Виолетте же было просто необходимо, как она выражалась, «проучить» Рэчел за все те ужасные поступки, что она совершила. Так, Виолетта решила, что потеря ею языка произошла исключительно из-за оплошности Рэчел. Виолетта утверждала, что за это преступление Рэчел должна очень долго заслуживать прощение, как и за столь открытую демонстрацию неуважения, какой был ее побег из замка. Виолетта рассматривала побег Рэчел как позорнейшее неприятие того, что она называла «великодушием» по отношению к никчемной сироте. Она зачастую продолжала пенять ей теми тяготами, на которые она и ее мать пошли для того только, чтобы позаботиться о такой неблагодарной беспризорнице.

Когда же Виолетте надоедало издеваться над нею, Рэчел казалось, что теперь ее казнят. Она слышала, как Виолетта приговаривала к смерти узников, обвиняемых в «высшем преступлении». Если кто-то слишком раздражал ее или если Сикс указывала ей на кого-то, кто, по ее мнению, угрожал короне, Виолетта тут же отдавала приказ о казни. Если же кто-то совершал непростительную ошибку, открыто подвергая сомнению право Виолетты на власть или правление, Виолетта приказывала страже провести казнь как можно медленнее и сделать ее максимально мучительной. Иногда она и сама приходила понаблюдать за этим, просто чтобы убедиться, что все исполнено как надо.

Рэчел помнила прежние времена, когда приказания о казнях отдавала королева Милена, а Виолетта просто ходила туда и смотрела. Будучи ее партнером по играм, Рэчел приходилось ходить вместе с ней. Там она всегда отводила глаза от ужасных сцен и зрелищ; Виолетта же всегда внимательно наблюдала.

Сикс учредила целую систему, посредством которой люди могли тайно сообщать имена тех, кто произносил слова против королевы. Сикс убеждала Виолетту, что этих людей, кто делал такие тайные доносы, следует вознаграждать за преданность королеве. И Виолетта довольно щедро платила за имена предателей.

Еще до того, как Рэчел сбежала, Виолетте понравилось причинять боль. Сикс же часто высказывалась в том смысле, что боль – хороший учитель. Виолетта прониклась крайне безрассудным убеждением, что если она управляет жизнями других – это означает, что по одному ее слову люди могут быть обречены на страдания.

И еще Виолетта стала проявлять острую подозрительность ко всем и каждому. К каждому, кроме Сикс, которая оказалась единственной, на кого она полагалась. Она ни в малейшей степени не доверяла большинству своих «верноподданных» и зачастую обращалась с ними, как с полным ничтожеством, применяя обращение «никто». Рэчел припомнила, что раньше Виолетта использовала это обращение по отношению к ней.

Когда Рэчел раньше жила в замке, людям приходилось тщательно следить за собой, чтобы не перейти дорогу «нехорошему» человеку, но это скорее было поводом оставаться постоянно настороже. Люди опасались королевы Милены, и совершенно обоснованно, но при этом все они улыбались и даже временами смеялись. Прачки, как обычно, мололи языками, повара время о времени выпекали торты со смешными рожицами, уборщики, занимаясь своей работой, посвистывали, а солдаты, проходя по залам дворца во время дежурства, иногда рассказывали друг другу шутливые истории.

Теперь же при появлении королевы Виолетты или Сикс все лишь содрогались. Никто из уборщиков, прачек, белошвеек, кухарок или солдат не отваживался ни улыбнуться, ни рассмеяться. Они все при этом выглядели испуганными и торопились заняться работой. В замке теперь царила атмосфера всеобщего опасения, что в любой момент любой из них окажется в чем-то уличен. Каждый на свой манер старался продемонстрировать уважение королеве, особенно если за ней следовала ее высокая, мрачная и жестокая советница. Казалось, люди боялись Сикс не меньше, чем Виолетту. Когда Сикс улыбалась той странной, пустой, змееподобной улыбкой, характерной для нее, люди застывали на месте, их глаза широко раскрывались, а на лбу выступал пот, и они с облегчением сглатывали комок, застрявший в горле, когда она исчезала из вида.

– Как раз в этом месте, – сказала Сикс.

– В этом месте что? – спросила Виолетта, грызя хлебную палочку.

Рэчел, успокаиваясь, прислонилась к камню, на котором до этого сидела. Она напомнила себе, что следует быть более внимательной. Полученная затрещина была заслуженной, результатом ее собственной ошибки, допущенной по невниманию.

Нет, это не так, поправила она себя. Это вина Виолетты. Чейз учил, что не следует брать на себя чужую вину.

Чейз. Ее сердце снова упало при мысли о нем. Следует думать о чем-то другом, чтобы не впадать в такую печаль, что не удержать рыданий. Виолетта вообще не переносит, когда Рэчел делает что-либо без разрешения. В том числе и плачет.

– Как раз в этом месте, – снова сказала Сикс, проявляя адское терпение. Поскольку Виолетта лишь продолжала в изумлении смотреть на нее, Сикс провела узким пальцем вдоль освещенной факелом каменной стены. – Чего здесь нет?

Виолетта склонилась, вглядываясь в стену.

– Гм-м-м…

– Где солнце?

– Ну, – сказала Виолетта резким голосом, вновь выпрямляясь, и повела пальцем вокруг желтого диска, – вот оно. Ведь понятно же, что это солнце.

Сикс с минуту пристально разглядывала ее.

– Да, конечно, я вижу, что это солнце, моя королева. – На ее лицо вернулась пустая улыбка. – Но где оно? В какой части неба находится?

Виолетта постукивала мелом по подбородку.

– Неба?

– Да, неба. В какой части неба оно находится? Прямо в зените? – Сикс указала пальцем вверх. – Так мы хотим сказать, что смотрим прямо на солнце? У нас что, самая середина дня?

– Ну, конечно, нет, это не полдень… Ты же знаешь, что это не может быть полдень. Это, как предполагается, конец дня. И тебе это известно.

– В самом деле? И откуда же это можно узнать? Ведь, в конце концов, не имеет большого значения, что мне известно, когда это должно быть. Рисунок должен говорить сам за себя. Ведь невозможно же получать комментарии по этому поводу от меня, разве не так?

– Полагаю, что нет, – призналась Виолетта.

Сикс снова провела пальцем по стене ниже нарисованного солнца.

– В таком случае, здесь что-то упущено.

– Упущено, упущено… – бормотала Виолетта. – О! – Она быстро провела прямую линию, как раз там, где Сикс указывала пальцем. – Горизонт. Надо зафиксировать время дня с помощью горизонта. Да, ты говорила мне об этом раньше. Полагаю, что это выскочило у меня из головы. – Она оглянулась на Сикс. – Ты же знаешь, как много всего приходится помнить. Очень трудно держать в голове все эти мелочи.

Улыбка Сикс оставалась застывшей.

– Да, моя королева, разумеется, это так и есть. Прошу прощения, что забыла, как трудно было выучить все это, когда я была в твоем возрасте.

Рисунок, над которым работала Виолетта, был гораздо сложнее, чем все остальные в этой пещере, но Сикс постоянно напоминала Виолетте о том, чтобы он соответствовал некоему реальному времени.

Виолетта потрясла мелом в сторону Сикс.

– Тебе не следовало забывать об этом.

Сикс очень осторожно сплела пальцы.

– Да, разумеется, моя королева. – Она сжала губы, но вскоре отвела взгляд от Виолетты и повернулась обратно к стене. – Теперь, вот в этом месте, нам необходима звездная карта этой области. Позже я могу преподать тебе специальный урок о том, для чего это нужно, если хочешь, но сейчас почему бы просто не показать тебе самое необходимое?

Виолетта взглянула туда, куда указывала Сикс, и пожала плечами.

– Конечно. – Она вновь принялась сосать хлебную палочку, ожидая.

Сикс открыла небольшую книгу. Виолетта наклонилась, прищуриваясь в мерцающем свете. Сикс постучала по странице длинным ногтем, тогда как Виолетта наконец-то откусила кусочек хрустящей хлебной палочки.

– Видишь азимут? Помнишь урок о положении вот этой звезды по отношению к горизонту?

– Да… – протяжно произнесла Виолетта, но по ее виду было заметно, что она вообще не понимает, о чем говорит Сикс. – Значит, надо использовать вот это угловое отношение. Верно?