Я аккуратно отстранила брата от себя и присела, оказавшись с ним на одном уровне.

— Вильгельм Керн, ты помнишь, что я сказала тебе, когда уходила в прошлый раз?

— Что я должен быть сильным.

— Да, мой маленький Вилли. Ты должен вырасти очень сильным, здоровым, смелым. А главное — счастливым. Не печалься, что мы не сможем видеться так часто, как хотели бы. Я буду думать о тебе каждый день.

— Обещаешь?

— Конечно, — я потрепала его по каштановой макушке.

— Я тоже буду думать о тебе каждый день.

— Я люблю тебя, Вилли. Вырасти хорошим человеком.

Последнее что я увидела перед тем, как меня окончательно затянуло во тьму — заплаканные глаза брата.

***

Вернулась я так же внезапно, как и исчезла. Я находилась в том же зале, в котором провела большую часть дня. Меня трясло. Не потому что я плохо себя чувствовала из-за проклятия. Его как раз уже не было. Но второе расставание далось мне даже труднее, чем первое. Невыплаканные слезы рвались наружу, и пока что меня останавливало только то, что Шаттенхард все еще был рядом и смотрел на меня. Было странно так говорить о человеке без лица, но я знала, что он изучает меня.

— Какие интересные у тебя отношения с семьей. И ради них ты загубила свою жизнь?

— На мне тоже было проклятие, — напомнила я.

— А на твоей матери? Почему же она не пришла сюда вместо своей дочери?

Каким чудом мне удавалось все еще держать голову высоко поднятой, только Огма* знает. Поджилки тряслись. Не из-за его жестоких слов о моей матери. Они и раньше приходили мне в голову и уже не ранили так сильно. Но было страшно… вдруг он догадался?

— А ты интересная, Лисэль Керн, — выдал колдун, когда понял, что отвечать на его провокацию я не собираюсь. — Неужели не хочется отомстить матери?

— Нет.

— И не хочется узнать, почему она так тебя ненавидит?

Голос завлекал, искушал, призывал забыть о привязанностях. А еще Шаттенхард явно наслаждался моим страхом.

— Не хочется. Это уже не имеет значения, Владыка.

Он резко, неуловимым глазу рывком оказался возле меня. Рука, затянутая в черную кожаную перчатку обхватила мой подбородок, приподнимая его выше к источнику света.

Я перестала дышать, но не смела закрыть глаза. Сверху на меня смотрели два фиолетовых огня, и я знала, что если отведу взгляд, будет хуже.

— Ты врешь. Ради брата и матери, которая тебя не любит, ты продала себя. Не думала о том, какова окажется цена за мою помощь?

Он был слишком близко. Меня начало трясти сильнее, а в горле встал болезненный ком.

— И даже после этого ты все равно не поинтересуешься, что за мать отправляет свою дочь в лапы чудовища?

— Нет, — выдавила я тихий ответ.

Несколько секунд фиолетовые глаза еще продолжали изучать меня, а пальцы все так же цепко сжимали подбородок. Но затем он отпустил меня и уже через секунду, фигуру колдуна заволокло тьмой. Он исчез. Отправился по каким-то своим делам, потеряв интерес к упрямой девчонке.

А я рухнула на пол, больно ударившись коленями, и не могла унять дрожь еще по меньшей мере четверть часа. Только поднявшись обратно на свой чердак, я смогла немного успокоиться.

Главное, что Шаттенхард не раскрыл меня сразу же. Остальное уже не так страшно. И его слова о моей семье не особо расстраивали. Сейчас мне было почти плевать на нападки и несправедливые упреки своей матери. Зацикливаться на таком нужно не тогда, когда им с Вилли угрожает смертельная опасность.

Они там, на свободе, и уже без проклятия… Но в заложниках у ордена Нуаду. Могущественной и разветвленной структуры, которая сосредоточила в своих руках больше власти, чем король. И чтобы выкупить их жизни, мне придется сделать то, чего не делал до меня ни один человек. Уничтожить самого Шаттенхарда.

*Шайс – местное ругательство, наиболее близкий аналог выражению «дерьмо»

*Риттер – рыцарь, формально обладающий дворянским титулом

*Нуаду – верховный Бог

* Огма – верховная Богиня, жена Нуаду

Убить колдуна… проще сказать, чем сделать. Да, цель у меня была, но размытые сроки позволяли хоть немного оттягивать судьбоносный момент. Пока же у меня были и более насущные проблемы, чем борьба с всемирным злом.

Вторая ночь на том же просторном складе сломанной мебели, как я про себя прозвала свое место обитание, прошла на удивление неплохо. Хотя в целом «чердак» выглядел так же. Нужно было спуститься и выбрать себе нормальную комнату. Попытка прятаться здесь была очень глупой и скорее импульсивной.

Но пройдясь по роскошным комнатам готического замка, которые навевали мысли о страшных заколдованных артефактах, я решила отложить мысль о переезде, по крайней мере, до вечера. Тем более имелись были вещи более первостепенной важности. Например, поиски места, где можно постирать одежду. Платье, в котором я провела эту ночь, было грязным. Платье, в котором я впервые пришла к колдуну, было очень грязным. А ничего больше у меня с собой не было. Это все, на что хватило денег, которые смог выделить мне Курт после того, как меня освободили из тюрьмы. Своих у меня уже не было.

После ареста все имущество конфисковали. Дом, лошадей, драгоценности и мой гардероб тоже. До последней булавки.

Представив, как какой-нибудь казначей отпарывает жемчуг с моего любимого розового муслина, в котором я открывала бал дебютанток, стало грустно. Но я быстро отогнала от себя эти мысли. Толку плакать над пролитым молоком? Эту жизнь уже не вернуть. По крайней мере, не в ближайшем будущем. Впрочем, скорее всего, никогда не вернуть.

Старейшина в ордене Нуаду обещал, что в случае успеха репутация моей семьи будет восстановлена, и даже титул могут вернуть. Но я слабо в это верила. Вспоминала пренебрежительные взгляды магов, глумливые улыбки, и любая надежда растворялась.

Меня отправили на эту самоубийственную миссию по одной причине. Меня не жалко. А еще за меня просто некому было заступиться.

Здесь было страшно. Но ослушаться старейшин еще страшнее.

К тому же, если подумать, что такого ужасного произошло со мной в замке Шаттенхарда за два дня? Меня не пытали, не насиловали, не морили голодом, не заставляли спать на каменном полу. На это я обрекла себя самостоятельно, из чистого упрямства отказавшись заселяться в одну из многочисленных благоустроенных комнат. Более того, колдун снял с меня проклятие. И с моей семьи тоже. Да, мимоходом, как будто играючи. Это явно не потребовало от него много сил. Но он мог вообще этого не делать.

Конечно, контракт, который я с ним заключила, как бы предполагал снятие проклятия. Но я если бы Шаттенхард захотел обмануть, он бы нашел лазейку. В конце концов, сроки нигде указаны не были. И он мог бы тянуть до тех пор, пока я не ослабею настолько, что уже не захочу жить.

— Лиса, еще немного и ты решишь, что черный колдун — добрейший души человек.

Усмехнувшись своим мыслям, я принялась за стирку в мраморной ванной, использовать которую для таких простых бытовых вещей было почти кощунством. Жаль, что раньше я никогда ничем подобным не занималась. После моих попыток проникнуться профессией прачки, мое относительно чистое платье, которое было на мне, стало чуть грязнее, и значительно мокрее. Но другое сохло на дверце покосившегося шкафа на моем чердаке. Ждать, когда можно будет надеть его, я не стала.

Желудок уже издавал такие звуки, как будто взбунтовался против своей неприспособленной к реальной жизни хозяйки. Скрываться дальше на своем чердаке было нельзя. Нужно было собраться с духом и выйти обратно в комнаты, где обычно обитает колдун. И я очень надеялась, что у меня получится снова так же легко найти кухню, не попавшись при этом никому на глаза.

За те короткие недели, что прошли с момента моего освобождения и до того как я отправилась в заколдованный лес, я уже успела испытать на себе все «прелести» положения отверженной. Отбросов общества. Бывшие подруги спешно переходили на другую сторону улицы и делали вид, что не знают меня. Приятели по академии если и обращали на меня внимания, то только для того, чтобы сделать непристойное предложение.