Чуть раньше мы уже пришли к единому мнению, что я не должна заявлять на Мартина в полицию Сан-Франциско, обвиняя его в многоженстве. Это было бы неразумно. Ни Белинда, ни Кэндис не желают, чтобы меня посадили в тюрьму за то, что я бросила Мартина умирать. И мы, разумеется, не хотим, чтобы на Кэт пала вина за его падение с лестницы, в результате которого он сильно покалечился. Расследуя его преступную деятельность как многоженца, полиция непременно установила бы, что Мартин все же возвратился в Сан-Франциско в тот день, когда произошло землетрясение. Мне стали бы задавать слишком много вопросов.

А вот в интересах Белинды сообщить, что ее бросил некий Джеймс Бигелоу. По утверждению Эллиота, Белинда не вправе подать заявление о расторжении брака на основании того, что муж бросил ее, если она не сообщила властям о его исчезновении. Мы решили так: она скажет полиции, что после скоропалительного бракосочетания они с Джеймсом отдалились друг от друга, он не горел желанием стать отцом и грозился ее бросить. Может, власти и станут его искать, но что они могут о нем выяснить? Джеймс Бигелоу — призрак. Его сочтут подлецом, который бросил беременную жену и бесследно исчез.

Однако не совсем ясно, как должна поступить я.

— Если я вернусь в Сан-Франциско и сообщу в полицию, что Мартин пропал без вести, его станут искать? — вслух рассуждаю я. — Не уверена. Все силы брошены на восстановление города после землетрясения.

— Тогда и в твоем случае будет действовать тот же закон, что применим ко мне, — замечает Белинда. — Ты тоже станешь свободна и будешь вправе снова выйти замуж. А Мартина в конечном счете объявят умершим, так ведь?

— Через семь лет, — поясняет Эллиот. — Это очень долгий срок, Софи.

— А что еще мне остается? Здесь я ничего изменить не могу, — отвечаю я. — Через семь так через семь. Значит, буду ждать.

— Ты, как и я, можешь заявить, что Мартин тебя бросил. И твой брак тоже будет расторгнут, — говорит Белинда.

Но я не хочу, чтобы мой брак был расторгнут. Пусть лучше меня считают вдовой, чем незамужней женщиной. Я не желаю снова становиться Софи Велан.

— Никто не поверит, что Мартин меня бросил, — возражаю я. — Он хорошо относился ко мне и к Кэт. Ему принадлежал чудесный дом с красивой мебелью. К тому же на его банковском счету лежали три тысячи долларов. Просто так он не оставил бы все это, как твой Джеймс — тебя и твою гостиницу. Нет, я не смогу доказать, что он поступил бесчестно.

Какое-то время мы молчим. Я не хочу обвинять Мартина в том, что он меня бросил, но и не уверена, что должна заявлять о его исчезновении.

— Допустим, я сообщу, что он пропал без вести. Полиция, занимаясь его поисками, осмотрит пепелище на месте нашего дома и обнаружит там его останки. Что тогда? — спрашиваю я. — Разве у них не возникнет вопрос, почему он не выбрался из дома? Полицейские, пожарные, солдаты ходили по улицам и криком предупреждали жильцов, что они должны эвакуироваться. Я читала об этом в газетах. Неужели они не задумаются, почему Мартин ослушался их распоряжения?

— Не все выполняют указания властей, — отвечает Белинда. — Скорее всего, они подумают, что Мартин очередной глупец, игнорирующий призывы. Его причислят к жертвам землетрясения и пожара и объявят погибшим, разве нет?

Я обдумываю ее предположение. Может, Белинда и права. А если ошибается? Что, если мое заявление о пропаже Мартина побудит полицию поглубже покопаться в его биографии? Да и в моей тоже.

— Я могла бы просто тихо исчезнуть, — говорю я. — В Сан-Франциско меня никто не хватится. Никто не станет искать меня здесь, никто и не найдет меня здесь. И для меня вовсе не обязательно, чтобы Мартина сочли пропавшим без вести, а потом объявили умершим. Я и без того вольна выйти замуж за другого человека. Ведь мой с ним брак не имеет законной силы.

Остальные, сидя вокруг стола, осмысливают мои слова.

— Значит, ты готова остаться Софи Хокинг? — наконец спрашивает Эллиот. — Хочешь жить под этим именем?

— Почему бы и нет? — Я поворачиваюсь к Кэндис. — Если здесь, в Сан-Рафаэле, кто-то спросит, я скажу, что прихожусь тебе золовкой. И тогда, после того, как тебя одолеет болезнь, никто не удивится, почему именно я взяла на себя заботу о Кэт. — Я не упоминаю, что со временем люди вообще забудут, что для Кэт я не родная мать, поскольку мы с ней носим одну и ту же фамилию.

Есть еще одна причина, в силу которой я хотела бы оставить фамилию Мартина, но озвучивать ее Кэндис незачем. Да и вообще упоминать. К нынешней ситуации это не имеет отношения.

Кэндис смотрит мне в глаза, морща лоб.

— Но ты мне не золовка. У Мартина нет брата.

— Знаю. Это просто ответ для тех, кто станет спрашивать. А много ли таких найдется?

— Или… — медленно произносит Кэндис, словно все еще обдумывает приемлемое решение. — Или тем, кто спросит, мы будем говорить, что Кэт — дочь Софи, а я — ее родственница. И если местные жители станут интересоваться, где муж Софи, и у нее будет желание им отвечать, она станет говорить, что он, к сожалению, погиб во время землетрясения и пожаров. Что, впрочем, так и есть.

Никто за столом не издает ни звука в ответ на это предложение.

— Я… я никогда не обратилась бы к тебе с такой просьбой, — наконец выдавливаю из себя.

— Ты и не просишь. Я говорю, что это наиболее разумный выход. Мы должны поддерживать легенду о твоем браке с Мартином, дабы уберечь тебя и Кэт от уголовного преследования. И тебя, кстати, тоже, Белинда, ведь ты была там, знала, что случилось, и ничего не предприняла. Согласитесь, это — самый разумный выход. Ведь меня скоро не станет. Это самый разумный выход.

— Но… наследство Кэт. Разве ты не хочешь, чтобы ей достались деньги, которые завещала тебе твоя бабушка? Ты же сама говорила, что их может унаследовать только твой ребенок, — напоминаю я.

— Наследство Кэт получит, — устало отвечает Кэндис. Долгий разговор утомил ее. — Мы только здесь будем говорить, что она твоя дочь. Мой поверенный в Лос-Анджелесе знает, что Кэт — мой ребенок. Ему также известно, что я скоро умру. Я велю ему составить документ о твоем назначении официальным опекуном моей дочери, Софи, и ты всегда сможешь предъявить его, если когда-нибудь от тебя потребуют доказательство того, что ты воспитываешь ее на законных основаниях.

— А у твоего поверенного не возникнет вопрос, кто я такая?

— Как ты и предлагала, я скажу ему, что ты моя золовка, жена брата Мартина. Именно поэтому твоя фамилия тоже Хокинг. Он не знает, что у Мартина нет брата.

— Но, Кэндис… — начинает Белинда.

Но та ее перебивает:

— Послушайте, я знаю, что она мой Котенок. И этого достаточно. Главное, чтобы ни ей, ни вам ничто не угрожало, и вы могли бы спокойно заботиться о ней. Именно так мы и поступим.

На следующий день, в первую пятницу июня, Эллиот прибывает в гостиницу, чтобы отвезти меня на вокзал; мне предстоит первым поездом отправиться в Сан-Франциско. Я планирую сделать то, что задумала, и к вечеру вернуться; незачем оставаться на ночь в городе, полном беженцев. В газете «Сан-Франциско экзаминер», которую Эллиот где-то доставал для меня пару раз, я прочитала, что парк «Золотые ворота» все еще остается палаточным городком с тысячами бездомных. Нам с Кэт повезло, что мы нашли приют в «Лорелее». Многим вообще некуда податься.

Покидая гостиницу, я предупреждаю Кэт, что сегодняшний день она проведет с мамой, Белиндой и Сарой, пока я буду заниматься делами, требующими моего внимания.

— Где? — спрашивает она, в замешательстве склонив набок голову. Прежде такого я ей никогда не говорила.

— Там-сям, — бодро отвечаю я. — Гостинец тебе привезу. — Целую ее в головку и спешу укатить с Эллиотом, пока Кэт для себя не решила, что это слишком уклончивый ответ.

Отъехав примерно на милю, Эллиот вызывается сопровождать меня в Сан-Франциско, чтобы помочь мне осмотреть развалины дома. И оказать любую помощь, в зависимости от того, что я там найду.