Он так долго выбирал кольцо, что утомил всех продавцов. Еще дольше выбирал букет, словно цветы были важнее. Наверное, никогда ему не приходилось волноваться так, как в тот день. В груди мешались волнение и предвкушение, кружилась голова, сердце радостно сжималось.

Покончив с выбором букета, Саша в который раз проверил кольцо во внутреннем кармане пиджака, выдохнул и направился в сторону дома. Нервозность внутри достигала предела, у него подкашивались ноги, он без конца курил и старался не улыбаться каждому прохожему. Женщины поглядывали на него с легкой улыбкой, а некоторые смущенно отводили глаза и томно вздыхали. Он был счастлив. Волнительно, до дрожи счастлив.

Ему было не подобрать слов, достойных Риты. Все они были сухие и какие-то блеклые. Нужно зайти к Ване с Инной и попросить помочь. Ваня умеет говорить долго и красиво, а Инна умная, она подправит. Вместе они что-нибудь придумают.

Возле дома ему показалось, что он теряет сознание от волнения.

Во дворе от группы Хранителей отделилась Люба и пошла к нему навстречу. Она куталась в шаль и избегала смотреть в глаза. Саша затормозил, внимательно оглядел ее. Сердце вдруг болезненно сжалось.

Что-то случилось.

Он спутал приятное волнение с тревогой, которая родилась в нем снова… впервые с того дня, как умер Андрей.

– Что? – только и смог выдавить Саша.

– Рита… – произнесла Люба, пряча глаза. – Пойдем.

Сердце сорвалось в бездну. Он нечеловеческим усилием заставил себя пойти следом. Боль полоснула по груди, оставляя кровавую рану.

Ира смотрела на него встревоженным взглядом пронзительно-голубых глаз, сжимая Костино предплечье. Коля виновато покачал головой и отвернулся. Инна плакала, прижавшись к груди Вани.

Люба провела его в больничный кабинет мимо взволнованной Даши, их врача. Завела в палату.

Боль снова полоснула по груди, оставив вторую рану. Глубже и страшнее.

На белых простынях лежала Рита. Цвет ее кожи сливался с постельным бельем. Волосы казались темнее, подчеркивая бледность лица. Глаза закрыты, ладони лежат поверх одеяла и судорожно сжимают ткань. Под закрытыми веками бегают зрачки. Голова дергается. Потрескавшиеся губы кривятся от боли.

– Что? – только и смог выдавить Саша.

– Она пошла на зов одна. Мы не уследили… Ее захватил демон… мы опоздали…

Он умер в этот момент.

Рука, сжимавшая букет, безвольно повисла, цветы с шелестом упали на пол.

Саша сделал шаг к койке, но не решился наклониться ближе.

– Прости меня, – шепнула Люба, коснувшись его плеча.

Они не виноваты. Никто. Только он сам. Он чувствовал эту тревогу с самого утра. И не распознал ее, не понял… Это он не позволил Рите научиться защищать себя самостоятельно. Люба говорила ему, чтобы он не давал постоянно ей свою энергию, чтобы учил ее быть отдельным, сильным Хранителем. А он не мог не помогать, не оберегать… Он слишком о ней заботился. Слишком… подавил ее, спрятал за себя в попытке защитить от мира…

Саша опустился на колени, сжал ладонь Риты, попытался войти в контакт.

Душа не ответила.

Он пытался снова и снова…

Поздно…

Саша подавил судорожный вздох, поднялся на ноги, развернулся и вышел из палаты. Прошел мимо друзей во дворе, дошел до самой дальней скамьи, сел на край и закурил. Никто не решался подойти.

Отчаяние плавило кожу и кости, разрастаясь в груди обугленной по краям дырой.

Он не плакал с тех пор, как мама умерла. Никогда. До этого дня.

Опоздал. Не понял. Не научил. Только его вина. Только его ошибка.

Пелена стояла перед глазами, в ушах звенело.

Саша ворвался в кабинет отца. Глава оторвал взгляд от телефонной книги и настороженно посмотрел поверх очков.

– Сделай что-нибудь! – крикнул Саша. – Ну! Чего ты сидишь?! Мама умирала, ты сидел здесь! Теперь Рита! Ты опять сидишь здесь! Сделай хоть что-то! Сделай!

– Саша…

Он не слышал. Одним рывком смел со стола папки, сложенные аккуратно до тошноты, телефон, календарь и настольную лампу с фотографией мамы. Отец вздохнул, медленно снял очки и потер переносицу.

– Делай! Ну! Ты – самый сильный Хранитель! Сделай уже хоть что-то!

– Мы не можем ей больше помочь, – с нажимом произнес отец.

– Я понял! Тебе плевать! Ты и про маму так же говорил! Ты никому помогать не хочешь!

Он схватил пустой граненый стакан и швырнул в стену. Осколки градом осыпались на пол.

– Никогда не волновался ни о ком, кроме себя! Ты не глава! Ты эгоист! Тебе плевать на нас всех!

– Саша!

– Что Саша?! Что?! Верни ее!

– Этого не сделает ни одна ведьма. Ни один Небесный, даже если мы всех их сюда приведем.

Отец был чудовищно спокоен. Дьявольски.

– Она жива! – взревел Саша. – Жива! Слышишь?!

– Я знаю!

– Жива! Она – не мама! ОНА ЖИВА!

Он отшвырнул стул, с размаха запустил тяжелый хрустальный графин в стеклянный шкаф.

– Успокойся! – прикрикнул отец. – Этим ты ее не вернешь!

– А чем?! Чем я верну ее?! Рубашку из крапивы сшить? Или аленький цветочек найти?! Скажи! Я пойду и сделаю!

– Ее больше нет с нами.

– ОНА ЖИВА! СЛЫШИШЬ?! ЖИВА!

Отец сложил руки на столе, застыл как статуя, глядя на сына.

– Саша, ты знаешь, что такое демон. Мы опоздали. Я пытался установить с ней контакт, как только ее привезли. Я вызвал Катю, нашу ведьму. Слишком поздно. Демон был слишком силен.

– ОНА ЖИВА!

– ОНА СОШЛА С УМА!

Гром отцовского голоса отрезвил его. Мысли вылетели из головы.

– Прости меня, – глава поднялся и подошел к нему.

Горячие злые слезы обожгли глаза. Отец вздохнул и обнял его, крепко прижав к себе.

– Прости, сын. Я сделал все, что смог. Мы все пытались. Никто бы не справился с таким демоном, даже Миша. Никто не виноват.

– Я виноват! – Саша схватил ткань отцовского пиджака, сжал. Его трясло как в лихорадке. – Я чувствовал! Я должен был понять, что это касается ее!

– Ты бы не справился, демон бы и тебя захватил. Три Хранителя едва смогли прогнать его. Ее разум не выдержал…

Саша рыдал как ребенок. Отец обнимал его, не произнося больше ни слова.

– Я не смогу без нее…

– Нужно идти дальше. Когда твоя мама умерла, я тоже не хотел жить больше. Но у меня был ты.

– Я не хочу! Не могу!

Отец сжал его крепче.

Саша провел всю ночь в палате около Риты. Он пытался войти в контакт, сжимал ее холодную ладонь, звал, плакал и впервые в жизни молился. Рита шептала в бреду, дергалась, крутилась, скулила, кричала. Но не приходила в сознание.

Утром его разбудила Люба. Она тихонько придвинула стул, села рядом и погладила по руке. Саша встрепенулся, поднял голову и прищурился от солнечного света.

– Саша, – позвала Хранительница. – Ты должен поспать в кровати хоть немного.

Она выглядела до того измученной, словно не спала всю ночь. В глазах читались боль и вина.

– Я не хочу, – возразил Саша, разминая затекшую шею.

– Пойдем, позавтракаем.

– Я не пойду!

– Саша, она не очнется в ближайшие дни, ты же знаешь.

– И что? А если очнется?!

А если она вернется к нему? Такой, как прежде? Что, если они все ошиблись?

Любовью можно отмолить даже у смерти…

Люба хотела что-то сказать, но лишь поджала губы и с горечью посмотрела на белое как мел лицо Риты.

К обеду пришли Костя с Ирой.

– Ты как? – спросил друг.

Саша лишь покачал головой. Ира гладила его по плечам, поджимая губы.

– Саша, – прошептала она. – Пойдем на обед? Тебе нужно покушать. Пожалуйста.

– Не пойду, – возразил он. – Идите без меня.

Неизвестно каким образом, но отец убедил Михаила прислать своего самого сильного Небесного для помощи.

Сморщенный, едва передвигающийся старик вошел в палату, пожевал губы беззубым ртом. Саша серьезно сомневался в его способностях. Ваня, сидевший в углу палаты, вскочил на ноги, вежливо поздоровался.

– Слыхали про демона, – кивнул старик. – Давненько таких сильных не видывали.

– Это моя вина, – произнес Саша. – Я не научил ее защищаться…