– Я хочу, чтобы сегодня ночью вы все трое охраняли мой шатер снаружи. Если она выйдет без меня, то лучше бы вам остановить ее.

Трое солдат поклонились.

– Да, ваше превосходительство.

Они больше уже не казались самодовольными. Они казались теми, кем и были, – людьми, только что избежавшими смертного приговора.

Как только эти люди заняли свои посты, Джегань обратил свой мрачный взгляд на Кэлен.

– В прошлый раз ты лишь прогулялась среди мужчин. Это была короткая прогулка. И ты увидела лишь небольшую часть моей армии. Завтра у тебя будет отличный шанс увидеть еще большее число моих людей. Среди них должно оказаться еще больше тех, которые способны видеть тебя.

Не знаю, что это за «аномалия», о которой говорит сестра Улисия, или о причинах ее, но практически для меня это не имеет значения. А то, что имеет значение, я намерен использовать для собственной пользы. Завтра ты снова отправишься верхом, и мы будем следовать через войска, но ты будешь без одежды. И таким образом ты поможешь нам найти значительное число новых особых стражей. Это наверняка будет очень интересный день.

Кэлен не спорила – это не принесло бы ей ничего хорошего. По тому, как тщательно он объяснял то, что собирается сделать, она сразу поняла, что он собирался унижать ее. Она подозревала, что это еще только начало.

Император Джегань провел ее через открытый вход в свой шатер, словно она принцесса крови. Он, конечно же, насмехался над ней. Входя внутрь, она ощутила, как сила кольца ослабила свое воздействие на нее. По крайней мере, она могла теперь самостоятельно двигать руками и ногами. Боль, к счастью, тоже начинала стихать.

Внутри шатра было почти темно, тут горели только свечи. От них распространялось теплое свечение, делая шатер уютным и безопасным, почти как священное место. Это было ложное ощущение.

Она чувствовала себя, как перед отправкой на казнь.

Рабы, уже выставившие для императора легкий ужин, тут же были выгнаны вон. При виде столь знакомого выражения его глаз и наслушавшись криков умирающих снаружи людей, каждый был только счастлив исчезнуть оттуда, когда он прорычал, чтобы все они убирались.

Джегань некоторое время наблюдал, как они торопливо покидали шатер. Затем, уперев толстый палец в середину ее спины, молча подтолкнул Кэлен мимо стола, уставленного кружками с вином, тарелками с мясом, караваями черного хлеба, вазами, полными орехов, красиво уложенных фруктов и сладостей, препровождая ее за следующий, напоминавший гобелен, занавес, закрывающий вход в спальню, отгороженную внутри шатра.

Спальня была изолирована от остальной части шатра и от внешнего пространства чем-то напоминавшим обитые мягким материалом панели – вероятно, чтобы заглушать звуки. Стены здесь тоже были покрыты шкурами и драпировками из материи с рисунками приглушенных тонов. Помещение было уютно украшено тонкой работы коврами, несколькими предметами изящной мебели, застекленными книжными шкафами, полными книг, а также изысканно отделанными золотыми и серебряными светильниками. По углам кровати, покрытой мехами и с атласным бельем, стояли столбы из черного дерева со спиральной резьбой.

Кэлен спрятала трясущиеся пальцы за спину, продолжая наблюдать, как Джегань пересек комнату и снял овчинный жилет. Он бросил его на спинку стула, стоявшего у небольшого письменного стола. Обнаженную грудь и спину императора покрывали темные вьющиеся волосы, что придавало ему сходство с медведем. И выглядел он как угодно, но только не как человек, спящий на атласном постельном белье. Она подозревала, что на самом деле он нисколько не ценил подобные вещи, но хотел иметь их, как знак своего положения. Она предположила, что он, скорее всего, забыл, что внутри Ордена существует равенство и никто не должен жить лучше, чем другие. И еще она подумала, что он никогда не интересовался, спят ли те люди, что ночуют в стоящих поодаль прокопченных палатках, под атласными одеялами.

Джегань обратил к ней взгляд.

– Ну, женщина, раздевайся. Или ты предпочтешь, чтобы я сам сорвал с тебя одежду? Выбор за тобой.

– Сниму ли я одежду сама или ты сорвешь ее, все равно это будет насилием.

Он выпрямился и в установившейся полной тишине некоторое время вглядывался в нее. Раскинувшийся снаружи шатра лагерь в значительной мере затих, остались лишь приглушенные звуки отдаленных разговоров, сливающиеся в единый слабый гул. Люди устали как от долгого дневного марша, так и от эмоциональных волнений во время игр в джа-ла. Джегань приказал, чтобы ежедневные переходы стали длиннее, пока они не достигнут Народного Дворца, так что большинство людей, без всякого сомнения, сейчас спали в своих палатках.

Единственным, кто еще не угомонился в эту ночь, был Джегань. И если после игры он был просто в возбужденном состоянии, то после убийства четырех человек находился на грани ярости. Но Кэлен это ничуть не заботило. Если он изобьет ее до потери сознания, она просто не будет знать, что еще он собирался сделать с ней.

– Теперь ты моя, – сказал он низким грозным тоном. – Ты принадлежишь мне – и никому больше. Мне одному. Я могу делать с тобой все, что хочу. И если я решу перерезать тебе глотку, твоей обязанностью будет умереть для меня от потери крови. Если же я решу отдать тебя тем трем мужчинам, которые могут видеть тебя, тогда ты будешь ублажать их, нравится тебе это или нет, будешь ли ты делать это с охотой или нет.

Теперь ты принадлежишь мне. Твоя судьба определяется моим выбором. В том, что случится с тобой, у тебя не будет собственного выбора. Никакого. Все, что с тобой произойдет, произойдет только по моему решению.

– Это по-прежнему насилие.

Он пересек комнату тремя стремительными широкими шагами и ударил ее тыльной стороной руки, сбивая с ног. Затем поднял за волосы и швырнул на кровать. Весь мир кружился, как колесо, пока Кэлен кувыркалась в воздухе, пролетев лишь в нескольких дюймах от деревянной стойки.

– Разумеется, это насилие! Это то самое, чего я хочу. Это то самое, что тебя ожидает!

Он бросился к кровати, как разъяренный бык. Его черные глаза были наполнены диким ураганом теней. Прежде чем она осознала это, он был уже над ней. Кэлен заранее была готова ко всему. Она не собиралась препятствовать ему, чтобы не давать повода наслаждаться применением силы. Но когда он оказался прямо перед ней, готовый раздвинуть ее бедра, все эти мысли растворились во внезапной панике от того, чего она отчаянно не хотела. Она забыла обо всех своих планах и теперь безнадежно пыталась оттолкнуть его руки, но при этом нечего было и говорить о возможности остановить его. Он даже не побеспокоился еще раз шлепнуть ее, прерывая, таким образом, сопротивление. Одним рывком он разорвал на ней блузку.

Когда он замер, Кэлен затихла, а ее грудь вздымалась от усилий. И он, не отрываясь, смотрел на эту грудь.

Она воспользовалась неожиданной паузой, чтобы прийти в себя. Она только что убила четырех человек. Она смогла сделать это. Это было ничто по сравнению с тем, чего стоило носить это кольцо на шее, лишиться памяти, лишиться знаний о самой себе и стать беспомощным рабом у сестер Тьмы и у императора, правившего шайкой воров и бандитов.

Да, это был пустяк. Она была не настолько глупа, чтобы бороться с ним таким глупым способом, как это делает школьница, пытающаяся отвести руки уличного хулигана. Она не делала ничего подобного. И не станет этого делать. Она не настолько глупа. Да, она напугана, но не должна поддаваться панике. Она очень боялась, когда убивала тех четырех человек, но держала свой страх под контролем и действовала.

Она лучше, чем он. Он – всего лишь сильнее. Он мог получить ее только силой. Осознание этого давало ей хотя бы малое, но превосходство над ним, и он знал это. Он никогда не сможет заполучить ее без принуждения, потому что она лучше, чем он, и заслуживала гораздо лучшего. Он никогда не сможет заполучить такую женщину, как она, кроме как силой, потому что он слабый и пустой человек.