Языки пламени энергично плясали в резаной закоптившейся бочке и как бы показательно разбрасывались снопами мелких багровых искорок, вздымавшихся ввысь и растворявшихся чуть выше макушек голов. Мелодично трещал уничтожаемый огнём хворост, шипели подсвеченные адовым светом угольки, и под эту единую симфонию, как под колыбельную, глаза смыкались сами собой. Я смотрел на огонь, и мне казалось, что пламя обрело свой собственный дух и оживилось, и сейчас оно по собственному желанию танцует перед моим взором, а плавные движения огненных язычков будто пытаются ввергнуть меня в транс, заставить сомкнуть веки, которые становились всё тяжелей.

Выспаться мне не удалось. Вернувшись ночью в аудиторию и опрокинув своё уставшее тело на матрас, я провалялся почти до самого рассвета. Когда комната начала уже озаряться хмурым утренним светом, мне удалось наконец уснуть. Но проспал я недолго, и нынешнее дежурство казалось мне продолжением моего дрёма, а всё вокруг – каким-то мутным, неестественным и абстрактным. Мои напарники по караулу – имён я их не помню, позабыл – не были многословны. То ли они тоже не выспались, то ли причина была в чём-то другом. Они сидели со мной у костра с хмурыми каменными лицами и изредка кидали свои взгляды на заваленные мешками и запечатанные железными листами двери. И стояла в вестибюле тишина, прерываемая лишь треском горящих палочек в обожжённой жестянке. Не знаю, был ли я благодарен им за их молчание, или же хотел, чтобы они говорили, хоть что-нибудь. А иначе я в скором времени совсем усну.

В отдалении послышались чьи-то шаги – спешные, но в то же время настороженные. Звук их всё приближался, спускался по лестнице с верхних этажей, и в скором времени разлетелся по просторному помещению. Один из напарников обернулся, глянул через плечо; лицо его оживилось в этот момент, разгладилось на мгновение, а потом опять собрало хмурую гримасу. Студент присмотрелся к тому, кто спускался. Это был парень, одетый в тёмную куртку, синие плотные джинсы и чёрные ботинки. За его спиной висел рюкзак, а в руках он держал палку, обмотанную на четверть тряпьём. Факел.

Когда незваный пришелец спустился вниз, я оглядел его с ног до головы, и мне вначале показалось, что это один из поисковиков. Он был при снаряжении, с которым те отправлялись наружу. Но потом, чуть присмотревшись, я понял, что ошибся. Это был не поисковик, нутром я это почувствовал, а через некоторое время и вовсе узнал лицо пришедшего – это был Григорий, которого я встретил на лестничной площадке, когда тот пребывал в странном, неадекватном состоянии.

Тот резко остановился на лестнице, в шаге от последней ступени, встал как истукан и смотрел на нас, словно на внезапно встретившегося товарища, которому задолжал крупную сумму и встречи с которым всячески избегал. Немного побегав взволнованно глазами по нашим лицам – нас здесь сидело пятеро, – Григорий сказал:

— Выпустите меня, — тон его был неуверенный, голос просаживался слегка, а слова взволновано глотались его губами.

— Не понял? — сказал студент, развернувшись к нему уже боком.

— Мне нужно туда, наружу, — Григорий указал рукой на заваленный выход. — Выпустите меня.

— Ты серьёзно? Это ты сейчас серьёзно говоришь? — спросил второй караульный в недоумении.

— Абсолютно. Мне нужно… Мне надо идти… — ответил Григорий и попытался выпрямиться, чтобы видом своим показать всю серьёзность своих намерений.

— Туда? — спросил студент и повернулся в сторону дверей. — Зачем?

— Н-надо… — ответил Григорий.

Я молча следил за ним, глаза мои пробежали от его головы в чёрной шапке до ног, у которых он сжимал и разжимал кулаки. По лёгкой тряске руки я понял, что тот изрядно взволнован.

— Нет, ты понимаешь, что говоришь? — чуть повысив тон, сказал один из студентов. — Ты хочешь, чтобы тебя выпустили туда? У нас тут, вообще-то, дежурство идёт. Это тебе не пропускной пункт, вообще-то. Что ты тут загоняешь нам? Зачем тебе туда идти, а?

— Я же сказал – надо. — Григорий повысил тон в ответ, рявкнул уже уверенней и сделал шаг вперёд, такой же уверенный.

Студент резко поднялся, шагнул в сторону, перекрывая ему выход.

— Слышь, ты это – не мудри тут, — он пристально глядел на Григория, и я почувствовал, что обстановка медленно наэлектризуется. Вместе с ним поднялся и второй, но стоя на своём месте. — Сказано тебе: у нас тут не пропускной пункт. Куда ты намылился? Зачем тебе наружу? — не прекращал первый.

Григорий молча смерил его взглядом, посмотрел на второго, что выровнялся с ним в рост чуть поодаль, потом взглянул на меня. Я подумал: «Оценивает ситуацию. Видимо, сдаваться не планирует».

— Ребят, — начал Григорий. — Давайте постараемся всё разрешить без лишнего… гонора, а? Просто выпустите меня, пожалуйста. Откройте двери и дайте мне выйти, и меня вы не видели.

— Не, ты похоже не вкатываешь… — студент сделал шаг к нему. — Мы тебе сказали – тут не пропускной пункт. У нас чёткие есть указания. Мы никого не выпускаем и, тем более, на хрен, с той стороны не впускаем. Ты либо объяснись, что ты удумал, либо разворачивайся и топай отсюда.

Я почувствовал, что обстановка накалилась ещё сильней. Один из студентов, что сидел рядом со мной, пристально пялился на Григория, и взгляд его стал каким-то острым, животным. Тем временем Григорий, переминаясь с ноги на ногу, всё смотрел в сторону выхода.

— Давай, не мудри тут это. Наружу он выйти решил… — сказал студент, но до конца проговорить не успел. Я лишь заметил, как рука Григория скользнула за пазуху, и через мгновение он выставил её вперёд, резко и уверенно, сжимая в ладони рукоять чёрного пистолета. Студенты резко отпрянули назад, ещё один вскочил, но замер, чуть сгорбившись. Григорий повёл дулом по всем сгрудившимся перед ним, а глаза его как-то нездорово загорелись. — Э-эй… ты это… Ты чего? — быстро проговорил студент, медленно приподнимая руки.

Я привстал, стараясь не привлекать к себе внимание, но Григорий обернулся и нацелился на меня.

— Тихо, тихо! — проговорил я, поднимая руки. Сонливость в этот момент как ветром сдуло. — Давай без опрометчивых действий, хорошо? — старался я говорить как можно спокойней. Григорий бегал глазами по каждому, переминался с ноги на ногу и крепко сжимал пальцы на рукояти «макарова». Один из его пальцев лежал на спусковом крючке. — Скажи, зачем тебе туда? — я медленно указал рукой в сторону выхода.

— Да надо мне! Надо! Что непонятного?! — взбеленился Григорий. — Почему нужно доводить до этого?! Почему просто не пропустить меня и не выпустить?!

— Ты же понимаешь, мы не сможем этого сделать, — стараясь не накалять градус, спокойным тоном проговорил я. — Ты знаешь, что там опасно?

— Да, знаю, — отрезал Григорий.

— Там смертельно опасно. А зачем тебе идти туда, где смертельно опасно? — сказал я.

Григорий, не ответив, начал медленно выделывать шаги в сторону, постепенно обходя двоих студентов перед ним. Он держал нас на мушке, хотя руки его тряслись. Никто из нас не делал ни единого движения.

— Скажи – зачем тебе это? — ещё раз спросил я.

— Да какая разница, что я скажу? — срываясь в голосе, ответил Григорий. Его глаза вдруг заблестели, а мышцы лица слабо подрагивали. — Вы же меня за ненормального держите… Скажу – не поверите, скажете: «Ты конченый». А мне это осточертело. Уйти хочу отсюда. Наружу. И плевать мне, что там опасно.

Мы внимательно следили за каждым его движением. Он обошёл нас, остановился чуть поодаль и мотнул пистолетом влево.

— Откройте, — сказал он.

Мои напарники стояли на месте: двое подняв руки, ещё двое молча пялясь на него. Никто не решался сделать шаг или предпринять что-нибудь. Видимо, у всех был шок. Я вздохнул и, держа руки на виду, медленно пошёл в сторону двери. Григорий не спускал с меня глаз, и дуло его пистолета плавно следовало за моим телом.

— А что именно ты хочешь сказать? — стараясь отвлечь его внимание, спросил я. — Скажи мне, я поверю тебе.