Бесцеремонно нарушивший моё уединение прислужник невероятно раздражал. Старательный, исполнительный, но с возрастом теряющий чувство такта. Видимо, я был слишком мягок, раз он решил, что я стерплю.

— Как тебя…?

— Сталван, сир, — мужчина тотчас же низко поклонился. Он нисколько не удивился моей забывчивости.

— Сталван, — Я повторил, смакуя. Задумался о том, знал ли я других людей с таким же именем, — Сколько ты в этом замке?

— Я поступил сюда совсем мальчишкой. Разжигал камины, следил за свечами. Мне было около шестнадцати. Значит, уже тридцать два года.

— Ясно. Значит, ты хорошо знал моего отца.

— Да, господин.

— Мы похожи с ним? Как ты думаешь?

— О, ну, разумеется. Вы же семья.

— Я не об этом.

Я поднялся из кресла неторопливо. Так же медленно стал приближаться к нему. Видимо, Сталван всё-таки начал ощущать угрозу, исходящую от меня, так как тут же подобрался, еще больше выпрямляясь.

— Простите, господин. Теперь я понимаю, что допустил множество непростительных ошибок.

— Мы похожи с отцом, верно. Должно быть, каждый, кто знал его, когда смотрит на меня, видит именно его. Но ты воспользовался тем, что я мягок по отношению к слугам, — я был совсем близко. Как и я, этот мужчина был высокого роста, однако сейчас, мне казалось, что он мечтал стать меньше, чтобы улизнуть от этого отчитывания в какую-нибудь щель, — Ты ошибаешься, если считаешь меня слабохарактерным. Я не стану метать и злиться. Ты понял?

— Да, господин.

— Хорошо, — я хлопнул в ладоши, точно хотел отключить гнетущую атмосферу. Достаточно бодрым шагом вернулся к своему креслу и сел обратно, положив руки на подлокотники, — Учитывая мои пожелания и проанализировав собственные ошибки… Тех, кого привел, отошли обратно. Подготовь других, Сталван.

— Да, господин.

— И подумай, не хочешь ли ты, наконец, уйти со службы.

Мужчина в очередной раз поклонился, и, не поворачиваясь ко мне спиной, ретировался, тихо прикрыв за собой дверь.

— Какой Грозный мальчишка…

— Мальчишка? Ты в своём уме?!

— По меркам драконов ты еще мальчик.

— Я не хочу знать меры вашей нормальности.

— Ты — дракон. Но отрицаешь свою суть. Отрицаешь меня!

— Я даю тебе волю. Чем ты недоволен?

— Тем, что мы не единое целое. Ты отказываешься от меня. Почему?

— Потому, что я теряю контроль. Как и мой отец. Тогда я запер тебя, ты же знаешь.

Прежде, чем он мне ответил, на какое-то время воцарилось молчание. Я не был уверен, что он снова заговорит.

— Ты сам сказал, что ты — не он. Жаль, что ты не веришь себя так, как я верю в тебя.

И он снова замолчал. Внутренние диалоги с моим вторым я остановились всё более нечастыми. Мой дракон обижался, что я подавляю его. Я обижался сам на себя! Ну я не мог позволить истории повториться!

С того случая на наши земли будто бы опустились вечные сумерки. Редко можно было наблюдать солнце, да и то, только с высоты замка или какой-то горы. Или полета…

Сам не заметил, как погрузился в воспоминания из детства. Точнее, в один из несчастнейших дней моей жизни.

Мой отец, Риккард Эберхарт, был герцогом Рамилии. Наши земли были плодородные, люди здесь были счастливы. Начиная лишь с парочки деревушек у замка, герцогство быстро начало процветать. Появлялись небольшие городки, жизнь здесь кипела и царила. Здесь же отец и повстречал свою истинную — любовь всей его жизни, мою маму, Лавинею. Простая девушка, круглая сирота, что попросилась служанкой в его дворец. Когда камердинер хотел выгнать её, герцог лично пришёл за ней, ведомый этой связью, что ощутил его дракон. С того дня они не расставались ни на миг. Я был ранним ребенком, но любимым. Я запомнил их такими молодыми и счастливыми…

Через несколько лет, когда я уже был в том возрасте, чтобы соображать, мама забеременела снова. С самого начала что-то было не так, я это чувствовал, хоть мне этого и не говорили. Она всё время лежала, без конца в замок являлись врачи, все помещения у ее комнат пропахли снадобьями и лекарствами. Отец… Был смурнее тучи. Его вспыльчивость обернулась опасными гневными приступами. В замке поселился страх, который стал распространяться, как зараза, по всем окружающим землям. Все, в том числе и я, замерли в ожидании того, что им сулит плохой исход.

Когда наступил день родов, мама не смогла разродиться. Не знаю, в чём было дело, да это теперь и не важно. Ей не хватило сил, чтобы изгнать ребёнка из своего тела. Доктор, что пытался помочь разрешиться ей от бремени, не владел магией. Единолично он решил, что герцогу важнее дитя, чем возлюбленная. Он не был драконом, а потому не знал, чем может обернуться потеря истинной. Когда моя мать стала настолько слаба, что не могла даже пошевелить рукой, проклятый врач распорол её живот, чтобы извлечь дитя. Сейчас я знаю, повитухи умеют делать это аккуратно, но тогда это был приговор для бедной роженицы. К несчастью, мой маленький брат уже был мёртв. И это было последнее, что увидела моя мама перед тем, как испустить дух.

Отец пришел в настоящую ярость. Горе ослепило его, выжгло всякую человечность в нем. Обернувшись драконом, он казнил неудачливого врача, а потом… Он просто уничтожил половину своего земельного надела. Вылетев из замка, тут же сжег родное селение доктора. Там, где он слышал смех, не оставалось ничего — всё поглотил драконов огонь.

Слугам тоже досталось. Когда на церемонии прощания с матерью одна из горничных всхлипнула, оплакивая любимая госпожу, отец, не колеблясь, толкнул её в пламя, которое пожирало тело его возлюбленной жены.

Я не мог позволить себе сойти с ума. Я избегаю этих приёмов, я пользуюсь любовью Элизы, не являюсь на официальные королевские приемы… Всё это помогает мне избежать роковой встречи с истиной, из-за которой я могу тоже превратиться в чудище.

***

Открыв глаза, я не сразу поняла, где нахожусь. Огляделась в поисках… Кого…? Чего? Где я вообще…? Осмотрела свои руки — все в грязи и царапинах. Уселась, обратила внимание на лохмотья, что раньше, скорее всего были платьем. Такие хорошие швы! Откуда у меня вещь такого качества? На коленях болтался разорванный подъюбник, у меня же возникало всё больше вопросов. Кто я, чёрт возьми, такая? И почему я в таком виде?

Голова нестерпимо болела, это я поняла сразу, как начала усиленно думать. На лбу нащупала большую шишку и рану. Провела рукой по лицу — кроме засохшей кровавой корки, кажется, ничего не повредила.

Дальше я попыталась встать. Видимо, я всё же упала с высоты, так как копчик болел при каждом движении. Странно, что я умудрилась удариться в таком количестве слоёв ткани. Так, кажется, под этим платьем есть ещё одно…

Начала стягивать лохмотья. Со шнуровкой сзади справиться было сложнее всего.

Оу… Это нижнее платье совсем не то, в чём следовало бы ходить, хотя тоже очень красивое и, главное, не порванное.

Начала усиленно думать. Оторвала большой лоскут от целой части красного верхнего наряда, прикидывая его к телу и так, и эдак. Обмотав куском грудь и талию, подумала, что так уже будто бы почти нормально. Закончив с нарядом, я вновь огляделась по сторонам, раздумывая, что делать дальше.

Я никак не могла вспомнить, в какую сторону идти, откуда я пришла. Как я здесь оказалась? Как меня зовут?

Когда в моей голове прозвучал этот вопрос, и я поняла, что никак не могу на него ответить, паника придавила меня обратно к земле: ноги подкосились, и я снова свалилась на ушибленный зад.

— Так, давай по порядку, — проговорила и я вслух, закрывая лицо руками, — Я была… Я… — никаких воспоминаний, ничего. Я будто бы только родилась — не смогла призвать ни одного знания из собственной головы, — Так… Это — платье, я знаю. И это, кажется, дуб, А это — клён. Отлично! А я…

Будто бы что-то крутилось на языке, но я тыкалась в непроницаемую стену. Это должно было быть так просто: сказать, как меня зовут.

— Чёрт!

Раздражённо выдохнула, пытаясь унять головную боль. Не обращать внимание было проблематично. Я снова заставила себя встать. А теперь надо было идти. Просто пойду прямо.