— Да, временно. Если ты хочешь мне помочь, придется снова ненадолго расстаться.

— Эй! — я даже оскорбился, шумно выдохнув, — Неужели ты думаешь, что ради… Ради того, чтобы выразить благодарность, я бы пожадничал?

Вероника повела плечом, что, вероятно, означало, что она не знала ответа на этот, на мой взгляд, риторический вопрос.

— Прости меня, Асмиас. Ты не заслуживаешь этих слов, — ее речи походили на проблеск света в затягивающихся мрачных тучах моего унылого настроения. А когда я увидел, что она потянулась ко мне за объятиями, то от них не осталось и следа. Я знал, что с ее стороны это лишь дружеский жест, но не мог не насладиться ее запахом, теплом, близостью. Когда она попыталась отстраниться, я удержал ее, усиливая хватку. С возмущением она повернула голову и наткнулась на мое лицо, соприкасаясь нос к носу. Я чувствовал, как ее руки упираются в мои плечи, чтобы высвободиться.

— Успокойся, госпожа, — она удивленно смотрела в мои глаза, а я стал наклоняться к ее шее. На ее гладкой коже, казалось, вовсе не было ни единого изъяна, за исключением уже порядком заживших следов от зубов Элизы и Сталвана. В первую нашу встречу я безошибочно определил их запах, и был уверен, что сестренка тоже не с самого начала прониклась симпатией к этой девушке.

Прикрывая глаза, я прощался со всей суетой мыслей, которые, подобно надоедливой мошкаре, хаотично роились в голове. Втянув носом воздух, еще раз насладился одурманивающим ароматом ее кожи, приник губами чуть ниже того места, где пульсировала крупная артерия. Вера замерла в моих руках, но она все еще пыталась сохранить между нами дистанцию, удерживая меня от того, чтобы я не прижался к ней всем телом.

«Никогда не будет моей»

В следующий миг острые клыки вонзились в горячую кожу. Момент, когда яд покидал мое тело, перетекая в другое — такой одурманивающий, заполненный удовольствием и эйфорией от начала и до конца, что даже сложно сдержать стон. Ее хватка ослабевала, герцогиня подчинялась моей воле, успокаивалась. Я нехотя отстранился, смазывая последнее прикосновение губ, внимательно посмотрел в глаза, когда удалось поймать ее затуманенный взгляд.

— Вероника, ты спокойна, — я поднял ее ослабевшую руку, что теперь покоилась на ее колене, и вложил в нее камень, — Вернуть Александра — твое самое заветное желание?

— Д-да… — чуть задыхаясь ответила она.

— Правильно. Ты должна верить в это всем сердцем и душой. Убеди и разум, что это возможно. Вы можете воссоединиться, если ты очень захочешь, — я сложил ее пальцы, делая так, чтобы камень оказался в кулаке. Следом встал на ноги и помог подняться ей. Уперев ее руку с камнем в место, где когда-то билось сердце герцога, я отступил чуть в сторону, выравнивая ее позу, — Нужно лишь желание, — я ощутил, как завибрировал артефакт, от чего все мое существо наполнялось силой. Хоть я и не менял облика, голос приобрел нотки, что свойственны змеям, растягивались шипящие и свистящие звуки, — С-с-садись, — помог взобраться на постель, не позволяя контакту ее тела и тела Александра, связанного камнем, разорваться. Сам обошел кровать с другой стороны, и накрыл ее руку своими ладонями. Я был четвертым звеном в этой цепи.

— Все хорошо? Почему пока ничего не происходит? — Вера растерянно смотрела то на меня, то на наши переплетенные руки, то на безжизненное лицо мужа.

— Дай время. Он набирает силу. У тебя их теперь вдвое больше, чем у кого бы то ни было. Не сомневайся.

До того невзрачный на вид камень вдруг вспыхнул. Сначала сквозь пальцы стал просачиваться золотой свет, который напомнил мне мерцание далеких песчаных барханов под солнцем в Саариде, но затем, коротко заискрив, он вспыхнул ярким пламенем, который совсем не обжигал, источая приятное тепло. Это не было пламенем свечи и не было таким, каким бывает в очаге, именно таким и было на вид драконово пламя. Пламя, что герцог разделил со своей герцогиней, из последних сил защищая ее. Свечение росло и ширилось, покрывая уже всю грудь Александра, а в следующий миг словно бы впиталось и погасло.

Мы замерли на несколько секунд, пытаясь понять, получилось ли что-то, но Вероника, в нетерпении выдернув руки, принялась трясти его.

— Алек! Алек! — она наклонилась над ним, целуя щеки и губы. По прерывистому дыханию я понял, что она плачет, хоть и не мог видеть этого за рассыпанными волосами, что темной шторой скрывали их лица, — Алек!!!

Я поднялся, оправляя рубашку:

— Я сделал все, что мог.

Она даже не обратила на меня внимания, вновь погружаясь в пучину горя. Трясла его, тут же целовала, следом вскрикивала и била по щекам. Попятился к двери, и у выхода развернулся. Ее боль разрывала мне сердце, но не так, как вернувшееся сожаление о том, что она никогда не будет так страдать по моей судьбе.

— Ах! — за визгом услышал приглушенный грохот. Обернувшись увидел, что она свалилась на пол и с неверием смотрит в сторону кровати, — Он дышит! Дышит! Асмиас!

Я помог ей подняться и снова усадил на то же место. Чуть отойдя в сторону, где полумрак обеспечивал мне укрытие, наблюдал, как герцогиня берет его руку в свою, и он сжимает ее в ответ. Еще через несколько мгновений он закашлялся. Долго, тяжело, словно его легкие наполнила вода. А после он открыл глаза, уставившись в таком же шоке на Веронику.

— Моя госпожа, — он издал лишь хрип, едва оформляя его в слова, но ей было достаточно. Рассмеявшись сквозь слезы счастья, она кидалась на его шею, пытаясь отогреть жаром своей любви от смертельного холода.

— Я позову Сирила. Он осмотрит его светлость, — коротко поклонившись, направился к двери.

— Ах, Асмиас! Подожди! — едва не свалившись в очередной раз, на одной ноге Вера пропрыгала ко мне. Как только я подставил ей руки, она прильнула, обвивая руками мое тело, — Спасибо. Спасибо! Я никогда не перестану благодарить тебя, Асмиас! Ты вернул его. Вернул!

— Меньшее, что я могу сделать для тебя, госпожа, — она протянула мне камень и я, бодро отсалютовав, вышел.

***

В этой темноте я ничего не чувствовал, не ощущал пространства и времени. В один момент она забрала меня себе и сковала невидимыми оковами, не позволяя шевельнуться. Сколько прошло времени? Я даже представить не мог. Был бы в плену, приемы пищи позволяли бы понять, когда сменились сутки.

Но вот, что-то изменилось. Наконец ко мне стали возвращаться ощущения, и то, что я почувствовал мгновенно вернуло мне воспоминания. О моей единственной любви, о моей прекрасной драконице, об удивительной госпоже, что так легко перевернула мою жизнь с ног на голову.

Сквозь пелену, будто я был под водой, услышал родной голос.

«Он дышит! Дышит!»

Еще через несколько мгновений я начал ощущать окружающую среду, которая обрушилась на меня невероятным давлением. Даже дышать было тяжело, словно меня придавила вся тяжесть мира. Но вместе с этим я различал нежные прикосновения моей госпожи.

Я хотел ей сказать, как сильно тосковал, но легкие отказывались расправляться. Расправившись с кашлем, я смог вдохнуть полной грудью, чувствуя, как жизнь все быстрее наполняет меня. Наконец, сил хватило, чтобы открыть глаза. Самая прекрасная дева была со мной. Моя. Любимая.

— Моя госпожа, — она целовала меня. Лишь ненадолго отлучилась, что-то говоря блондину, который смутно казался знакомым.

Вскоре она вернулась:

— Мой дракон, — Вера касалась моей кожи горячими губами, и я мечтал прижать ее к себе.

— Госпожа, я преклоняюсь перед твоей находчивостью, — ничего не отвечая, Вероника лишь смахнула слезы, — Я люблю тебя!

— Я люблю тебя!

Это была наша клятва. Как тогда. Мы снова были вместе. Все так, как и должно быть.

— Алек… — мой шепот разносился по спальне, окутанной дымкой благовоний.

— Ты хочешь что-то мне возразить? — губы моего возлюбленного, казалось, побывали уже везде. А теперь он нежно касался ими моего плеча, прижимая к себе так крепко, будто никогда не хотел от меня отлипать. Одна его рука оглаживала мою шею, легонько сжимая, другая опустилась на едва вырисовывающийся живот.