— Это снова я, — махнула Оля рукой в моей толстовке и обняла Кая, лежащего вместе с ней на диване. Глаза не заплаканы, но в них всё ещё читается печаль, щемящая сердце и душу. — Прошёл уже месяц. Целую твою подушку, пока тебя нет. Вот…, - протянула она, причмокнув губами. — Пару раз с ней даже поругалась. Тебя нет, а ругаться с кем-нибудь хочется, — невольно улыбнулся. — И спасибо, что оставил мне Кая, — уткнулась Оля носом в его шерстяную подушку. — Соседи думают, что это он воет от тоски. Наивные, — злодейский смешок. — Всё ещё твоя, всё ещё люблю и всё ещё скучаю.

— Привет, — ласковая улыбка на губах, о которых мне остается только мечтать. — А я начала учить армейские песни. Не знаю, зачем, но они будто преследуют меня. Подумываю о том, чтобы научиться разбивать о голову бутылки. Ну, чтобы мы были с тобой на одной волне. Кстати, нашла в нашем городе красивый фонтан. Надеюсь, искупнемся. Очень скучаю, очень люблю, только твоя.

— Привет, — тихий шепот Оли, но самой ее в кадре нет. я вижу нашу кухню, а затем гостиную, а в ее углу собачью лежанку, которой никогда у Кая не было, зато теперь есть и, похоже, он очень этому рад, судя по тому, как слегка приподнял голову и начал вилять хвостом, увидев приближение Оли. — Кай, покажи, что у тебя? Покажи, мой хороший, — в кадре появляется Олина правая рука, на безымянном пальце которой всё еще находится кольцо, которое я ей оставил. Тонкие пальцы тонут в собачьей шерсти на животе Кая, и через секунду Оля вынимает белый клок шерсти и поворачивает его сонными глазами в кадр. — Знакомься, Прянь, это Герда. Да-да, теперь у нашего Кая есть своя Герда. Представляешь, мы, как обычно, вышли погулять, Кай сделал свои грязные делишки, побегал, а потом просто взял и улёгся в кусты. Я его тянула-тянула из них, чтобы вытащить и увести домой, а он ни в какую. Свернулся, носом себе куда-то в пузо периодически утыкается. Я залезла и сначала подумала, что он кем-то скатанный грязный снежок решил поохранять, а это, оказывается, котёнок. Ну, и в общем, вот, — Оля, наконец, повернула камеру на себя, и от вида ее широкой по-настоящему счастливой улыбки на душе стало тепло и легко. — Наша семья ширится. Прости, что без тебя, Тём. Надеюсь, ты не будешь против Герды? — спросила она, приложив мурчащего котенка к своей щеке. Кай тут же решил облизать и котенка, и теперь уже смеющуюся Олю.

Ещё восемь месяцев, и вылизывать ее, наконец, смогу я.

— Трям! — в кадре появилась светящееся счастьем Олино лицо. Она красиво жмурилась от яркого солнца, но главным было для меня то, что она улыбалась. В руке её были щипцы для мяса, а в кадре периодически появлялся дым. — Может показаться, что я взяла твою семью в плен. Но тебе не кажется, я действительно взяла их в плен своего обаяния, — подмигнула она игриво, отчего я широкого и совершенно неконтролируемо улыбнулся. — У нас, как ты понимаешь, традиционные Костровские шашлыки.

— Блогерша, ты мне мясо не спали. Ну, или волосы, хотя б, свои, — на заднем плане послышался батин голос, а затем Оля повернула камеру на него.

— Я записываю видео для Тёмы. Скажете пару слов, Михаил Захарович?

— А что тут говорить? — повел батя плечом и, скрывая неловкость, прочесал волосы на затылке. — Сто дней до приказа, Тёмка. Папка соскучился по сыне, так что сегодня будет пить за двоих…

— Мне послышалось или кто-то назвал Тёмино имя? — в кадре появилась Маруся и непонимающе заглянула в телефон в Олиной руке. — Вы звоните ему или…?

— Записываем видео. Передавайте привет, Марина Олеговна.

— Тёмочка! Мы по тебе очень скучаем! — включилась тут же Маруся, явно сдерживая слёзы. Если бы батя не прижал ее к своему боку, то, наверное, дамбу бы прорвало. — Я по привычке готовлю твой любимый салат. Мы тебя очень любим и ждём!

— Я особенно сильно! — появилась Оля снизу.

— И мы! Мы тоже хотим кое-что сказать Артёму!

В кадре появились еще и девчонки, которых батя и Оля взяли на руки, чтобы теперь вся моя семья была видна.

— Привет, Артём! Привет! — кричали девчонки, махая мне руками. Как же они выросли! Изменились, будто повзрослели.

— Мы тебя любим! — куча воздушных поцелуев и последний поцелуй от Оли прямо в камеру.

— Поверить не могу! — Оля обхватила свои щёки ладонями. Голубые глаза ярко горели и поблескивали в свете настольной лампы. — Всего тридцать часов, Тём, и я, наконец-то, смогу тебя обнять, поцеловать и повисну на тебе на год! Мне нужна компенсация. Очень большая компенсация: триста шестьдесят пять оргазмов, как минимум, и миллиарда два поцелуев. Не меньше. И тебя. Всего тебя. Вот так вцеплюсь в тебя… — сжала она кулачки на камеру. — …и не отпущу, даже если ты умолять меня об этом будешь. Очень жду. Едва сдерживая себя от того, чтобы поехать прямо сейчас на вокзал и ждать твоего поезда. Даже не верится, что ты, наконец-то, возвращаешься. Как же я хочу тебя потрогать!

А я-то как хочу к тебе прикоснуться! Проверить, что ты действительно есть в моей жизни, что я не придумал тебя.

Уже завтра. Осталось совсем чуть-чуть…

— Хватит, — Макс нажал на мой подбородок большим пальцем, заставив перестать кусать нижнюю губу. — Сейчас сожрёшь всё, и Тёмке целовать тебя некуда будет.

— У меня еще полно не целованных мест. Что-то, когда твоя Маша кусает свои губы, ты тащишься, — поддела я братца.

— Тебе рассказать, в чём принципиальная разница между тобой и моей Машей?

— Похоже, рассказ будет восемнадцать плюс и очень влажным… что-то не хочется, — поморщилась я.

Прошёл год. Целый год! Для кого-то это был всего год, но для меня время текло совершенно иначе. Оно тянулось тягучей смолой, в которой я вязла, стараясь не умереть от тоски по любимому человеку.

За этот год Макс нашёл свою любовь. Вообще-то, он нашёл её ещё до того, как Тёма пошёл в армию, но понял это уже потом. Наверное, когда она его лысого побила после возвращения… Не знаю.

Но круче всех, конечно, провел год Лёшка. У него уже есть жена и дочка. С ума сойти! Кто бы мог подумать? Лично я была уверена, что он, как и Макс, раньше тридцати пяти свою любовь не повстречает, но как же приятно ошибаться. Кстати, Лёша со своей семьёй приедет только вечером сразу в дом Костровых, с ними же должна приехать и Максимкина Маша.

Семья ширится. А я боюсь. И с каждой секундой страх всё сильнее и сильнее накрывает меня.

Прокручивая на пальце кольцо, которое я за этот ни разу не сняла, я смотрела прямо перед собой на Тёминого папу, его жену и детей и боялась, что это всё может закончится сегодня.

— Макс, а если он прямо сейчас понял, что не хочет со мной быть?

— Кто? — нахмурился брат, не понимая, что я тут несу.

— Кого я из армии встречаю, а? Кого я целый год ждала? — вспылила я. — А если он сейчас выйдет из поезда, увидит меня, скажет «ну, нахрен» и даже не подойдёт ко мне?

— Ты воздух зря не сотрясай, Кнопка, — произнес Макс внушающе. — Не захочет жить с тобой, значит останется жить со свернутой шеей. В любом случае, мы с Захарычем пожарим шашлыки.

— Дурак, — ткнула я брата в плечо кулаком.

И снова уставилась прямо перед собой в ту сторону, откуда с минуты на минуту должен приехать поезд. Я не замечала холода и ветра, лишь краем сознания улавливала, что Макс поднял воротник моего пальто и о чем-то сматерился.

Внезапно сердце начало отбивать бешенный ускоряющийся ритм, рискуя проломить мне рёбра, когда к перрону подъехал замедляющий ход поезд и, наконец, эта, казалось, бесконечная зеленая гусеница остановилась.

Двери открылись, выпуская парней в форме. Ладони мгновенно вспотели. Среди них я всё ещё не видела своего Пряника, но видела, как на шеи почти всем этим парням вешаются визжащие девушки и мамы.

На глаза навернулись слёзы из-за внезапной обиды. Ну, где же он? Я тоже хочу повиснуть на его шее и ощутить долгожданное тепло.