Девушку я обнаружила в проходе. Она напряженно смотрела на дверь, не покидая своего углового темного укрытия, в сомнении сминала ткань платья. Элиза обернулась, услышав меня, но ничего не предприняла, лишь возвратилась в свои мысли.

— Ты не ушла?

— Как видишь, — яд переполнял ее через край, Элиза продолжала в своем язвительном тоне, — Я думаю.

Я опустила глаза в пол. Возможно, она и в состоянии думать хладнокровно, меня же переполняли противоречивые чувства. Одно я знала точно — она тоже переживает, и это нас сейчас объединяло.

Я шагнула ближе. Повинуясь внутреннему порыву, жаждущему искупления, обняла ее со спины, выражая свое участие и поддержку.

— Спасибо, Элиза.

Совсем не видела ее лица, но через мгновение ощутила, как она огладила мою ладонь, расположившуюся на ее плече.

— Спасибо, — вторила она моим словам. Я чувствовала, что это уже не так коварная аристократка, что-то в ней будто бы надорвалось. Словно до этого Элиза неслась по дороге жизни на всем скаку, рубя головы направо и налево, а теперь, наконец, смогла рассмотреть что-то прекрасное, что заставило ее сердце вздрогнуть и растаять.

Мне было горько об этом думать, ревность мучила меня каждый раз, когда я думала о ней и моем драконе, но сейчас нам обеим нужны были опора и поддержка. Моя рука скользнула на ее живот.

— Он… Жив?

Девушка шмыгнула носом и истерично замотала головой.

— Я хотела, чтобы у меня никогда не было детей. Это… — она задыхалась, пытаясь не разрыдаться, — То лекарства помогло бы только при условии, что я была бы беременна. Я так не хотела, чтобы меня отдали какому-то омерзительному старику, — все еще плача, она вываливала мне подробности одну за другой, вверяя свои секреты. Точно плотина, до того сдерживающая ее боль, сегодня прорвалась, — Надо было пить больше, чтобы сработало. Когда я… Когда дитя погибло… Боже… — она тихонько завыла, пряча лицо в ладонях, — Вера, мне очень жаль… Не говори Александру.

Она развернулась и кинулась на мою шею, прячась от моего осуждающего взора. Будто бы он был такой, но это не так. Мне было искренне жаль ее.

— Это не мой секрет. Я не расскажу.

— Я знаю, он заслуживает знать, но он убьет меня. А я… Как только я сделала это, я услышала зов своего истинного. Понимаешь? — она отстранилась, продолжая сопеть носом, гоняя совершенно неприличные для леди жидкости со странным звуком, скривилась, — Хотя что ты можешь об этом знать? Ты просто человек.

— Если хочешь, мы поговорим об этом потом, — я обхватила ее плечи, мы обе зазря храбрились. Сейчас определится наша судьба, — Идем?

— Да… — Элиза провела по щекам тыльной стороной ладони, утирая слезы, и мы, сплетая пальцы, шагнули в освещенный коридор — последнюю преграду между нами и нашим справедливым судьей.

***

Я понял, что спал, лишь когда проснулся. Удивительно красочное видение, в котором я видел свою истинную, поначалу дарило мне приятное успокоение, но после он окрасился серым, Вера много плакала и просила меня о прощении. А я уходил от нее все дальше и дальше…

Настойчивый стук, будто стучат несколько рук, да и в такой час явно не сулили ничего хорошего. Спешно поднялся с постели, не особенно утруждая себя переодеванием, быстро натягивая лишь штаны.

Каково же было мое удивление, когда я обнаружил под дверью Элизу, а за ней… Мою Веру! Оба они были с совершенно провинившимся видом и заплаканными глазами. Я уж было подумал, что они поругались. Мое сердце сжалось в предчувствии беды — это была явно не ссора.

Я еще не слышал их рассказа, но уже предполагал, что меня ожидает.

Интуиция редко подводила меня, а сейчас и подавно. В моем доме что-то происходило, оттого мне снились эти тревожные сны, потому преследовало гнетущее предчувствие.

Начало моего жизненного пути уже отмечено неправильностью. Да, я — не случайность, а результат огромного чувства двоих, что созданы были друг для друга. Но по-настоящему матерью мне стала мадам Каролина. Она ухаживала за мной с самого первого дня, не давала скучать, учила, баловала. Кара меня любила, и я всегда отвечал ей взаимностью. Когда ее не стало в моей жизни, я решил, что и она меня покинула, не выдержав проклятья сумасшествия моего отца.

К слову об этом, мои родители и я были настоящей семьей, в которой была особенная гармония. Родители не дышали друг без друга, но не всегда у них хватало времени на меня. Когда же моя мать умирала, все говорили, что все будет хорошо. Даже отец врал мне, боясь ранить мое детское сердце и повредить неокрепший разум, хотя я все выведал тогда сам.

Они ушли друг за другом. Если мама была совершенно неповинна в своей гибели, то отец… Он намеренно сделал это, ведь не мог жить без своей единственной жены, даже ради меня.

Теперь, когда оказалось, что Каролина всегда была здесь, я задумался — а действительно ли моя подозрительность правильна? Тогда, в сердцах, я подумал на нее плохо, и, вот, спустя тридцать два года я признаю свою ошибку. Мадам заслужила лучшей жизни, чем стряпать на кухне тому, кому впору кланяться ей в благодарности. Теперь она живет в большой комнате и отдыхает, я стараюсь сделать ее жизнь легче, ведь она давно заслужила это. Жаль, что я так погряз в отчаянном одиночестве, что даже не был в курсе происходящего.

Но сейчас я взирал на двух девиц, ворвавшихся в мои покои среди ночи. За их спинами столпилась разъяренная стража. Я жестом отослал солдат, загоняя гостий внутрь. Что бы они не решили мне сейчас рассказать, это явно не для посторонних ушей. Элиза решительно встала передо мной.

— Александр, заклинаю, отправь стражников в подземелье. Там Сталван.

— Что?!

— Он напал на Веру. И на меня. Прошу тебя, пошли их за ним, а мы тебе пока все объясним, — они быстро переглянулись.

Я метнулся к двери, раздавая приказы переполошенной охране. Не знаю, что этот старик задумал, но ему не жить! Как смеет он касаться беззащитных женщин? Как мог он возомнить, что я оставлю безнаказанной подобную наглость?

Мой взгляд скользнул по лицу Элизы, на ее щеке «красовался» маленький кровоподтек. Посмотрел на Веру. В темноте, к которой она словно намеренно жалась, сначала не разобрал, но теперь явственно видел кровь. Разбитая губа немного припухла, на коже запястий алели полосы.

— Вера, — наплевав на приличия, кинулся к ней, бережно ощупывая. Иной раз так страшно было даже касаться, лишь бы не причинить ей боль.

— Александр, — она жалобно всхлипнула и как-то сжалась под моим взглядом, хотя, я уверен, он мог источать только нежность и беспокойство. Но она боялась.

— Расскажи мне все! — гаркнул я в сторону Элизы, едва обернувшись. Заметил, как обе они вздрогнули, и, пока Элиза копила смелость, я сгорал от негодования.

— Вера? — она подняла на меня большие влажные глаза. Они были такие темные, что я увидел собственное искаженное отражение, — Что происходит?

— Прости, — когда она разлепила губы, чтобы выдавить одно единственное слово, я подумал, что мой кошмарный сон воплощается в жизнь. Кольцо моих рук вокруг нее тут же ослабло, от чего Вера заплакала сильнее.

— Черт возьми! — Элиза же была настроена по-боевому. Мог бы сказать, как и всегда, если бы не неподдельный ужас на ее миловидном лице, который она старательно пыталась укрыть маской безразличия, — Извини, Александр, но я тебя обманывала, — изумление невозможно было скрыть, мне ведь ничего подобного и в голову не приходило, не от Элизы. Я считал ее открытой, простой, недальновидной, ветреной. Но то, что я услышал следом было просто невозможно, — Я никакая не графиня, а вторая принцесса Саадха, государства сааридов, — решимость ее с каждым произнесенным словом росла, я же, совершенно растерявшись, не стал прерывать ее исповедь, — Я прибыла сюда, чтобы забрать у тебя артефакт, который моя семья, можно сказать, одолжила твоей. Но на самом деле я просто хотела повеселиться и сбежать от ответственности.

Что ж… Теперь я узнавал ее, ту девушку, с которой когда-то был близок, и все же ничего о ней не знал.