— Главное не то, верю я или нет, а то, как это воздействует на меня. А воздействует это очень сильно. И перед глазами у меня появляются они, безликие и тёмные. Они словно… стараются заглянуть внутрь меня и о чём-то меня спросить.

Я посмотрел на него, и сейчас мне казалось, что мы находимся в одной лодке. Что разделяем общее сумасшествие на двоих. Григорий хотел было что-то сказать, открыл рот, но потом сдержался и некоторое время молчал. Через несколько минут он спросил меня:

— Так ты тоже что-то видишь? Или тогда ты сказал неправду?

Я полежал немного, подумал, а потом ответил:

— Я сказал тогда то, что посчитал нужным, чтобы ты не совершил непоправимое. Но в том, что я сказал, не было неправды.

Григорий повернул голову и посмотрел на меня, я увидел это боковым зрением.

— Тогда здесь должны быть заперты мы вдвоём, — он усмехнулся.

— Мне кажется, что мы все постепенно сходим с ума. Каждый в этих стенах. Наедине со своими страхами, наедине с собственным сумасшествием. И я не знаю, сколько ещё мы продержимся при таких условиях.

— Всё это время мы держались как-то.

— Да, но сейчас всё меняется.

Сказав это, я отвернулся к стене, зарывшись с головой под одеяло. Я ещё долго лежал так и думал об увиденном. И заключение Григория о том, что здесь должны быть заперты мы оба, показалось мне весьма справедливым.

Я медленно повернулся на спину и открыл глаза.

— Ну что, проснулся? — раздался голос Григория.

— И тебе доброе утро.

Я поднялся на матрасе и почесал покрытую рубцами щеку. Видимо, всю ночь пролежал на одном боку, и сейчас на ней красовался красный след от жестковатой подушки.

— Кошмары снились? — спросил Григорий.

Он, видимо, уже давно был на ногах; сидел на Виталькином матрасе, держа свою раскрытую книгу.

— Кошмары? С чего ты взял? — непонимающе посмотрел я на него.

— Ты пол ночи что-то бормотал сквозь сон, просил кого-то остановиться, а потом и вовсе застонал. Я просыпался несколько раз, но тебя будить не стал.

— Если честно, я не помню, что мне снилось.

Я скинул одеяло, обулся и встал на ноги. Несмотря на всё произошедшее, этой ночью мне всё же удалось заснуть, и сейчас чувствовал, что хорошенько выспался. Впервые за долгое время. И, возможно, мне что-то и снилось, но я действительно не помнил, что именно.

Потом прошёлся по комнате, открыл дверь и выглянул наружу. В коридоре было ещё безлюдно.

— Интересно, что сегодня принесут на завтрак? — спросил вслух мой сосед.

— А что вчера приносили?

— Грибы. Утром, в обед и вечером.

— Небогатый рацион, — заключил я.

— Это да, — согласился Григорий.

Я вернулся к своему матрасу и принялся застилать постель. Григорий сидел, скрестив ноги и молча наблюдая за мной. Некоторое время в комнате было молчание, а потом он сказал:

— Это… насчёт вчерашнего разговора…

— Что? — заправив постель, я обернулся и посмотрел на него.

Студент взглянул на меня, закрыв книгу и положив её на колени. Он смотрел мне прямо в глаза, видимо, желая что-то сказать, но потом одернул себя и проговорил:

— А, ничего важного.

— Точно? — недоверчиво спросил я, внимательнее присматриваясь к нему.

— Да, действительно ничего важного.

— Ну ладно. — Я взглянул на заделанное окно, потом прошёлся по комнате, остановился возле тумбочки и достал оттуда бокал. Через некоторое время в моей голове возник один вопрос. — Слушай, мне вот интересно, как ты пробрался в хранилище-то? Доступ туда разрешён только поисковикам и дозорным.

— Ну… — Григорий затянул, опустив глаза и покрутив книгу в руках.

Я ждал, что он ответит. Стоял возле тумбочки с кружкой в руке и следил за ним. Тот словно был застигнут врасплох и не знал, что ответить.

— Ладно, не хочешь, не говори. Просто стало интересно.

Я уже собирался выйти наружу, как на выходе меня остановил его ответ:

— Тени мне помогли…

Услышав это, я впал в ступор. Обернулся и посмотрел на Григория, не веря своим ушам. И в этот момент, когда я собирался попросить его уточнить то, что он только что сказал, из коридора раздался дикий испуганный крик, срывающийся в протяжный визг. Я тут же выскочил наружу и осмотрелся. В коридор из открытых дверей повылезали и другие студенты, непонимающе озираясь по сторонам. Крик снова разлетелся по всему этажу и я понял, что орали со стороны лестничной площадки. Там я увидел девушку, которая как-то странно присела на пол, возле застеклённых дверей, спиной к коридору. Я тот час побежал туда вместе с несколькими студентами.

На лестничной площадке сидела Саша: всхлипывая влажным носом, закрывая руками свой рот, из которого срывалось прерывистое дыхание. Её широко раскрытые, влажные от слёз и горящие испугом глаза смотрели вперёд – на лежащее возле ступеней тело студентки. Оно было расположено поперёк прохода к лестнице, практически на границе, где начиналась первая ступень. Одна рука спала на неё, а вторая лежала на груди, жадно впиваясь в неё пальцами. Но грудь не вздымалась, а сама девушка лежала спокойно, вытянуто. Я осторожно сделал пол шага к ней, осторожно осмотрел её. Лицо девушки отпечатало судорогой гримасу неистового ужаса, а голубые глаза, неестественно широко раскрытые, чуть не вылезали из своих орбит. Рот её был приоткрыт, чуть искривлён; губы словно пытались выдавить какой-то звук, или сказать что-либо, но только лишь застыли. Лишённые тепла, бледные, и уже понемногу синеющие.

Студентка была мертва.

У лестницы образовалось столпотворение: прибежавшие на крик студенты обступили Сашу полукругом, косились на лежащее тело, и вскоре площадка наполнилась непрекращающимся перешёптыванием. Саша тем временем немного успокоилась, опустила руку вниз и заплаканными глазами осматривала тело. Её плечи слабо вздрагивали на каждом вздохе, но девушка пыталась сейчас контролировать себя.

Со стороны лестницы раздались спешные, гулкие звуки шагов. Кто-то спускался, почти сорвавшись в бег.

— Что случилось?! — донеслось ещё за поворотом на лестничном пролёте. Потом показался Егор. Парень резво спускался. — Я услышал крик.

Он резко замер на последних ступенях, держась за поручни, а глаза его устремились вниз – туда, где лежала мёртвая. Некоторое время он молча смотрел на неё, видимо, не до конца понимая, что видит, а потом смог всё же осознать. Парень, вежливо отодвинув стоящего перед ним за плечо, подошёл к телу и опустился на колено. Он приложил палец к её шее, ощупывая пульс. Просидел так некоторое время, потом медленно отвёл руку. Не спуская глаз с тела, поднялся и обратился к кому-то из сгустившейся толпы:

— Найди Виктора Петровича и ректора. Срочно.

Один из студентов медленно обошёл столпотворение и, поднимаясь по лестнице, всё смотрел на лежащее тело, чуть не споткнулся о ступень, потом ускорил шаг и скрылся. Егор подошёл к Саше и помог ей подняться. Девушка пребывала в шоке и плохо стояла на ногах. Парень держал её под руку и попытался увести отсюда, но Саша безмолвно сопротивлялась.

— Пойдём, пойдём — тихо проговорил Егор. — Не нужно.

Он увёл её, а толпа осталась на месте. Я молча смотрел на тело девушки, на её неестественный страх на лице – на тот ужас, который застыл на нём. Кожа была бледноватой, но всё же ещё оставались какие-то проблески тускнеющих жизненных красок на ней. Видимо, девушка умерла не так давно. Может, ночью, может, ранним утром. Студенты перешёптывались между собой, и кто-то из толпы проговорил:

— Вот, вот до чего дошло… Не нормально, совершенно не нормально. Посмотрите на эти глаза… Там ведь настоящий ужас, в глазах её… в мёртвых.

— Да тише ты. Не нагнетай, — недовольно буркнул ему кто-то в ответ.

— Сколько ещё должно пройти времени, чтобы все наконец поняли и осознали – здесь творится какая-то чертовщина. Непонятное что-то. И оно вот – убивать может, — тем временем продолжал тот.