— Нет. Я не могу потерять дочь. Не успокоюсь, пока не увижу её, — мой голос дрожал, я был в горе и печали. Признаюсь, даже еле сдерживал слёзы, так мне было тяжело.
— Ты лучше ей не сделаешь! Если… — жена осеклась, — Когда она вернётся и увидит тебя в таком состоянии, сама тут же сляжет от переживаний.
— Неважно! Я должен сам отправиться на поиски!
Я уже начал подниматься, когда Виктория, проявляя невероятную силу и характер, удержала меня, усаживая обратно.
— В конце концов, Георг! Не веди себя как неразумный юнец! На её поиски брошены все силы. Даже Каспар отправил людей. К тому же, у тебя есть ещё одна дочь, которой не достаёт твоего внимания. Подумай о бедной девочке, как ей тяжело! Она в неведении, потеряла сестру. Ещё ты здесь убиваешься.
И я позволил ей увезти себя в спальню. От еды я наотрез отказался, но всё-таки уснул, измученный отцовской печалью.
***
На следующее утро я почувствовала себя здоровой и бодрой. Моя тревога и смятение в душе, конечно, никуда не делись, но я старательно отодвигала это на задний план, пытаясь настроиться на новый ритм жизни.
Аромат, вызывающий аппетит, распространялся по дому тонким шлейфом. Хоть моя дверь и была прикрыта, сквозь большие щели по всем ее четырем сторонам, запах просачивался внутрь. Пожилые супруги, что меня приютили, видимо, вставали рано. Когда я высунула голову из комнаты, завтрак уже был на столе.
— Дорогая, будешь так долго спать, толку от тебя в хозяйстве не найдётся, — Адма широко улыбнулась, приглашая меня за стол. Густаво уже заканчивал трапезу и допивал свой чай. Хозяйка дома поставила передо мной большую порцию блинчиков с начинкой.
— С творогом. По моему фирменному рецепту.
— Спасибо, — я вернула ей улыбку и принялась за еду, — Не знаю, как я смогу отблагодарить вас, — пробубнила я, набивая рот.
— Хватит сыпать своими высокими словами, белоручка, — дедушка Густаво засмеялся, — Мы люди простые. Дело важнее слов! Дам тебе тяпку, покажу, что в огороде сделать, — он перевёл взгляд на жену, — Варежки найдёшь? Смотри, какие у ней ручки аккуратные. Жалко, если поранится.
— Ишь ты!
Улыбка Адмы красноречиво говорила мне гораздо больше её слов. За небольшое время, что я провела здесь, стало понятно, что есть свойственно некоторая двойственность. Она бесконечно острит или противопоставляет, но беспрекословно слушается мужа и делает так, как будет лучше для всех. А я была совершенно растеряна, не понимая, чем заслужила такое доброе отношение.
— К доктору ей надобно. Слышишь, Густаво? В обед отведи к Георгу. Аптекарю тому на окраине деревни…
Меня словно громом поразило. Я замерла, пытаясь поймать ускользающее воспоминание. Это имя, я его знаю! Или мне лишь показалось? Да, наверное, я так отчаянно хочу вспомнить, что уже сама себе придумала. Надо просто примириться и ждать. Рано или поздно это произойдёт. А если нет?
— Вера? Что с тобой? — Густаво тут же подскочил, касаясь моего лба, — Ты как-то побледнела. Не тошнит?
— Я просто подумала, что со мной будет, если я так и не вспомню?
Адма шумно прихлебнула свой горячий чай:
— А что будет? Ничего. Останешься здесь. Мы тебя сосватаем кому-нибудь. Смотри, какая ты ладненькая. У нас этих женихов пруд пруди.
— Замолчи, глупая! Что девчонку стращаешь, — он снова перевёл взгляд на мое испуганное лицо, — Не бойся, Вера. Я тебя обидеть не позволю.
— А где это видано, чтобы женщина да без присмотра была?
— Потому, она и живёт здесь. Под присмотром.
Адма фыркнула и пошла заниматься делами. Густаво ещё раз пожелал мне приятного аппетита и вышел из дома, бубня себе под нос что-то про безумную жену.
Поработав полдня в огороде и окрестив это событие первыми мозолями, я всё равно почувствовал себя счастливой.
— Видишь, деточка, труд очищает человека.
— И то верно, дедушка Густаво.
Мы весело смеялись, обсуждая мои первые неловкие попытки. Но он всё-таки меня похвалил, особенно подмечая моё упорство. Пока болтали, мужчина вывел меня к дороге, проходящей мимо всех домой в поселении.
— Пойдём. Я обещал Адме показать тебя доктору, — он подмигнул мне и зашагал, опережая меня. Обернулся на короткий миг и добавил, — Хотя по мне, всё с тобой нормально. Просто, видать, девица нежная оказалась.
Я лишь пожала плечами. Может так и было. Может, и нет. Вторые сутки я живу какую-то новую жизнь и уже начинаю уставать от того, что бесконечно теряюсь догадках.
Солнце беспощадно обжигало — день близился к полудню, а я сначала и не заметила. Вскинула глаза к небу — меня удивляла его чистота. Ни тучки, ни облака. Теплыми ночами еще не подобравшейся близко осени дома после дневного зноя не успевали остывать. Видела местных крестьян, спешащих из поля. Кого-то, кто уже успел подойти к дому, встречали детишки или беременные жены. Я коснулась живота. А у меня… Есть дети? Нет, нет. Это бы я точно не забыла. Наверное… Не забыла бы? А муж? У меня есть муж? Быть может, он так тоскует по мне. Как я тоскую по чему-то неизвестному.
У небольшого деревянного домика издалека я заметила богато украшенную карету, запряжённую четвёркой лошадей вороной масти. И снова этот болезненный стук в сердце. Почему какие-то мои мысли заставляют меня трепетать? Это связано с моей прошлой жизнью? Или у меня проблемы с органами?
— Подождём, девочка. Видишь, какой у нас доктор? Какие-то богатеи приехали. Тоже хворают, видать. А здоровье-то у нас одно — ни на какие монеты не купишь, — Густаво не прекращал причитать, — Это от излишества! Вот я, например, как пойду до нашего лесника… Ой… Он меня своим креплёным угощает, так я потом хмельной дня два хожу, и сердечко шалить начинает.
— Вам нужно поберечься, дедушка.
Его взгляд, обращённый на меня, вновь потеплел.
— Как же по-доброму ты это говоришь, Вера. А, знаешь, у меня ведь есть внучка. Но далеко. Я уже её лет семь не видел. Дочка моя уехала, там замуж вышла, внучку привозила, показывала. Три года подряд приезжала сама, потом с няньками отправляла. Ну а потом и этого ни стало. Она ж как ты почти возрастом. Я, может, потому к тебе такой добрый… Сентиментальный стал.
— Далеко уехала? — видя, как неловко старику обсуждать свои чувства, поспешила перевести тему. Но сама ещё попутно поглядывала на лекарский домик. У меня было нехорошее предчувствие.
— К драконам же. И за такого же замуж вышла. Вроде недалеко, но у нас лошадки-то нет, чтоб поехать. Да и куда ехать-то? Адресов не дала, — Густаво шмыгнул носом, ладонью вытирая ещё щеки, — Стыдится нас, простых людей, наверное.
Мне было так искренне жаль этого доброго человека. Поддаваясь внутреннему порыву, я крепко обняла его.
— Она совершает большую ошибку, дедушка Густаво. Я, даже если всё вспомню, даже если уеду домой, всё равно вернусь к тебе и твоей жене. Я обещаю вам!
— Полно тебе, деточка, — он мягко отстранил меня, кивая в сторону домика.
Я заметила молодую девушку, которая только что вышла.
— Такая юная и уже больная! Тьфу!
— Дедушка…
Я вернула своё внимание к девушке. Она показалась мне такой уверенной в себе, такой гордой, а еще и ухоженной. Я даже не знаю, какой эпитет подходил бы больше. Золотого цвета волосы струились по её плечам прямым каскадом. Отсюда мне показалось, что у неё тёмные глаза, но я не была уверена. Небесно-голубого цвета платье сшито было таким образом, что выгодно подчёркивало все достоинства её женственной фигуры.
За девушкой семенил рассеянного вида молодой мужчина. Он держал в одной руке мешочек, в другой — небольшой свиток. Видимо, с рецептом.
— Леди Элиза, это важно! Обязательно передайте своему врачу эту инструкцию. Иначе плод не погибнет, а лишь покалечится.
Мне стало не по себе от того, что я услышала нечто, совсем не предназначенное для чужих ушей.
— Тьфу! — опять начал плеваться Густаво, — Вот же мерзость!
— Тише! — я тут же зашипела на него, как оказалось, точь-в-точь повторяя действия этой особы. У меня было ощущение, что слушать такие разговоры не просто неприлично, но и опасно. И, как только я это осознала, нехорошее предчувствие прямо-таки облепило мою кожу, вызывая волну неприятных мурашек. Краем глаза заметила, как эта леди чуть не кинулась на него, опасно размахивая веером у его лица.