— Он сказал, что у него твёрдый, — гордо вскинула я подбородок, продолжая бесстрашно смотреть в глаза очень злого Артёма. — А я люблю всякое твёрдое трогать.

— Любишь трогать всякое твёрдое? — ни то с рыком, ни то с хрипом вырвался из груди голос Артёма. — Ну, давай. Потрогай, — сказав это, он взял меня за руку и, совершенно не мешкая, положил ладонью на свою ширинку. Плотно прижал. — Ну, как? Достаточно твёрдо?

Более чем. Пиздец как твёрдо.

К моим щекам и шее прилил жар. Очень хотелось отвести глаза в сторону, одёрнуть руку и забиться в уголок, чтобы пережить психологическую травму, заработанную только что, но природная упертость заставляла продолжать держаться за Пряничный член и смотреть ему в глаза.

— Вообще-то, под чем-то твёрдым я подразумевала пресс или… каменное сердце, на крайний случай…

— А держишь каменный хуй.

— Спасибо, что уточнил, а-то я начала думать, что ты вперед обосрался.

На суровом лице лишь на мгновение мелькнул намёк на улыбку. Я сама едва удержалась от того, чтобы не рассмеяться. Но снова напустила на себя суровый вид.

— Ну, всё. Пожали друг другу всякие подробности, и хватит, — одернув руку, я попыталась просочиться мимо Артёма, но он поймал меня за талию и вернул на место у стены напротив себя. — Отпусти, — прямо посмотрела в его глаза.

— Хочешь ещё за чей-то член подержаться?

— Ревнуешь? — чуть наклонив голову набок, я не выдержала я ехидно улыбнулась.

— Для того, чтобы ревновать, нужно испытывать и другие чувства, а ты меня только бесишь.

— А! Ну, тогда пока, — стало обидно. Подняв руки, не желая касаться Артёма, я по стеночке попыталась отойти в сторону, чтобы теперь по-настоящему отсюда уйти. — Пойду к парню, которому я хотя бы нравлюсь.

— Стоять, твою мать! — рыкнув, Артём поймал меня за талию и вернул к стене напротив себя. Прижался всем телом и завёл мои руки мне за спину, чтобы я перестала его колотить по плечам и груди. — Успокойся.

— Иначе что? — хрен он меня успокоит. Бешу я его только? Что ж, это я умею делать отменно. — Отпусти! — вырвать запястья из цепкой хватки не так то просто, особенно, когда руки находятся за спиной. — Бесишь! — прошипела я ему в лицо, чувствуя, что сил на то, чтобы бороться с ним и дальше, у меня уже не осталось.

— Приятная взаимность, правда? — уголок его губ дернулся в легкой улыбке.

— Кривда.

Дышать стало тяжело. Но еще сложнее было заставлять себя не смотреть на губы, что были так близко к моим.

Тяжесть и настойчивость, с которой ко мне прижимался Артём, чтобы удержать у стены, выбивала воздух из лёгких. Голова кружилась от осознания того, что он всё ещё возбужден, а твердая ширинка вдавлена в низ моего живота, который наливался тягучим томлением.

Порыв прохладного вечернего ветра пустил по коже мурашки. Дрогнув, я глубоко вдохнула и не сразу сообразила, что это был последний вдох перед погружением в пучину сногсшибательного желания.

Требовательные губы накрыли мои. Сердце бахнуло о рёбра и забилось в бешенном ритме, когда я рефлекторно дёрнулась, чтобы отпрянуть.

Ничего не вышло. Пришлось пустить в ход зубы.

Прикусив нижнюю губу Артёма, я с удовлетворением ощутила, как он шумно втянул носом воздух, но не прекратил меня целовать ни на мгновение. Наоборот — напор лишь усилился. Язык коснулся моего языка, и теперь мурашки, бегущие по коже, превратились в искры.

Глаза рефлекторно закрылись. Тело вытянулось струной навстречу горячему твёрдому торсу. Пальцы на моих запястьях ослабли, спустились ниже и переплелись с моими, так и оставшись за спиной.

— Бесишь, сука! — выдохнул Артём горячо, прикусив мою нижнюю губу, словно из чувства мести.

— Заткнись, — прильнула я к нему снова, с трудом подавляя стон.

Поцелуй становился всё глубже и более интимным.

Артём уже не держал мои руки за спиной, не пытался меня усмирить, и уже сам, подхватив меня на руки, развернулся на месте и прижался спиной к стене. Еще никогда с таким наслаждением я не чувствовала себя главной, прижимая парня к кирпичной стене.

Мои руки забрались под футболку, а ногти мягко царапали кожу идеального торса в моменты, когда Артём обхватывал рукой мою шею или собирал в кулак волосы, чтобы притянуть меня для очередного порывистого поцелуя.

— И сам ты дурак, — выдохнула я между поцелуями. Вдоха хватило только на короткую отрывистую фразу.

— В смысле? — не понял Артём, спустившись губами к подбородку.

— Там в парке… помнишь, ты назвал меня дурой? Еще раз назовёшь меня дурой, подавишься своими яйцами.

Мои глаза закрывались от блаженства, мысли едва могли держаться в голове, но одна единственная не давала мне покоя.

Артём отстранился, обхватил моё лицо ладонями, и только отсутствие его губ рядом заставило меня открыть глаза.

— Я назвал тебя дурой, не потому что считаю тебя такой, а потому что испугался за тебя. У тебя же инстинкт сохранения вообще отсутствует, а у меня крыша отсутствует, когда я вижу, как тебя пинает под деревом какой-то уёбок.

— Это так мило, — пропищала я, сложив бровки домиком. — Кроме последнего слова. Всё, что ты сказал до него, можно цитировать в книгах.

— Иди сюда, — не скрывая улыбки, Артём вновь прижался к моим губам. В этот раз поцелуй не казался таким, будто мы съесть друг друга хотели. В этот раз мы целовались нежно, почти невесомо. До дрожащих ресниц и трепета в груди. — Идём.

Будто с трудом Артём оторвался от моих губ. Наклонился, чтобы поднять с асфальта мою сумочку, о которой я благополучно забыла. Протянул мне ладонь, в которую я робко вложила свои пальцы и повёл меня в сторону парковки у кафе.

Настроение резко пошло к нулю, когда он подвёл меня к своей машине и открыл пассажирскую дверь. Память учтиво подбросила воспоминания о ночи у клуба, где Артём был в машине с брюнеткой.

— Серьёзно? — усмехнулась я невесело. Обидой и разочарованием сковало горло. — Просто натянешь меня в машине, возьмёшь трофейные трусы для бардачка, и всё? Да пошёл ты.

Резко вырвав руку из его ладони, я развернулась на каблуках и пошла в сторону виднеющейся неподалеку автобусной остановки, заранее понимая, что лучше прогуляюсь до следующей, чтобы проветрить голову настолько сильно, чтобы из нее выдуло Пряника к чертовой бабушке.

Успев сделать лишь шагов пять, я оказалась в крепких объятиях, когда на мои плечи легли тяжелые мужские руки, а саму меня вжало в уже знакомый моему телу торс.

— Я не шучу, Пряник. Пошёл ты.

— Пойду. С тобой к машине. Но не для того, чтобы потрахаться, а для того, чтобы увезти тебя к себе.

— Ничего, что для твоих мы официально расстались? — я гордо смотрела прямо перед собой, не спеша таять в крепких слегка покачивающих меня объятиях.

— Ко мне — это ко мне, а не к бате, — выдохнул Артём в мою макушку. — Я отдельно живу.

— Ну, конечно, — фыркнула я, закатив глаза. — Еще одно удобное пристанище для быстрых потрахушек. Отпусти, — дернув плечами, я попыталась высвободиться и продолжить свой маршрут, но Артём встал на моем пути.

— В своей квартире я ни с кем не трахался. Ясно тебе? — смотрел он мне прямо в глаза. Серьёзно и открыто. — В этой квартире я жил с родителями. Совсем мелкий с еще живой мамой. Как думаешь, захочу ли я видеть там тех, кого планирую просто трахнуть?

— То есть меня ты трахать не хочешь?

— А тебе лишь бы потрахаться, — возмущенно закатил Артём глаза, но улыбку спрятал паршиво.

И я сама тоже улыбнулась, поняв, насколько моя логика непостоянна.

— Отстань, — мягко ударила его сумочкой по рёбрам. — Тогда, может, и меня не стоит приглашать в эту, наверное, священную для тебя квартиру? Мы можем просто прогуляться по городу.

— Я хочу побыть с тобой наедине. Без посторонних глаз, ушей и мнений. К тому же, я заметил, что в домашних условиях ты более открытая и живая, чем на улице.

— Я всегда такая, когда вкусно покушаю.

— Тогда заедем за продуктами. У меня тебя задобрить нечем.