Когда через пару минут стало понятно, что это невозможно, я вернулся к проёму. Несколько мгновений постояв рядом с ним, заговорил:

— Мы не хотим причинять тебе зла. Если бы хотели, уже давно пустили в ход оружие. Ты же это понимаешь?

Снова тишина. В этот раз я не услышал абсолютно ничего. Ни восклицания, ни шёпота, ни каких-либо ещё звуков.

Замерев рядом с лестницей, я размышлял над тем, могла ли девушка без лишнего шума покинуть дом. И в какой-то момент внезапно услышал звякнувший звук металла. Что-то дребезжа покатилось по полу.

У неё выпал револьвер? Или это ловушка? Возможно, местная решила достать хотя бы одного из нас. Кто знает, какие у неё счёты с “Гелиосом” и насколько велика ненависть? Вдруг беглянка решила пожертвовать собой, чтобы убить хотя бы одного, по её мнению, служащего корпорации.

Несколько минут я выжидал, периодически пытаясь продолжить разговор. Наконец подошёл к лестнице, и, потратив ещё несколько секунд на то, чтобы собраться с духом, бросился вниз. В этот раз — с максимально возможной скоростью.

Выстрелов больше не звучало. Да и самой девушки слышно не было. Оказавшись внизу, я сначала укрылся за остовом пианино, переводя дух. А убедившись, что в меня никто не стреляет, двинулся дальше.

Неизвестная обнаружилась почти сразу. Сидела на полу, опёршись спиной о стену. Револьвер валялся в паре метров от неё, а правая рука лежала на металлическом стуле. Судя по всему, она пыталась использовать его в качестве своего рода подпорки. Что в итоге ей мало помогло.

Крови вокруг неё было порядочно. Тем не менее, я шагнул ближе и прижал пальцы к её сонной артерии, проверяя пульс. После чего сделал шаг назад, растерянно смотря на беглянку, которая оказалась жива.

Диалог о дальнейшей судьбе девушки, как ни странно, к серьёзной дискуссии не привёл. Скорее всего, из-за того, что она открыто ненавидела “Гелиос”, из рабства которого мы буквально только что вырвались. Возможно, дополнительную роль сыграл тот фактор, что она была женщиной. Это работало на бессознательном уровне — вероятность того, что кто-то оставит в беде девушку, намного ниже, чем в аналогичном случае с мужчиной.

Как бы там ни было, мы пустили в дело один из перевязочных пакетов, которые прихватили из полиса. Благополучно перемотав её рану и залив сверху небольшим количеством специального медицинского геля. Он должен был остановить кровотечение и ускорить заживление.

А потом перед нами в полный рост встала дилемма. Оставаться в этом доме однозначно было нельзя. Но, при этом, и транспортировать раненую было бы затруднительно. Мы оба были уставшими — сил на то, чтобы её нести, не имелось. Да и руки при таком раскладе оказались бы полностью заняты. Что исключило бы возможность открыть огонь в случае опасности.

В конце концов, я попросил Штайнера остаться в своего рода карауле, а сам осторожно обошёл окрестные здания, отыскав вариант, который более-менее подходил для ночлега. При этом, располагался не так далеко.

На то, чтобы вытащить девушку и перенести её в новое место, у нас ушло около двадцати минут. Плюс, пришлось тащить с собой все трофеи — три рюкзака, два ружья и три револьвера. А перед этим, на всякий случай, затащить в дом тела убитых мужчин.

Тем не менее, мы справились. И, в конце концов, уложили девушку на втором этаже, где каким-то чудом отчасти уцелел лакированный паркет. Не сказать, что это обеспечивало хороший комфорт. Но точно лучше холодного бетонного пола, который быстро вытягивает из тела тепло.

Связывать её мы не стали, но, при этом, забрали оружие и отодвинули подальше все предметы, которые можно было бы использовать для агрессии. Окончательно с этим разобравшись, я ещё раз проверил состояние девушки и, убедившись, что она жива, переместился в соседнюю комнату.

Там я обнаружил Штайнера, задумчиво поглядывающего то в окно, то на банки консерв, которые мы нашли в рюкзаках преследователей.

Подъём на второй этаж здесь тоже был всего один, и мы уже успели его забаррикадировать. Уложили туда целую груду хлама, поставив прямо посреди неё растяжку. Это был не самый идеальный вариант, но ничего более эффективного никому из нас в голову не пришло.

Так что я тоже взглянул на металлические банки и сразу почувствовал, как громко заурчал мой желудок. Если подумать, за сегодняшний день мы абсолютно ничего не ели, хотя нагрузки выдались едва ли не запредельные.

Спустя пару минут, мы уже сидели на полу и, вскрыв банки, поедали их содержимое раскладными вилками. Тоже трофейными. И предварительно очищенными при помощи крепкого алкоголя, найденного во фляжке.

Учитывая, что это была наша первая еда из внешнего мира, к трапезе мы приступили с изрядной долей опасения. Но, стоило попробовать, как вилки тотчас замелькали в воздухе.

Это было мясо. Настоящее, вкусное мясо. Многократно превосходящее «кашу», которой нас кормили в департаменте. Тем более, на несколько порядков опережающее мерзкие на вкус брикеты из столовой гарнизона.

Когда в банке осталось не больше трети содержимого, Штайнер замедлился и, дожёвывая, посмотрел на меня.

— Что мы дальше с ней будем делать?

Я поднял на него глаза, и Томас сразу же добавил:

— Бросать её умирать было бы неправильно. Тут я согласен. Но и долго возиться с ней мы тоже не можем. Полис совсем рядом, а мы об этом мире почти ничего не знаем.

Я покосился на дверной проём, ведущий в соседнюю комнату.

— Именно поэтому она нам и нужна. Даже если не знает почти ничего о глобальных событиях, то в этой местности ориентироваться должна точно.

Техник задумчиво нахмурился.

— А потом? Ну, поговорим мы с ней, выясним всё, что нам нужно, а дальше?

Я тяжело вздохнул. Сложно было сказать, что на самом деле стояло за его вопросами. Возможно, коллега просто мучился из-за внезапно появившейся ответственности. А может быть, переживал, что совсем рядом находится человек, способный запросто нас обоих прикончить. Конечно, если мы не убедим её в реальности своих слов.

— Всё зависит от ситуации. От того, что она скажет и что произойдёт. Если ты хочешь услышать готовый ответ прямо сейчас, его у меня нет.

Томас ненадолго замолчал. Съел ещё немного мяса. Затем вновь взглянул на меня.

— Хорошо. Ладно. А в целом, какой у тебя план? Ты тогда был убедителен насчёт «Гелиоса», но…

Он немного замялся, не зная, как продолжить. Я же печально усмехнулся.

— Я показался тебе убедительным, потому что говорил чистую правду. Но, как уже сказал, бросаться на “Гелиос” с голыми руками я не собираюсь. Сначала уберёмся подальше отсюда и выясним, что вообще происходит в мире. А потом уже будем выстраивать какой-то план действий.

Собеседник скептически цокнул языком.

— Ты разве сам не видишь? Взять хотя бы этот город. Полная разруха и ни следа нормальной жизни. Сомневаюсь, что на планете дела обстоят сильно лучше.

Я дожевал мясо и с некоторым удивлением посмотрел на Штайнера.

— У них было огнестрельное оружие. Явно произведённое не в цехах “Гелиоса”. Плюс, патроны к нему. Ещё мы нашли эти консервы в металлических банках. А если взглянуть на одежду, то станет понятно, что как минимум её часть — фабричного пошива. Да и часы с рацией - это тебе не фигурки из глины.

Теперь уже взгляд Томаса метнулся к выходу во вторую комнату. Вернув внимание на меня, он осторожно уточнил:

— Ты имеешь в виду, что где-то есть работающие предприятия?

Я лишь пожал плечами в ответ.

— Эти вещи точно сделаны задолго после Катастрофы. И, скорее всего, изготовлены в самых разных местах. Но в итоге оказались здесь. Значит, сохранилась и промышленность, и торговые связи. Что намекает на существование какого-то порядка.

Доев, Штайнер поставил пустую банку на пол и ненадолго задумался.

— Даже если так, нам от этого всё равно никакого проку нет. В смысле, какое влияние может оказать пара беглецов на глобальные процессы?