— Может, кто-то из них уцелел? — с надеждой проговорил Семён Владимирович. Его тоже мутило.

— Не думаю, — заключил Илья. — Тогда бы его тут не оставили в таком виде.

— Ну, это уже ворона постаралась, — сказал второй поисковик, проводя осмотр. — Почти цел. Значит, твари ещё не унюхали его… Думаю, здесь он оказался не так давно.

— Ладно, этот уже труп, — сказал Виктор Петрович. — Двигаемся дальше. А его похороним, когда будем возвращаться.

— Если по кускам зверюшки не растащат, — сказал второй поисковик.

В нагрудном кармане Виктора Петровича затрещала рация. Сначала отрывочными помехами, через которые что-то пыталось пробиться. Чей-то голос, как я понял мгновением спустя. Охранник вытащил её, поднёс к противогазу и спросил:

— Приём. Приём.

Рация хрипела и кашляла неразборчивыми словами. Виктор Петрович прошёл к дороге, пытаясь разобрать что-то в этом шипении, и тут же из динамиков послышался слабый, слегка писклявый голос:

— Помогите… пожалуйста…

— Кто выходит на связь? Приём, — сказал Виктор Петрович.

Слова снова нечленораздельно вылетали из динамиков.

— П… гите… Нужна п… Я один… Не знаю, куда…. Нет еды… Нужна по…

— Да кто это говорит?! Представьтесь! И где вы?

— Нужна по… Я в гипер….те… Один… Ос…лся… Алекс.

Когда я услышал последнее слово, то все мои поганые ощущения будто рукой сняло. Я широко раскрыл глаза и подошёл к Виктору Петровичу.

— Вот тебе сюрприз… — произнёс тот, оборачиваясь.

— Кто это? — спросил поисковик.

— Один из них, — Виктор Петрович кивнул на труп. — Кто-то всё-таки выжил.

— Он в гипермаркете? — спросил я.

— Похоже на то. Чёрт разберёшь из-за помех.

— Нам надо помочь ему!

Виктор Петрович посмотрел на меня, потом перевёл взгляд на труп.

— Да уж, заскулил, когда понял, чем дело пахнет. Но он остался один, какой резон тащиться туда ради одного?

— Да как же?... Он ведь там погибнет!

— Как и этот, — Виктор Петрович кивнул на мёртвого Васю. — Как и другие. Думаю, поделом ему будет.

— Так нельзя! — я повысил тон, посмотрел на второго поисковика, потом на Семёна Владимировича. — Он ведь… Он там один, ещё живой! Его то ещё можно спасти!

— А он этого заслужил? — холодно спросил Виктор Петрович.

Я ошарашено посмотрел на него.

— Каждый имеет право на спасение. На шанс!

— Возвращаться назад, когда мы не дошли до указанной точки – плохая примета, — монотонно прогундосил в респиратор Илья.

— Нельзя его оставлять там! — я взбеленился, снова осмотрел всех, желая заглянуть в глаза каждому. — А если бы кто-то из вас был на его месте? Или кто-то из ваших близких?

— Поэтому мы и не оказались на его месте, потому что умные, — отрезал Виктор Петрович. — И потому что знаем, что такое ответственность. И что такое наказание, когда ответственность за чужие жизни лежит на твоих плечах. Да и тащить эту лишнюю обузу – себе дороже. Только под ногами мешаться будет.

Я сделал шаг назад, вперив взгляд в старого охранника.

— Он заслуживает наказания, это точно, но его следует судить. Как преступника, совершившего преступление. Неужели мы уподобимся зверью и просто хладнокровно оставим его там, зная, что его ждёт страшная смерть?...

На какое-то время повисло молчание. Семён Владимирович как-то стыдливо понурил свои глаза, второй поисковик сделал вид, что изучает свой автомат, а Илья лишь пожал плечами. Виктор Петрович смотрел на меня, прищурившись и пристально, потом тяжело вздохнул.

— Ладно, — проговорил он. — Но не ради него. Я хочу узнать, осталось ли оружие, которое они выкрали.

Потом он посмотрел на Илью.

— Ушли мы недалеко. Пойдём по автостраде, а не по тому же пути. Думаю, времени много это не займёт. Успеем всё сделать. — Виктор Петрович сунул рацию в карман, поправил ремень автомата и пошёл к дороге. Проходя мимо меня, сказал: — Но эта обуза будет висеть на тебе. Отвечаешь за него ты. Хотя, мне всё равно, если он сдохнет. Просто я с ним нянчится не буду.

Он двинул дальше. Семён Владимирович пошёл следом за вторым поисковиком. Я же задержался на некоторое время, снова посмотрел на сидящего в пяти шагах от меня Васю. Труп, уже давно окоченевший, хоть и был испещрён разными дырами и перепачкан кровью, но сидел как-то умиротворённо. И эта умиротворённость глубоко вливалась в общую меланхолию, серую и непрестанно текущую перед глазами.

Теперь он тоже стал частью этого мира.

Я двинул следом за связистом, а Илья пошёл за мной. Мы сохранили тот же порядок.

Когда мы вышли на автостраду – широкую, просторную и молчаливую, издалека, с той стороны, где прятался за туманом большой торговый центр, показалось нестерпимое зелёное свечение. Оно не лилось, не горело, а било: резко, всполохами, как молния вспыхивала. Оно прорезалось сквозь туманную завесу. Я остановился возле одной из погоревших машин, мои глаза не могли оторваться от этого настойчивого пульсирования.

— Впечатляет? — раздался за мной голос Ильи. Я с трудом оторвался от свечения и посмотрел на него. — Некоторые тайны притягательны, когда они являются тайнами.

Я ещё раз кинул взгляд туда, откуда пробивалось зелёное мерцание, а потом пошёл дальше, обходя провалы в дороге, останки машин и куски дорожного полотна, разбросанные тут и там.

Дорожная линия свернула вправо и ушла под склон. Мы вышли к бетонной площади, заполненной останками машин. Проходя мимо них, я не смог сдержать своё любопытство и посмотрел в замутнённое стекло одной из них. На передних сидениях, как на чёрно-белой фотографии, покоились мужчина и женщина – бесцветные и иссохшие, но ещё не сгнившие полностью. Пыль на стекле корректировала цвет всего, что находилось внутри. Потом я перевёл взгляд вправо, на заднее сидение… И тут же одёрнул себя от окна, лишь глаза мои скользнули по синему детскому креслу.

Не увидев позади поисковика, я налетел на него спиной.

— Мёртвые не страшные, — сухо проговорил Илья. Его голос был железным и бесцветным через респиратор.

— Я не боюсь их, — отрезал я.

— Тогда почему испугался? — Илья приподнял одну бровь.

— Я не испугался… — Я тяжело выдохнул, замолчал на некоторое время. Потом уверенно посмотрел поисковику в глаза. — Я испугался не мёртвых, а того, что мог бы увидеть там, на заднем сидении.

Илья подошёл к двери машины, нагнулся и посмотрел сквозь запрелое стекло. Потом выпрямился и холодно кинул:

— Труп. Обычный сухой труп. К тому же маленький.

Я сглотнул, стараясь подавить подползающий ком к горлу.

— Скажи, ты был всегда таким хладнокровным?

Поисковик глянул на меня, вновь обнял свой автомат предплечьями.

— Спроси лучше, каким нужно быть сейчас?

— То есть?

— Ну, ты пытался узнать правду. У меня, у Виктора Петровича. И сейчас ты её получаешь. Заглянув туда, через стекло, ты увидел, что из себя сейчас представляет мир. Какой он теперь есть, какова его сущность. Ты для себя это не понял ещё?

— Я вижу только одну смерть перед глазами…

— Мир теперь сам по себе огромный труп. Холодный труп. И чтобы в этом новом мире как-то прожить, нужно адаптироваться к новым реалиям, стать частью этого мира.

— Стать частью трупа? — я скривил брови, а потом вовсе сморщился. — Значит, мы сами должны внутри умереть, стать холодными? Как ты? Это ты мне хочешь втолковать?

— Ты должен принимать мир таким, какой он есть. И быть способен адаптироваться к изменениям в нём. А иначе ты просто умрёшь. Не впишешься, как микроб в организм. Он тебя тогда исторгнет.

К нам спешно подошёл второй поисковик.

— Ну-ка, вы, философы хреновы. Какого лешего отстали?! А ну, давайте, шевелите портками. Зараза, вернулся обратно. Из-за вас! — Поисковик недовольно пробурчал сквозь респиратор, толкнул меня и сам пошёл вперёд.

— Да не мандражируй ты, — усмехнулся Илья, идя последним. — Костлявая тебя не заберёт, больно уж ты здоровый. Подавится.

— Ну-ну… — всё ещё на взводе, но уже более спокойно отозвался поисковик.