Второй шофер запомнил в основном те же приметы, ничего больше. У детективов мелькнула мысль, что они случайно натолкнулись на нечто гораздо большее, чем уличная катастрофа. В портфеле было, верно, что-то очень важное, иначе спутник потерпевшего не подхватил бы его с такой поспешностью и не бросил бы товарища в беде. Злобный, бессмысленный возглас человека с портфелем, очевидно немца, заставил сыщиков заподозрить, что потерпевший и его спутник замешаны в какую-то нацистскую интригу.

Тем временем к месту происшествия подъехал автомобиль скорой помощи, и санитары положили пострадавшего на носилки.

Один из детективов вошел в санитарную машину. Он подозревал, что спутник жертвы несчастного случая оставался поблизости, чтобы заметить номер машины. Потом антисемитски настроенный субъект, наверно, зайдет в больницу, чтобы узнать о состоянии своего приятеля. Агент решил начать за ним слежку.

Второй сыщик пришел в отель Тафт и бросил на конторку ключ от номера.

— Чей это ключ? Человек попал под машину.

Портье посмотрел в книгу для приезжающих.

— Мистер Лопес, — сказал он. — Мистер Хулио Лопес из Аргентины.

— Элегантно одетый смуглый джентльмен, лет пятидесяти?

Портье утвердительно кивнул.

— Известно вам что-нибудь о нем?

— Так мало, что у нас он считался таинственным незнакомцем.

— Почему так?

— Как же! Жил он здесь уже больше месяца, редко покидал свою комнату, никто к нему никогда не приходил, сам он никому не звонил по телефону и ему не звонили никогда.

— Обед ему подавали в номер?

— Обычно да, за исключением тех случаев, когда он отправлялся в ресторан Брасс-Рейл на этой же улице.

— У вас громадный отель-ресторан, — сказал сыщик. — Как случилось, что вы все же помните этого постояльца, хотя он вел себя гак незаметно?

— Из-за чаевых. Он постоянно заказывал самые дорогие блюда и всегда платил наличными из большой пачки банкнот, но никогда не давал официантам на чай больше пяти центов. Вот почему он стал у нас притчей во языцех.

— Понятно,— сказал сыщик, взяв ключ от номера Хулио Лопеса. — Не возражаете, если я осмотрю номер?

— Нет, пожалуйста,— сказал портье.

На первый взгляд, в номере Лопеса не было ничего особенного. Дорогой чемодан с маркой магазина в Буэнос-Айресе не имел секретных отделений, а осмотр элегантного гардероба не дал ничего интересного. Сама комната выглядела настолько опрятной, что детективу все это показалось даже неправдоподобным. В изысканной чистоте комнаты было нечто, указывавшее, что хозяин ушел, постаравшись не оставить ничего разоблачающего.

Агент обратил внимание на висевшую на стене картину.

Когда он потянул край картины, несколько предметов упало на пол. Один из них был свертком писчей бумаги, перетянутым резинкой. Развязав, сыщик увидел, что бумага совершенно чиста. Вторым предметом был футляр с дюжиной маленьких металлических коробочек, содержавших таблетки от головной боли. Агента удивил столь грандиозный запас таблеток. Затем он увидел огромную карту США. На ней оказались пометки красным и синим карандашом. Они были разной величины, но все сосредоточены на Атлантическом побережье — от Бостона до Флориды.

Агент уже собирался уходить, унося белую бумагу, карту и таблетки от головной боли, как вдруг вспомнил нечто, на что еще раньше обратил внимание. То был утюг — обыкновенный складной дорожный утюг, чтобы гладить примявшуюся в пути одежду. Он лежал в ящике письменного стола, и агент подумал, что это не совсем обычное место для такой вещи. Сперва агент решил, что скупой Лопес водил с собой даже собственный утюг, чтобы самому гладить костюмы. Все же он позвонил коридорному и спросил, часто ли мистер Лопес посылал свои костюмы на утюжку.

— Да, довольно часто, — был ответ. — Джентльмен из Аргентины был хороший клиент и держал свой гардероб в образцовом порядке.

Значит, утюг применялся для каких-то иных целей. Но каких? Зачем человеку со средствами Лопеса таскать с собой утюг?

В это время в госпитале св. Винцента, где не пришедший еще в сознание Лопес боролся со смертью, в коммутаторной раздался звонок из города. Телефонистка, заранее предупрежденная агентом, который оставался в госпитале, подала ему знак. Агент запросил городскую телефонную станцию, откуда звонят, затем снял параллельную трубку и стал слушать.

Человек на другом конце провода говорил на правильном английском языке с испанским акцентом: ему стало известно, что друг его, Хулио Лопес, пострадал во время автомобильной катастрофы и отвезен скорой помощью в госпиталь св. Винцента. В госпитале еще не было известно имя жертвы несчастного случая на Таймс-Сквер, ибо агент, который производил обыск в отеле Тафт, еще не звонил. Это значило, что человек в больших очках — тот, кто схватил светлокоричневый портфель, произнес антисемитскую фразу и скрылся, — оставался где-то поблизости достаточно долго, чтобы заметить номер санитарной машины и сообщить человеку, звонившему сейчас в госпиталь.

После короткой паузы телефонистка ответила:

— У нас не никого по имени Лопес. Можете вы сказать, как выглядит ваш друг?

Человек у телефона подробно описал внешность потерпевшего. Девушка у коммутатора сообщила, что привезли как раз такого пациента, но личность его пока не установлена. Тогда на другом конце провода спросили:

— Не найдено ли при нем чего-либо такого, что помогло бы установить его личность?

Телефонистка сказала, что нет. После двух минут такого разговора сыщику стало ясно, что человек на том конце провода больше интересуется, не найдено ли у Лопеса разоблачающих документов, чем судьбой самого Лопеса.

Затем последовал звонок с телефонной станции, которая должна была выяснить, с кем был только что соединен госпиталь. Сыщик записал: «Испанское консульство, 515 Медисон-авеню».

Два часа спустя после несчастного случая на Таймс-Сквер в убранной коврами комнате в импозантном гранитном здании на Сентер-стрит в Ист-Сайде полицейский комиссар Валентин — бывший рядовой полисмен, выдвинувшийся благодаря своим способностям, — размышлял над присланным ему рапортом и разглядывал коллекцию разнообразных предметов, разложенных на столе. Кроме Валентина, в кабинете находились его ближайшие сотрудники, специальностью которых была борьба с теми, кто в Нью-Йорке занимался подрывной деятельностью против США.

— Похоже на нацистский шпионаж, — проговорил Валентин.

Комиссар показал на карту с красными и синими пометками.

— Эта карта размечена человеком, который знает много больше, чем следует, о численности и дислокации войск вдоль Атлантического побережья. Каждая пометка, красная или синяя, указывает либо на армейский лагерь, либо на военную верфь, либо на завод, работающий на оборону. У меня достаточно оснований думать, что человек, размечавший эту карту, был правильно информирован. Красные пометки указывают на крупные армейские или флотские соединения, или на большие военные заводы. Чем крупнее пометка, тем большее значение имеет данный пункт. Синим отмечены второстепенные пункты.

— А как насчет таблеток от головной боли и белой бумаги, комиссар? — спросил кто-то.

— Можете быть покойны, никакая головная боль не потребует столько таблеток! — ответил комиссар, — Рецепт этих таблеток разработан в Германии, но они получили широкое распространение и в Соединенных Штатах. Это, действительно, превосходное средство от головной боли. Я сам пользовался ими. Но Лопес применял его, очевидно, для изготовления симпатических чернил.

Присутствующие удивились.

— Да, — продолжал комиссар. — Стоит только взять немного воды, скажем, стакан или даже меньше, растворить одну таблетку, и у вас готовы симпатические чернила. Вы обмакиваете перо или зубочистку в раствор, пишете, что нужно, и когда бумага просохнет, никому и в голову не придет, что на ней что-то написано. Но впоследствии, если нагреть письмо, все написанное четко проступает наружу, и вот почему Лопес повсюду таскал с собой это утюг!