– Вот и я говорю: поросячий хвостик у него, не волчий, – встряла мать.

– Песик на лайку похож, – вынес вердикт охотник.

– Разве не черные они? – удивился отец.

– Лайки разного окраса бывают. Волча походит на западно-сибирскую, палевую. По крайней мере, след виден.

Охотник уехал, а статус пса резко понизился с благородного породистого на дворовую помесь лайки. Вместе со статусом потерял Волча и физическую неприкосновенность за недостойные проступки. Подвел его «поросячий» хвост.

Мама сильно возмущалась, что два года никто надлежащим образом не воспитывал собаку, разбаловали.

– Даже с псом надули! Что за деревня такая?! Врут на каждом шагу, в магазинах обсчитывают, завидуют и грязью друг друга поливают. Зачем я только согласилась сюда переехать? Дерьмовый народец тут живет, – в сердцах выговаривала родительница.

Волча сильно удивился, получив от матери палкой первый раз, даже не убежал, лишь тихо взвизгнул. Глаза его расширились, холка опустилась, конечности подкосились. Хвост же медленно отмотал два круга по часовой стрелке – распрямился впервые в жизни – и лег ровно промеж задних лап, завернувшись вовнутрь.

Мама тогда ликующе улыбнулась и пообещала:

– Научу тебя послушанию, своенравная псина. Скоро по струнке будешь ходить и хвост по команде разгибать.

От скрежета яйца по металлу у Лары свело зубы. Под активным движением языка собаки посудина перекатывалась по земле. Волча, прекращай, пусто там!

Лара собралась уже уходить, как мать снова прокричала в форточку:

– Скорлупу обратно курам закинь, им кальций нужен.

Покушаться на имущество Волчи совсем не хотелось. Лара медленно поднесла руку к краю кормушки – пес расширил глаза, шерсть его приподнялась, морда оскалилась. Пока легонько. Еду таскать из-под собственного носа собака не позволяла даже хозяевам.

Лара схватила палку и резко потянула ею кастрюлю. Волча вскочил, принялся лаять, но цепь его держала крепко. Лара вытащила проклятую скорлупу, перекинула через ограждение курятника, палкой вернула посудину на место.

Пес обнюхал пустоту и умиротворенно прилег рядом, высунув язык и неспешно елозя «поросячьим» хвостиком по земле.

Лара подняла миску с яйцами и побрела домой в одном тапочке, аккуратно ступая голой стопой по траве, чтоб не запачкаться.

Лара подала маме миску.

– Не ребенок, а сплошной убыток. В кого такой криворукой уродилась?! – отчитала мать, сделала секундную паузу и продолжила, – В бабку свою…

Тима за спиной матери показал Ларе язык и ткнул пальцем, жестами говоря: «Так тебе и надо!»

– Курицу в сарае заклевали. Живая пока. Я ее одну закрыла, – сообщила Лара.

Мать швырнула со всего маху кухонное полотенце на табурет.

– Ни единой хорошей новости от тебя не услышишь, сплошные проблемы. Нет бы радостной весточки хоть раз домой принести. – Она выключила плиту. – Что этим курам поганым надо?! И мел им ношу, и витамины даю, и комбикорм покупаю. Все равно им чего-то не хватает, сволочам. Перерубить их уже всех разом и не мучаться…

Мама взглянула на Лару, пелена в материнских глазах рассеялась, заискрились металлом звездочки.

– Пойдем! – Мать схватила огромный нож. – Тазик большой захвати.

– Почему опять я? Пусть Тима хоть раз сходит! – возмутилась Лара.

– Ах, ты бесстыжая! Лишь бы ей отдыхать… Сама или помочь? – Родительница указала взглядом на висящий на стене кипятильник, шнуром от которого уже не раз перепадало детям.

Лара вздохнула и обреченно поплелась вслед.

Вдвоем спустились с крыльца. Мама обернулась и, тряся рукой с ножом, взревела:

– Смерти моей хочешь?

Лара от неожиданности аж подпрыгнула, дышать перестала.

– Нет, – ответила она и для добавления убедительности покачала головой.

– Тогда какого лешего в одном тапке разгуливаешь? – Мать смотрела в упор.

– Второй у кур остался, за порог зацепился.

– Глаза б тебя не видели. Надо же уродиться столь тупой. Снимай этот тоже! В одном сапоге или носке ходить – к погибели матери. Примета такая.

Родительница развернулась и размашисто зашагала во двор. Лара босиком семенила вослед, держа одинокий тапок в руке.

Петух Борька, завидев мать, забился в дальний угол загородки, уткнулся клювом в землю и замер. Только глаз шевелился – хозяйку наблюдал. Мама ступила в куриный загон, метнула Ларе вторую мыльницу.

– Лови, полоумная!

Через минуту мать вышла из курятника, крепко держа поклеванную несушку за бока. Волча, завидев будущую еду, одобрительно загавкал. Мама прошествовала к чурке перед сараем. Она вытащила топор, резко кинула куру на пень и размахнулась.

Лара успела отвернуться в последний момент – послышался хруст и стук. Тело протрясло крупной дрожью. Как легко мама умеет убивать! Ни лишней мысли, ни жалости. Лара обернулась – ко псу летела куриная голова. Собака подпрыгнула, схватила добычу и принялась с урчанием грызть. Рот Лары заполнился тягучей горькой слюной, затошнило.

– Топор и тот тупой, – возмущалась мама, – Что стоишь? Сбегай в кладовку за наволочкой с перьями. Живо!

Лара принесла и поставила мешок перед матерью. Та положила куру в таз и велела:

– Ощипывай, я пойду кашу доварю.

– Я не умею.

– Что сложного?! Смотри, берешь несколько перьев и выдираешь, в наволочку складываешь. Много сразу не хватай, не вытащишь.

Уходя, мама обернулась, дала наказ:

– Курицу одну ни при каких обстоятельствах оставлять нельзя. Или я тебя вместо нее в супе сварю. Ясно?

Совсем как Баба-яга в сказках сделала бы. Лара через силу улыбнулась и кивнула.

Избегая смотреть на место казни, она присела на корточки и принялась выщипывать перья со спины несушки. Сладковатый запах крови бил в нос, вызывая тошноту. Лара старалась не прикасаться к тушке еще теплой птицы, захватывала перьевую массу поверху.

Работа оказалась тяжелой: пальцы проскальзывали. Выдернув верхний слой, Лара ухватила мягкий внутренний и с легкостью вытащила. Не перо, а пух, тончайшие ворсинки колыхались на воздухе даже без ветра. Лара оттянула руку и посмотрела сквозь округлое пушистое перышко на небо. Какое милое облачко получилось бы!

Она очистила спинку птицы, когда показалась мать, держащая нож.

– Что копошишься? Ничего толком сделать не в состоянии. Иди домой! Сестру разбуди и в порядок приведи. Потом завтракать будем, каша напаривается.

Лара прошла в бывшую родительскую спальню, здесь ночевали мама и младшая из детей Кася. Отец давно обитал отдельно, в большой комнате.

Сестра смешно сопела во сне: втягивала воздух с шипением через нос, а выдыхала ртом, опуская нижнюю губу.

– Косуля, вставай! Утро уже, кушать скоро будем. – Лара погладила малышку по голове.

Кася недовольно хмыкнула, потянулась и села на кровати. Лара одела ей ситцевое платье, желтое в красный цветочек, и серые носочки. Затем причесала сестру и, с трудом собрав короткие волосы на макушке, заплела миниатюрный хвостик-пальму. Они прошли в кухню и сели дожидаться родительницы.

Та вернулась злая. Засунула куру в холодильник, нещадно ругаясь:

– Ни единого ножа острого в доме нет. Мужик есть, а ножей нет! Как мне это надоело!

Мать из широкой низкой кастрюли отложила в отдельную тарелку кашу Косуле, оставшуюся массу разровняла, поделила на четыре равных сектора и выставила посудину на центр обеденного стола.

– Ешьте! – велела она.

Лара бросила быстрый взгляд на еду: сегодня густая пшенная, форму хорошо держит, за границы не расплывется, братья по краям не подъедят. Успокоившись, Лара усадила Касю в низкий детский стульчик, уселась на пол перед сестрой и принялась, долго дуя на каждую ложку, кормить Касю.

Родительница тем временем вытащила из хлебницы четвертинку буханки черного, положила ее на разделочную доску на втором, хозяйственном, столе и приступила к нарезке. Нож безобразно давил мякиш хлеба. Мама откинула тупой инструмент, схватилась за следующий.