперь сломай-ка это. — улыбнулся мудрец. Как не тужился ученик, как не пыжился, как не гнул злосчастный веник, а сломать не мог.
— Вот видишь, ученик, какая штука. — сказал тогда учитель, взяв веник обратно. А затем, с доброй отеческой улыбкой ка-ак дал тупому ученику этим веником по башке! И отдубасил он ученика до полусмерти.
— Так. А мораль-то какая? — задумчиво просипел Линеан, когда пауза подзатянулась. — Ты разочаровываешь меня, раб…
— А мораль такая, о мудрейший принц. — незаметно улыбнулся я в полутьме. — Что затем, как ученик оклемался, он собрал остальных учеников, и они толпой зарезали учителя ножами. Чтоб не выпендривался тем, какой он тут один крутой.
— А-а…
— Мочи его, ребята!
