Ричард сцепил руки за спиной и решительно вскинул подбородок. Он ждал, пока не убедился, что каждый готов слушать его.
– Нет. Я говорю вам о том, что хочу заставить людей Древнего мира почувствовать все это на себе.
Люди нахмурились в замешательстве и обменивались вопросами между собой. Но быстро умолкли, как только Ричард продолжил.
– Джегань подтягивает свою армию к Д’Харе. Он хочет втянуть нас в битву. Почему? Потому что верит, что может нанести нам поражение. Я верю, что он прав. Но я верю в это не потому, что у вас не хватает смелости, подготовки, силы или умения, а потому, что просто знаю, как велики его ресурсы. Я провел довольно много времени в Древнем мире. Знаю, как он велик. Знаю это в полной мере, потому что путешествовал по Древнему миру и видел, как много людей населяет его, как велико там поголовье скота, как обильны урожаи и как значительно прочее их достояние. Я видел все это в таких масштабах, каких не встречал никогда раньше. Они имеют источники и резервы, какие вы не можете даже вообразить.
Джегань собрал огромную силу из жестоких, диких людей, преданных своей вере и беспощадных. Они готовы уничтожить все и каждого, кто противостоит им. Они почти с вожделением хотят стать героями-победителями, распространяя свою веру. Джегань получает все, что ему потребуется, исходя в расчетах из его собственного опыта и удваивая запрос. А для того, чтобы быть совсем уверенным, он удваивает еще раз.
Джегань не сторонник «извращенного» морального подхода, что военные действия предполагают использования средств того же рода, что и у противника, – своего рода надуманная справедливость, влияющая на ход смертельного поединка. У него нет интереса к равной борьбе – да и не должно быть. Он заинтересован лишь в том, чтобы овладеть нами. Это его единственная задача.
Они хотят, чтобы в итоге мы оборонялись на наиболее уязвимой позиции и не имея для того достаточных ресурсов – на поле боя, в традиционном решающем сражении. Вот на что направлены все усилия Джеганя, и потому все ожидают именно этого. Но просто не существует возможности для нас собрать достаточно сил для превосходства над ними. Следовательно, они разобьют нас.
А затем будут праздновать свою великую победу – как будто в подобном исходе хоть у кого-то были сомнения, – поджаривая ваши яйца, а потом, в пьяном угаре, насиловать ваших жен, сестер и дочерей!
Ричард наклонился к стоявшим перед ним людям и постучал пальцем по виску.
– Подумайте! Неужели вы настолько поглощены мыслями об этой решающей битве, что позабыли ее цель? Или вы ставите принцип «то, как это делалось всегда» выше здравого смысла, раз поступаете так? Единственная предпосылка, единственное здравое основание стремиться к такой битве – полное превосходство над врагом, чтобы завершить дело раз и навсегда. Лишь в этом случае концепция решающего сражения должна переходить в размышления о том, каким образом оно должно осуществляться, потому что так должно делаться всегда.
Прекратите бессмысленно тяготеть к этой идее. Думайте. Не позволяйте тому, что делалось прежде, застилать ваши глаза. Прекратите бездумно бросаться навстречу гибели. Думайте – думайте – о том, как выполнить нашу задачу.
– Вы хотите сказать, что у вас есть лучшая идея, чем простое сражение с ними? – спросил более молодой офицер. Как и большинство других, он выглядел по-настоящему озадаченным.
Ричард сделал вдох, успокаивая себя. Затем понизил голос и, высматривая среди окружающих рассудительные лица, продолжил:
– Да. Вместо того чтобы совершать предсказуемое и самим бросаться в решающее сражение, я хочу просто уничтожить врага. Ведь, в конце концов, это и есть основная задача великой решающей битвы. И если битва не может послужить решению этой задачи, нам следует искать другой способ.
В отличие от тех, кто сражается за убеждения Ордена, никому из нас нет нужды хвастать славной победой на поле боя. В самих таких деяниях нет славы. Есть просто успех или поражение. Поражение означает новый темный век. Успех означает для нас свободную жизнь. На чашу весов брошена цивилизация. Все предельно понятно.
Не существует специально отведенного поля сражения в такой борьбе за жизнь, в такой борьбе за само наше выживание, против людей, движимых желанием уничтожить нас лишь потому только, что они считают, что мы не имеем права на существование. Такая борьба – это не сражение за кусок земли и не война за территорию, а война, ведущаяся в умах людей и вызванная самими идеями, что побуждают к действию.
Тех, кто нам дороги, тоже не удовлетворит всего лишь победа на поле боя; они успокоятся только в том случае, если мы одолеем в этой борьбе идей.
Наконец генерал Мейфферт поднял руку, прося слова.
– Лорд Рал, если не вступать с ними в сражение, то как нам справиться в борьбе против этих враждебных сил, которые, как вы только что объяснили, настолько могучи, что непобедимы? Ведь, в конце концов, даже если движут ими идеи, нам-то приходится иметь дело с их мечами.
Люди закивали, довольные тем, что их генерал задал вопрос, бывший у всех на уме. Именно этого вопроса ожидал и Ричард. Он развенчал их надежду на победу в традиционном сражении, лишая тем самым оснований их обычные рассуждения. Теперь же должен показать им, как выиграть войну.
В то время как барабанный бой дождя по натянутой сверху просмоленной парусине начал усиливаться, Ричард, сцепив руки за спиной, оценивал все обращенные к нему лица.
– Вы должны быть и громом и молнией свободы. Вы должны быть возмездием, брошенным против людей с растлевающими идеями, которые не только позволяют злу пребывать в их душах, но и оправдывают и защищают его.
Нам следует вести эту войну по-своему. Мы должны вести ее исходя из того, какова она реально есть… Это не война армий на поле боя как продолжение войны идей, а война за будущее человечества.
И как таковая это война, в которой Древний мир участвует полностью, в которой каждый, находящийся на их стороне, принимает участие этой борьбе. Они неистово преданны своему делу. Они верят в то, что делают. Они считают, что право на их стороне, что они действуют нравственно, исполняют волю Создателя и потому имеют основания убивать любого, кого хотят, чтобы установить правила того, как человечество должно жить.
Они вкладывают все свое имущество, свой труд, свое богатство и свои жизни в эту борьбу. Все их люди – а не только армия – желают покорить нас и заставить нас подчиниться их убеждениям. Они хотят, чтобы мы были рабами их веры, точно так же, как и они. Они потворствуют своей армии в нападении на невинных людей, здесь, в Новом мире, чтобы силой заставить нас склониться к их вере. Они хотят, чтобы мы, как последователи той же веры, что и они, приносили наши жизни в жертву этой вере и жили так, как хочется им, чтобы мы жили, и диктовали своим детям, во что им следует верить, – принуждая к этому, если необходимо, силой.
Все люди, верящие в образ жизни, устанавливаемый Орденом, все те, кто жертвует, кто поддерживает, кто молится за то, чтобы их солдаты сокрушили нас, – все они являются частью их военной машины. Каждый из них постоянно добавляет что-то к общему делу. И все эти люди – наши враги, подобно солдатам, которые вместо них орудуют мечами. Именно они обеспечивают их армии постоянный приток молодых людей и всего, что им необходимо, чтобы истязать нас, от еды до моральной поддержки и помощи.
Ричард указал рукой на юг.
– В действительности этих людей, что помогают войне, гораздо больше, чем открытых врагов, потому что каждый, кто желает нам вреда «издалека», кто осознанно ненавидит наш выбор, кто верит, что ему не придется отвечать за навязывание нам их воли, является молчаливым пособником ее.
Награбленное добро и военная добыча текут в обратную сторону, как благодарность за их поддержку. Туда же отправляют и рабов, чтобы те работали на них. Кровь и слезы проливаются реками исключительно для того, чтобы принудить их к следованию вере.