– В том огне погибла не только твоя мать.

Ричард ощутил мурашки и на руках и ногах. Все, что он познал почти за целую жизнь, казалось, в одно мгновение испарилось от этих слов, как от удара молнии.

– О чем ты говоришь? Что ты хочешь этим сказать?

Шота лишь печально покачала головой.

– Клянусь всей моей жизнью, Ричард, больше я ничего не знаю.

Он приблизился к ней, схватил ее за руку, стараясь быть как можно осторожнее, чтобы не сжать эту руку слишком крепко, как легко мог бы под влиянием жгучего желания понять, почему вообще она сказала ему подобное.

– Что ты имеешь в виду, говоря, что больше ничего не знаешь? Как ты можешь сказать нечто подобное о смерти моей матери – а затем, вот так просто, заявить, что больше не знаешь ничего? Это лишено всякого смысла. Ты должна знать что-то еще.

Шота поднесла ладонь к его щеке.

– Ты оказал мне большую услугу, когда последний раз появлялся в Пределе Агаден. Ты отверг мое предложение и сказал, что я могу претендовать на большее, чем обладать кем-то против его воли. Ты сказал, что я заслуживаю того, кто будет ценить меня такой, какая я есть.

Но я была так зла на тебя в ту минуту, что предавалась всяким мрачным мыслям. До той поры еще никто не отвергал меня, а ты сделал это по вполне правильным причинам – потому что беспокоился за меня и заботился о том, чтобы у меня было то, что сделает всю мою жизнь в высшей степени осмысленной. Ты настолько заботился обо мне, что готов был рискнуть вызвать мой гнев.

Когда я проявила сходство с твоей матерью, дар каким-то образом повлиял на поток информации, приходящей ко мне. И поэтому, как раз сейчас, когда я собралась уходить, эта единственная мысль проникла ко мне. В том огне погибла не только твоя мать.

Как и все то, что я подбираю из текущих в потоке времени событий, это пришло ко мне в качестве интуитивного видения. Не знаю, что оно означает, и не знаю об этом больше ничего. Клянусь тебе, Ричард, не знаю.

При обычных обстоятельствах я не стала бы доносить эту небольшую частицу информации, потому что она слишком увязана в вопросах и вероятностях, но нынешние обстоятельства едва ли можно назвать обычными. И я подумала, что тебе следует знать, что пришло ко мне. Я подумала, что тебе следует знать каждый обрывок всего, что знаю я. Не все, что я узнала из видения событий в потоке времени, представляет интерес… Вот почему я не всегда сообщаю людям отдельные детали, как, например, та, про которую я рассказала тебе. Однако в данном случае я уверена, что тебе следует знать это, вдруг окажется, что эти сведения что-то значат для тебя, вдруг это сможет тебе как-то помочь.

Ричард чувствовал скорее растерянность. Он сомневался, что услышанное следует воспринимать именно так, как оно звучит.

– Следует ли это понимать так, что умерла не только она, потому что в тот день вместе с ней умерла и какая-то часть всех нас? И что наши сердца теперь не будут такими же, как прежде? Или это может означать, что она не единственная, кто погиб в том огне, если вкладывать такой смысл?

– Не знаю, Ричард, действительно не знаю, но такое вполне возможно. Это может не иметь никакого значения до самого того момента, пока и на самом деле не поможет тебе. Я не всегда понимаю то, что вижу в событиях в потоке времени, или, наоборот, смыслов бывает слишком много. Это могли быть просто слова, ничего больше.

Я могу быть полезной, только если безошибочно передаю информацию, и так я и поступаю. Вот информация, которую я получила и в точности передаю тебе: твоя мать была не единственная, кто погиб в том огне.

Ричард почувствовал, как слеза скатилась по его щеке.

– Шота, я чувствую себя таким одиноким. Ты привела сюда Джебру, чтобы рассказать мне все то, что вызывает у меня лишь ночные кошмары. Я не знаю, что делать дальше. Не знаю. Так много людей верит в меня и полагается на меня. Нет ли чего-нибудь такого, что ты можешь сказать, что хотя бы укажет мне направление, прежде чем мы все пропадем?

Шота одним пальцем смахнула слезинку со щеки Ричарда. Это простое действие каким-то образом приободрило его.

– Извини. У меня нет ответов, способных спасти тебя. Поверь, будь они, я бы непременно передала их тебе. Но я знаю, что в тебе есть доброе начало. Я верю в тебя. И знаю, что в тебе есть то, что должно привести к успеху. Настанет время, когда ты усомнишься в самом себе. Не поддавайся этому. Помни: я верю в тебя и знаю, что ты способен завершить то, что должен. Ты – уникальная личность. Так поверь в себя. Знай: я верю, что ты тот самый, кто способен сделать это.

Стоя снаружи, прежде чем начать спускаться по гранитным ступеням, она повернулась и замерла черным силуэтом на фоне угасавшего дня.

– Была ли Кэлен реальностью или нет, не имеет большого значения. На карту поставлен весь мир живого, жизнь каждого из нас. Тебе следует забыть об этой отдельной жизни, Ричард, и думать обо всех остальных.

– Это что, тоже пророчество, Шота? – Ричард был слишком печален, чтобы повышать голос. – Нечто, полученное из наблюдения событий в потоке времени?

Она покачала головой.

– Просто совет ведьмы. – Она направилась к загону, чтобы забрать лошадь. – Слишком много поставлено на карту, Ричард. Тебе следует прекратить охоту за призраком.

Когда Ричард вернулся внутрь, все стояли вокруг Джебры, сочувственно обсуждая суровые испытания, выпавшие на ее долю.

Зедд неожиданно прервался на середине фразы, когда Ричард присоединился к ним.

– Это несколько странно. Ты не находишь, мой мальчик?

Ричард оглядел недоумевающие выражения лиц окружающих.

– Что странно?

Зедд развел руками.

– Что где-то посреди рассказа Джебры Шота просто поднялась и исчезла.

– Исчезла? – осторожно повторил Ричард.

Никки согласно кивнула.

– Мы думали, что она задержится здесь и скажет еще что-то, после того как Джебра закончит свой рассказ.

– Может быть, она торопилась на поиски кого-то, кого будет пугать или шантажировать? – заметила Кара.

Энн вздохнула и добавила:

– Может быть, она решила отправиться по следам той, другой ведьмы.

– Может быть, будучи ведьмой, она предпочитает обходиться без прощаний, – предположил Натан.

Ричард промолчал. Он помнил, что Шота поступала так и раньше, например, когда появилась на свадьбе, его и Кэлен, и подарила Кэлен ожерелье. Никто даже и не заметил, как она беседовала с Ричардом и Кэлен. И никто не заметил, как она ушла.

Все вернулись к прерванной беседе, кроме его деда. Зедд выглядел отчужденным и встревоженным.

– В чем дело? – спросил Ричард.

Зедд покачал головой, обнял Ричарда руками за плечи, наклонился ближе к нему и заговорил:

– Моя голова по какой-то причине полна мыслями о твоей матери.

– Моей матери?

Зедд кивнул.

– Я действительно скучаю по ней.

– Я тоже, – сказал Ричард. – Мы с тобой никогда об этом не говорили, но я тоже скучаю по ней.

Зедд смотрел вдаль.

– Часть меня умерла вместе с ней в этот день.

Ричарду потребовалась минута, чтобы справиться с голосом.

– Ты что-нибудь знаешь о том, почему она вернулась в горящий дом? Не думаешь, что там могло оставаться что-то важное? Может, там был кто-то, о ком мы не знаем?

Зедд упорно покачал головой.

– Совершенно уверен, что для этого должна быть какая-то очень важная причина, но я сам разгребал тот пепел. – Глаза его наполнились слезами. – Там были только ее кости, больше ничьи.

Ричард глянул в сторону двери и увидел очертания Шоты, сидевшей верхом на лошади и уже начавшей двигаться по дороге, ведущей вниз, даже не обернувшись.

Рэчел нерешительно замерла в глубине темной пещеры. Видеть что-либо становилось все труднее. Хотя при этом хотелось, чтобы она не смогла разобрать, что изображено на стенах, но беда в том, что это-то как раз она видеть могла.

Идя по этой пещере, она старалась не приглядываться к странным картинам, покрывавшим каменные стены. Некоторые из них вызывали оторопь. Она не могла даже вообразить, почему кому-то захотелось нарисовать столь ужасные и жестокие сцены, но, несомненно, могла понять, почему их поместили в глубине пещеры и почему кому-то хотелось скрыть столь темные мысли от света дня.