— То есть ты, нагуляла меня до брака, выкрутилась из этого щекотливого положения с помощью отца, и всю жизнь винила меня в своих собственных ошибках? Знаешь, если ты так не хотела, чтобы я родилась, можно было бы просто не раздвигать ноги, — выплюнула я.

Мне хотелось сделать ей больно. За папу, за все обиды, которые я терпела столько лет.

От этого всеобъемлющего чувства даже закружилась голова.

— Меня не спрашивали, — сказала она убийственно серьезно, посмотрев на меня со сталью во взгляде.

И я снова поняла, что это значит, предельно быстро.

Дыхание перехватило. Я сама не так давно пережила попытку изнасилования. К счастью, неудачную. Спасибо колдуну… точнее, Леону. Неважно.

Я помнила и чувство беспомощности, отвращение, тошноту, накатывающую при малейшей мысли об этом. Голова начала кружиться сильнее.

— Ты поэтому так меня ненавидишь?

— Вся моя жизнь разрушилась из-за тебя. Если бы он просто взял меня, я бы смогла это пережить. Но я понесла. Почему? За что? Да, Лиса, я тебя ненавижу. Ты его отродье. Такое же эгоистичное, мерзкое…

— Можешь не перечислять дальше.

Я остановила поток пьяного бреда, который уже нес мало смысловой нагрузки.

За время разговора Амелинда выпила почти всю бутылку и сейчас смотрела в стену стеклянными глазами.

Головокружение усилилось настолько, что картинка перед глазами начала расплываться.

— Ты знаешь, кто мой… кто сделал это с тобой? — спросила я, так и не осмелившись произнести слово «отец» по отношению к этому человеку.

— Еще бы не знать, — мерзко оскалилась она. — Он теперь снова ко мне заходит.

Она поднялась и нетвердой походкой подошла ко мне, заглядывая в глаза.

— Т-сс, — прижала она палец к губам и понизила голос до шепота. — Я думала, что в таком возрасте уже не буду его интересовать. Но кажется, ему просто нравится меня мучить.

Сердце билось где-то в горле, а перед глазами темнело все сильнее. Или я это я просто переставала видеть.

Я наконец вспомнила, что связь через сферу имеет свои последствия.

— Кто это? — спросила я.

Но ответа не услышала. Мир заволокло тьмой. Мне только чудился высокий, истеричный смех мамы и чей-то далекий крик «Лиса!».

Но меня это уже мало волновало.

Наконец-то я провалилась в долгожданный обморок.

Открывать глаза было тяжело. Веки налились свинцом и казались, прилипли друг к другу.

Но сквозь ресницы пробивался достаточно яркий дневной свет, и продолжать лежать дальше казалось чем-то неправильным.

Вот только открыв глаза, я не поняла, где именно нахожусь.

Большая и мягкая кровать, на которой я лежала, принадлежала явно не мне.

Комната была меньше моего чердака, и выглядела более мрачной. У меня мелькнула мысль о том, что где-то я ее уже видела.

А затем я вспомнила, что произошло до того, как я отключилась.

Я разговаривала с мамой явно дольше пяти минут. И даже не заметила, как потратила все свои силы.

Почему тогда я не на полу в своей комнате?

Мысленный поток прервал отдаленный скрип двери. Где-то за стеной.

Я замерла, прислушиваясь. А потом и вовсе встала и, пошатываясь на ватных ногах, подошла к двери, пытаясь подсмотреть в щелку.

Дверь вела в знакомую комнату, где я когда-то беседовала с Леоном… Леонхардом.

Это были его покои. Значит, лежала я тоже на его кровати. Интересно.

— Я все принесла, господин.

Знакомый голос резанул сознание. Хоть я и не видела девушку, не узнать ее было невозможно.

— Спасибо, Берта, — сказал Леонхард.

Надо же, какой вежливый! А пока балахон свой носил, что-то слов благодарности в адрес слуг не расточал.

Но Берта, кажется, не удивилась. Она подошла к нему, наконец, появившись в моем поле зрения, и протянула что-то.

Цепочка с мерцающим красным камнем, похожим на раскаленный уголек.

Она снова выходила в большой мир. Интересно, зачем?

— Ты можешь идти, — сказал он, отходя к книжной полке.

Берта удалилась молча, не переча, ни о чем не спрашивая.

А когда дверь за ней закрылась, Леонхард взял в руки шкатулку. Она стояла на видном месте, но как-то сливалась с книгами и не бросалась в глаза.

Я бы ее и не увидела бы, даже если бы специально присматриваться началась.

Под крышкой замерцали красные блики. Много. Очень много цепочек, которые позволяют выбраться из леса.

— Хватит подглядывать. А то косоглазие разовьется. Или снова свалишься, — холодно сказал колдун, продолжая стоять спиной ко мне.

Я инстинктивно отшатнулась, действительно едва не упав.

Схватилась за дверную ручку, пытаясь удержать равновесие и, конечно же, распахнула дверь так, что она резко и очень громко ударилась о стену.

Как он вообще меня увидел? У него что, глаза на затылке?

Хотя какая разница?

Даже если раньше и был шанс тихо пробраться к кровати и притвориться, что не вставала, сейчас он исчез.

— Простите, — сказала я.

Кажется, извиняться вошло у меня в привычку, а это слово стало самым часто используемым в разговорах.

— За что ты извиняешься?

Он, наконец, развернулся и, сложив руки на груди, строго смотрел на меня.

Фиолетовые глаза прищурились. А я ведь так скучала по голубым...

— За то, что подслушивала, или за то, что попалась?

Не найдясь с ответом, я опустила глаза.

— Эта твоя привычка прятать эмоции невероятно раздражает. Посмотри на меня. И отвечай, когда я задаю тебе вопрос.

— Я сожалею, что осмелилась подслушать вас, господин.

— Врешь, — прошипел он, подходя ближе. — Тебе не жаль. Ни разу не было жаль нарушать правила. Ни когда ты подслушивала, ни когда ты отправилась в деревню, несмотря на мое предостережение, ни когда ты начала наведываться в библиотеку, ни когда решила убить себя с помощью сферы, что я любезно дал тебе для связи с семьей!

По мере того как он говорил, его тон из обманчиво ласкового становился откровенно угрожающим.

А последние слова он и вовсе прорычал, кажется, едва сдерживаясь, чтобы не перейти на крик.

Я начала отступать от его напора, но слишком поздно поняла, что нахожусь по-прежнему в спальне.

Через несколько шагов я наткнулась на кровать и очень не элегантно плюхнулась на то место, которым я периодически думала.

— Простите.

— Прекрати извиняться! — рявкнул он. — Шайс! Ты меня извести хочешь?

Вспомнив о том, с какой миссией меня сюда отправили, захотелось неуместно пошутить.

Но я сдержалась.

— Ты хоть понимаешь, что могла умереть? Еще немного, и даже я ничего не смог бы сделать. Не знаю, что сейчас там у вас за легенды ходят, но мертвых я не воскрешаю.

— Я… мне правда жаль. Я не собиралась так поступать, правда, — стушевалась я от этой отповеди. — Просто мама… хм.

— Что? Сказала, наконец, что в тебе течет кровь предателя?

Наверное, нужно было ужаснуться его осведомленности. Но я просто ничего не поняла.

— Кого?

— Рассказать тебе сказку? — прищурился колдун. — Ты ведь так любишь всякие легенды.

— Я не…

— Это был не вопрос, — припечатал он. — А если ты продолжишь меня перебивать, я буду вынужден принять меры.

После этих слов я втянула голову в плечи и попыталась отползти подальше, но уперлась в спинку кровати. Хотя как таковой угрозы в его голосе не было. Но я предпочла не рисковать.

— Да не трясись ты, не буду я тебя убивать. Я не для этого тебя спасал, — хмыкнул он, и сел рядом со мной, закинув ногу на ногу. — Итак, начну я, пожалуй, с того как группа зазнавшихся магов начала баловаться не самыми хорошими ритуалами, пытаясь приумножить свое могущество.

Последовала драматическая пауза, после чего колдун ослепительно улыбнулся.

— В итоге эти гении случайно вызвали меня.

Очень хотелось спросить, как это вообще возможно. Курт тоже об этом говорил, но я слабо понимала.

Леонхард ведь не демон, чтобы его можно было вызвать каким-то ритуалом.