— Тут недалеко, — заверяет меня полицейский, — и я готов принять ваше заявление, миссис…
— Хокинг, — отвечает за меня Либби, очевидно, полагая, что я от горя забыла собственное имя. — Софи Хокинг.
Я понимаю, что мне не удастся вырваться из когтей Либби и тихо уехать из Сан-Франциско, не наведываясь в полицию. Мы идем в участок.
— Мне так жаль, что твой дом сгорел, — верещит Либби, беря меня под руку. — Ужасно жаль. Мы тоже потеряли немало, но с вами не сравниться. Ах, какие чудесные у вас были камины…
Через плечо я бросаю взгляд на бесформенные глыбы мрамора, оникса и гранита. Чтопод ними лежит? Раздавили ли они кого-то?
— Как ты думаешь, мистер Хокинг будет строить новый дом? — не унимается Либби. — Ну, если его, конечно, найдут. Ой, да конечно найдут! Обязательно! — Она прижимается ко мне, стискивает мою руку. — А мы свой дом решили восстановить, — радостно продолжает она. — Внешние кирпичные стены не пострадали, но внутри необходим капитальный ремонт. Ой, да! Я ведь жду ребенка! Прежде не успела тебе сказать! Так что устроим новую детскую. Надеюсь, на этот раз родится девочка.
Я слушаю Либби, не перебивая. Да и нечего мне добавить к нашему разговору. Мое молчание, кажется, вызывает сочувствие у полицейского. Он то и дело посматривает на меня с состраданием. Надеюсь, мне охотнее поверят, если в глазах окружающих я буду выглядеть отчаявшейся женщиной, которая так сильно переживает из-за пропажи мужа, что едва может говорить.
Пройдя несколько кварталов, мы прибываем во временный полицейский участок на Вашингтон-стрит. Видимо, до землетрясения здесь размещалась какая-то контора. В углу громоздятся арифмометры, а письменных столов больше, чем необходимо сотрудникам. В большом помещении открытой планировки стоит гул голосов полицейских и гражданских лиц. Среди служащих есть и нескольких женщин, в основном это машинистки, что-то печатающие на машинках. Наш полицейский вежливо просит Либби подождать в приемной у входа, пока он будет оформлять мое заявление о пропаже супруга. Затем он уводит меня в дальний конец помещения, предлагает сесть и наливает мне стакан воды.
— Разговорчивая у вас подружка, — замечает полицейский, кивая в сторону Либби.
— Она… любит быть полезной.
Полицейский садится за стол напротив меня, из верхнего ящика достает лист бумаги.
— Что ж, приступим. Я должен записать все, что важно знать о вашем супруге.
И я сообщаю все необходимые данные — имя и фамилию мужа, адрес нашего дома на Полк-стрит, возраст Мартина, как он выглядит, особые приметы, в чем он был, когда в последний раз отправлялся в командировку. Говорю, что Мартин уехал из Сан-Франциско на автомобиле, который сама я никогда не видела, но, по словам Мартина, это «Форд-Т» темно-синего цвета. Машину он держал в гараже где-то в районе набережной Эмбаркадеро, добавляю я.
Когда полицейский спрашивает, когда я в последний раз видела Мартина, ложь легко слетает с моих уст. Я отвечаю, что это было за три дня до землетрясения и что я ожидала его возвращения как раз в тот день, когда оно произошло.
— И вы только сейчас заявляете о том, что он пропал без вести? — удивляется полицейский, склонив голову набок.
— А я только сейчас узнала, что он пропал. Я не представляла, как вернуться в город. Мы выбирались отсюда с трудом, но и приехать назад было не так-то просто. Нас с дочкой эвакуировали в парк «Золотые ворота», и, как только потушили пожары, мы покинули город. Все это время мы жили у моей подруги. Я понятия не имела, что Мартин пропал, пока не вернулась в Сан-Франциско и не смогла его здесь найти. Подумала, может, он дома. Я не знала, что наш дом сгорел. — Надо же, лгу без зазрения совести и даже не краснею. — Подумала, он, наверное, вне себя от беспокойства, считая, что это мы с дочерью куда-то пропали.
— А вы справлялись о нем у его работодателя?
Я мгновенно сочиняю правдоподобную ложь.
— Мартин сотрудничал со страховыми компаниями, но потом занялся новым бизнесом. Стал продавать средство для укрепления волос. Почти все время был в разъездах.
— У него есть друзья в городе, которых мы могли бы расспросить? Является ли он членом каких-нибудь клубов? Где он вообще бывал?
— Мартин — малообщительный человек, — качаю я головой. — Когда не в отъезде, предпочитает сидеть дома. А в Сан-Франциско мы живем меньше двух лет. Близких друзей здесь у него не было.
— Что ж, ладно, — говорит полицейский. — Скажите адрес, где вы сейчас проживаете, и на том все.
Я называю адрес гостиницы «Лорелея» и мысленно вздыхаю с облегчением. Мне не терпится уйти.
Полицейский встает из-за стола и показывает в сторону Либби.
— Будьте добры, посидите пока рядом с вашей подругой, а я узнаю, готов ли следователь Моррис с вами побеседовать.
— Следователь Моррис? — переспрашиваю я с замиранием сердца, тоже поднимаясь со стула.
— Он ведет подобные дела. Если ваш супруг действительно пропал без вести, а не ранен и не погиб, возможно, он стал жертвой преступления, принимая во внимание, что вы ожидали его возвращения домой. К сожалению, после землетрясения здесь орудовало немало негодяев.
— О, но раз у следователя столько дел, ему не обязательно заниматься сегодня еще и мной.
Полицейский озадаченно морщит лоб.
— Я полагал, вы заинтересованы в том, чтобы он немедленно занялся вашим делом.
— Д-да! Конечно, — с запинкой отвечаю я. — Просто я беспокоюсь о тех, кто обратился к вам прежде меня.
Он улыбается и похлопывает меня по плечу.
— Если следователь Моррис не занят, он захочет с вами поговорить. Тем более что вы живете сейчас не здесь.
Полицейский провожает меня к Либби, усаживает меня рядом с ней, а сам удаляется, держа в руках листок с предоставленными мною сведениями.
— Мне придется здесь задержаться, — говорю я Либби. — Тебе не обязательно меня ждать. Не знаю, сколько времени это займет. Тут у них столько дел.
Либби пожимает мою руку.
— Конечно, я побуду с тобой. Честер все равно за мной еще не пришел. Никуда я не пойду.
— А Тимми…
— Он с няней. Мы снимаем дом рядом с особняком Уиттьера[7], недалеко от нашей Академии, которая, слава богу, не сгорела. Дом небольшой, но уютный, и няня живет с нами. За Тимми не волнуйся. Как я могу оставить тебя здесь одну! Что же я тогда за соседка?
Уголки моих губ приподнимаются в едва заметной улыбке. Как же мало она знает о том, на что я способна, думаю я. Должно быть, считает, что я безмерно благодарна ей за поддержку.
— Полицейским что-то известно? — спрашивает Либби. — Поэтому тебя попросили подождать?
— Нет. Просто следователь, что ведет дела о пропавших без вести, возможно, пожелает побеседовать со мной, поскольку я сейчас живу не в Сан-Франциско.
— А-а, — протяжно произносит она, словно ей понятно, что все это значит. — Да… ты, наверное, очень переживаешь за мистера Хокинга? Учитывая, как вы… познакомились? Я подумала… возможно, между вами расцвела любовь, и его исчезновение — для тебя ужасная трагедия.
Либби, я вижу, очень хочет, чтобы я убивалась по Мартину, — романтика налицо. Уж как бы это потешило ее сентиментальное сердце. Пожалуй, и мне выгодно, рассуждаю я, чтобы окружающие думали, будто я горюю по мужу и хочу, чтобы его нашли. Я снова едва заметно улыбаюсь Либби.
— Да, я прониклась к нему чувствами, — подтверждаю я, и это не ложь. К Мартину у меня есть определенные чувства, только не добрые.
— Бедняжка! — восклицает Либби. — Очень надеюсь, что он скоро найдется. Может, он лежит в больнице и по какой-то причине не может говорить или забыл свое имя, но, когда ты его найдешь, он, увидев тебя, вспомнит, что ты его жена, и… у него к тебе тоже есть чувства!
— Да, я уверена, наши чувства взаимны, — отвечаю я, и это тоже не ложь.
Либби расплывается в улыбке. Разговор на время прерывается, что дает мне возможность подумать о том, какие вопросы ждать от следователя. Предстоящая беседа с ним для меня полная неожиданность. Я рассчитывала, что просто напишу никому не нужное заявление, и все. Мне снова вспоминаются обвалившиеся камины. Что могут найти под их обломками?