— Подожди, — остановил меня Артём, когда я хотела посыпать пиццу сыром. — Сначала капнем мазика.

— А не жирно будет?

— Будет сочно. Не люблю сухую плоскую пиццу, — ответил Артём. Открыл майонезный пакетик, открутил маленькую круглую крышку и прицелился к пицце. С продрисью майонез брызнул из пакетика и попал не только на пиццу, но и на моё платье тоже. — Блядь! — выругался Артём, глядя на то, как по моему платью в районе живота растекается белая жижа. — Обычно со мной такого не происходит.

— Чего «такого»? — едва держала я себя в руках, отрывая бумажное полотенце, чтобы стереть с себя майонез.

— Обычно я… Шутка про лицо сейчас, наверное, будет не очень уместна? — поморщился он будто бы виновато.

— Просто заткнись.

Вздыхая, я пыталась оттереть жирное пятно. Успех нулевой.

— Не хочу скрывать эту радость, но тебе придется снять платье. Его нужно застирать.

— Угу. И, наверняка, всё время стирки мне нужно будет проходить в одном нижнем белье по твоей квартире? — ворчала я.

— Ну… да, — широко и совершенно обезоруживающе улыбнулся Артём.

— Закатай. И вещи свои дай взамен испорченного платья.

— Тебе помочь? — спросил Артём через дверь, когда я заперлась в ванной, чтобы снять платье, закинуть его в стирку и переодеться в вещи Артёма — футболку и домашние штаны.

— Размечтался, — фыркнула я, продолжая йогу с заламыванием рук за спину, чтобы расстегнуть замок.

Плохая идея. Я точно так же уже сломала замки на шести платьях. Вроде, кажется, что всё идёт хорошо, а потом рука резко отходит от спины со сломанным замочком в пальцах.

Покряхтев, покрутившись и молча поматерившись, я поняла, что замочек застрял. Скорее всего, зажевало ткань. И если я сейчас рвану замочек чуть резче, то точно сломаю его. А выходить из квартиры Пряника с декольте, в этот раз, до ануса, мне бы не хотелось.

— Помоги, — выдохнула я сокрушенно.

— Ты помолилась, или мне зайти?

— Зайди, — закатила я глаза. — Только без пошлых шуточек и распускания рук. Хорошо?

— Что хорошего в том, что мне запретили сразу два любимых занятия? — бурчал Артём с легкой улыбкой, входя в ванную.

Мне пришлось потесниться к стиральной машинке, чтобы мы оба влезли в крошечную комнатку.

— Ну? И где твой замок? — спросил Артём, глядя на меня сверху вниз.

Очень сложно думать о чем-то еще, кроме его губ, когда он так близко.

— А! Замок, — опомнилась я.

Резко развернулась на месте, подставив Артёму спину. Выпрямила осанку и гордо вскинула подбородок, ожидая, когда он там всё по-быстрому сделает и уйдет. Но когда его пальцы коснулись моих волос, убирая их от спины, а затем невесомо погладили шею и плечо, я даже дышать ровно не смогла, не говоря уже о том, чтобы стоять на хоть сколько-нибудь твердых ногах.

Веки опустились, губы словно пересохли, когда Артём неторопливо потянул замок платья вниз.

— М, чёрный, — шепнул Артём в сгиб моей шеи, увидев цвет белья, что было на мне.

Он снимал с меня платье так, будто я хрупкий новогодний подарок. Нежно, едва касаясь пальцами, стянул легкую ткань сначала с одного плеча, затем с другого.

— Всё ещё не хочешь, меня поцеловать? — спросил он хрипло, лаская кожу плеча губами.

— Хочу, чтобы ты целовал меня, — выдохнула я, чувствуя сладкую дрожь по телу, когда платье красным облаком упало к ногам.

Тихий смешок коснулся волос на затылке.

Артём тягуче медленно провел костяшками пальцев по коже предплечья. Неспешно скрутил волосы жгутом и перекинул через плечо.

— Где тебя поцеловать? — шепнул он, коснувшись губами мочки уха. — Здесь? — едва слышный вопрос и легкое касание губ на шее. — Или здесь? — поцелуй спустился ниже по шее. Теплая ладонь накрыла мой живот и мягко вжала меня в горячий обнаженный торс. — Где, Оля?

Нежный шёпот, пустивший по коже мурашки.

Он впервые назвал меня по имени.

Губ коснулась неконтролируемая улыбка. Кажется, я уже привыкла к тому, что для него я Пшёнка.

— Целуй, где хочешь, только без тупых вопросов, — выронила я хрипло и, испугавшись взвизгнула, когда Артём резко крутанул меня на месте и усадил на стиральную машинку.

Втиснул колено между моими бедрами и, похоже, удобно устроился между моих ног.

— Без тупых вопросов, значит? — произнес Артём, обхватив пальцами мое горло.

— Ну, вот. Ты опять это делаешь? — потянулась я к его губам.

— Что?

— Задаешь тупые вопросы, — сама резко подалась вперед и накрыла его рот своим.

Словно боясь, что Артём может взбрыкнуть и убежать, гордо размахивая вставшим членом, я запустила пальцы в темные волосы, притянула к себе и обвила ногами его торс, уперевшись пятками в каменный зад.

Шумно втянув носом воздух, Артём конвульсивно сжал жесткими пальцами мой зад и впечатал в грубую ткань джинсов. Углубляя поцелуй, скользнул ладонями выше по спине, и я поняла, что у меня уже расстегнут лифчик.

— Офигеть! — выдохнула я между поцелуями, ловя губами воздух. — Научишь потом и меня так же быстро его расстегивать?

— Свои подарки я буду распаковывать сам.

— Мои сиськи еще никто подарками не называл, — улыбнулась я ему в губы и, дернувшись, замерла, когда Артём сдвинул чашечки бюстгальтера и коснулся соска. — Воу! Не так быстро!

Прикрывая руками груди, я отстранилась и поняла, что хочу свернуться клубочком в каком-нибудь углу, когда заглянула в заволоченные тьмой глаза Артёма. Никогда не думала, что мужское возбуждение можно распознать и понять не только по оттопыренной ткани штанов, но и по такому совершенно дикому взгляду.

— В чём дело? — выдохнул Артём, мягко положа ладони на мои колени. — Ты меня боишься?

— Ну-у… Девственницам, наверное, свойственно побаиваться своего первого члена, — я постаралась улыбнуться, но вышел спазм лица, а не улыбка.

Манящая поволока в глазах Артёма постепенно начала растворяться по мере того, как до него доходил смысл только что сказанных мной слов.

— Ты девственница? — темные густые брови сошлись на переносице. В сосредоточенном на моём лице взгляде читалась злость.

— И что? Это проблема? — спросила я, вздернув нос. Раздражение кольнуло нервы. — А ты говорил, что не трахаешь никого в этой квартире. И спустя двадцать минут нашего здесь появления ведешь себя так будто только этим тут и занимаешься.

— В этой квартире я никого не трахаю и не трахал.

— А это что? — вспылила я, указав на полураздетую себя, сидящую на стиральной машинке с раздвинутыми ногами.

— А это ты… не знаю, — дернул Артём головой и отошёл от меня к двери, желая, судя по обозленному выражению лица, больше никогда ко мне не прикасаться. — Я хотел тебя почувствовать, а не трахнуть. Увлёкся…

— Ну, так иди и чувствуй. Что ты убежал? Что тебе не понравилось? Недостаточно хороша? — психанув, я откинула лифчик в сторону и осталась сидеть в одних трусах на стиральной машинке. — Ну!

Артём скользнул по моей фигуре суровым взглядом, а потом, нахмурившись еще сильнее, навалился на ручку двери, отвернувшись от меня.

— Пицца сгорит, — буркнул он и вышел из ванной, оставив меня в абсолютном смятении и одиночестве.

— Твою мать! — выдохнул я шумно.

Вскинул руки, прочесал волосы на затылке и резко их опустил. Снова обернулся на дверь ванной, где была гробовая тишина.

Девственница. Какого хрена?!

Ей девятнадцать, у нее был парень… И у них ничего не было? Как так-то?! Он импотент? Слепой? Тупой? Что, блядь, с ним не так? Как можно раздеть Пшёнку и не хотеть её трахнуть? Да ее даже раздевать не обязательно для того, чтобы хотеть! Фигура, лицо, ум, острый язык — всё при ней. Какого хрена она до сих пор девственница?

Конвульсивно открыл духовку и схватился за противень, тут же почувствовав, как кончики пальцев обожгло горячим металлом.

— Сука! — рявкнул я в сердцах. Потряс пальцами и тут же сжал кулаки, силясь вытеснить боль.

Втянул носом воздух, взглядом нашёл полотенце и, сложив его, вынул из духовки уже готовую пиццу. Оставил противень на столе, швырнул рядом полотенце и, оперевшись руками о столешницу, снова посмотрел на закрытую дверь ванной, за которой всё так же было тихо.