А вот качок замер в углу, забравшись на диван с ногами. Сан Саныч стоял перед ним, скаля зубы. Рычал он громко, а в его глазах отражался зелёный злобный огонёк.

— Убери, — прошептал качок, глядя на меня испуганным взглядом. — Убери её!

— Не её, а его, — поправил я и повернулся к побледневшему Федюнину. — Это он — Вагон?

— Д-да, — выдохнул тот.

— Это ты, падла, нас сдал, — прошипел Вагон. — Я тебя…

Сан Саныч зарычал громче, а браток прижался к стене так, будто надеялся просочиться сквозь неё, как жидкий терминатор из фильма. Не помогало. Только на майке появились следы пота.

— Сидеть, — скомандовал я, подошёл к Вагону и опрокинул его вниз, чтобы стащить на ковёр. По пути достал у него маленький револьвер из небольшой кобуры на лодыжке и переложил к себе в карман.

Сан Саныч послушно сидел, но любому видно было, как он хочет броситься вперёд. Взгляд от бандита он не отводил.

— Ну что, — сказал я. — А вот теперь и поговорим.

— Ничё тебе не скажу! — заявил Вагон.

Наверняка хотел, чтобы прозвучало уверенно, но голос у него скакнул, дав петуха. Ещё бы чуть-чуть, и его можно было бы спутать с Еленой Степаненко.

— Адвокат щас мой придёт…

— Придёт, — заверил его я и подмигнул остальным. — Обязательно придёт, Кросс за своим человеком отправит лучшего. Он найдёт нарушения, тебя выпустят, доставят в казино… и Кросс спросит с тебя, с чего это ты выбиваешь долги, а долю с этого ему не засылаешь? Как в тот раз, да?

Судя по тому, как он вздрогнул, попал я в точку. Тогда я перевернул его на спину и посмотрел в глаза.

— Так что с одной стороны с тебя Кросс спросит за это, а с другой — за убийство старика Захарова, его внучки и остальных тебя ждёт смертная казнь, понял? Это только говорят, что её будут отменять, ну так это ещё не в этом году, точно. Вот месяц назад одного гаврика шлёпнули, и тебе тоже успеют лоб зелёнкой помазать. Так что, Ваня Вагон, — я чуть приподнял его к себе. — Тебе лучше с нами работать, ведь мы теперь твои лучшие друзья. Говори, пока есть возможность.

— Есть что попить? — спросил тем временем Устинов, вытирая лоб.

Федюнин, хромая, принёс с кухни наполненную на половину литровую банку с чем-то кислотно-жёлтым внутри. Химозный запах сразу ударил в нос.

— Это чё, «Юпи»? — Василий Иваныч с подозрением принюхался. — Порошок-то этот, разводимый. Вот вечно, молодёжь, травите сами себя. Водки нет? Или пива хотя бы?

— Нет, не пью, — Федюнин покачал головой.

— А зовут-то тебя хоть как? — спросил Устинов.

— Артём.

— Тёма, значит. Ладно, Тёмка, мы тут ещё у тебя пошумим, — громче сказал Василий Иваныч и пригладил роскошные усы. — Потому что если эти гады сейчас не будут говорить, я за себя не отвечаю! Вы у меня всё скажете, во всём признаетесь! — рявкнул он на лежащих бандосов. — Даже Листьева на себя возьмёте!

— Лучше не упирайтесь, — спокойно произнёс Якут и потёр щёку. — Он дурной, а если выпьет, так вообще крышу сносит. Хорошо, что пока пить нечего.

— Ничё-ничё, у меня заначка есть, — Устинов похлопал себя по карману. — Щас хряпнем по стописят и…

Они потащили высокого на кухню, чтобы допросить его там, а Толик увёл своего задержанного, невысокого и толстенького мужика, в сортир, где приковал к трубе. Федюнина отправили на балкон, чтобы не мешался. А у меня был Ваня Вагон, с которым я остался один на один, если не считать Сан Саныча, который уже молча, не рыча, но столь же внимательно смотрел на Вагона, чуть опустив голову.

Колоть их надо, пока горячие.

— Ну, и что расскажешь? — спросил я. — Или всё же решил по-плохому?

— А чё говорить-то? — истерично спросил он. — Фраер вон тот бабки нам задолжал, а мы…

— Ты не про фраера, а про квартиры. У тебя пять минут, — я мельком глянул на часы. — И потом едем в отделение, где к тебе придёт адвокат Кросса… Ты же просил адвоката?

— Да чё ты мне лепишь, начальник? — начал возмущаться он гундосым голосом. — Какую-то залипуху мне втюхиваешь! Дедов каких-то, квартиры. Я вообще не в курсах, под чё ты меня вписываешь!

Во как, решил идти в отказ. Учитывая, что у него большой косяк перед Кроссом, тактика понятная: мол, ничего не знает, всё отрицает. Это у блатных так бывает принято, надо отрицать вину как можно громче, а ещё можно вообще рубаху на себе рвать, тогда уж точно поверят.

Но на мне это не работает. По голосу ведь слышу, как он испугался моих слов про казнь и Кросса, а уж потел он, как куряга после стометровки.

— Я и Кроссу обосную, что не при делах, что вы, мусора, гоните, понты кидаете, а на деле доказательств никаких нет, — продолжал тот.

Конечно, я для него выглядел не таким и тёртым — Сан Саныча он боялся больше меня. А зря.

— Ну ты развыступался, — оборвал его я. — А доказательства-то у нас есть. Ладно, не хочешь по-хорошему, — я поднялся на ноги.

И не с такими разговаривал. С этим мы быстро справимся.

С кухни послышался могучий рёв Устинова, который запугивал своего клиента. В комнату заглянул Толя, жестами спрашивая, надо помочь или нет.

— Толян, у тебя номер Кросса есть? А то я записнушку в кабинете оставил, там его визитка была.

— Слушай, не было, — он посмотрел на меня с удивлением, а потом до него дошло, что мне нужно. — Так давай в казино позвоним, его позовут сразу.

— Во, точняк! Артём, у тебя телефон работает? — крикнул я в сторону балкона.

— Да! — Федюнин посмотрел на меня через окно и закивал на всякий случай — будто мы могли его не услышать.

Оставив Вагона под присмотром Толи и Сан Саныча, я вышел в прихожую, поднял телефон с пола, положил трубку на аппарат и несколько раз прокрутил диск. Что-то невольно вспомнилось, как в будущем один из молодых оперов показывал мне на телефоне, как молодёжь из двадцать первого века тупила, не в силах понять, как пользоваться такими аппаратами. Расскажи кому такое сейчас, не поверят.

— Алё, — громко произнёс я, глядя перед собой. — Позовите Ивана Андреича к телефону. Лейтенант Васильев из УГРО беспокоит. Ага, да, да. Насчёт одного его человека, про которого мы его предупреждали. Ага… отошёл? А пусть позвонит… не, пусть лучше к нам в отдел сам приедет, от дежурного мне позвонит, я встречу. Там как раз Иван Андреич с ним и поговорит по душам. Всё, договорились.

Я поднял трубку и опустил, а после вернулся в комнату.

— Сергеич! — крикнул я на кухню. — Поехали мы в отдел с Толиком и этим Вагоном. Кросс прямо туда придёт.

— Да и пусть идёт! — прохрипел Вагон с пола. — Я ему докажу, что не при делах. Хрен вы меня чё заставите ему сказать.

— Вот и посмотрим. Поехали.

Устинов и Филиппов тут сами справятся с оставшимися двумя. Сейчас наверняка будут им говорить, что Вагон их уже сдал с потрохами, и те в итоге признаются во всём. Так бывает часто.

Ну что делать, приходится похитрить. Добрались мы с Толиком до ГОВД, выгрузили там Вагона и привели его в наш кабинет. Я посадил его у своего стола, мы прошлись по всему, что нужно, под запись, а Сан Саныч всё это время сидел напротив, не сводя с Вагона глаз. Толик же поехал назад, помочь перевезти оставшихся бандюков.

Но Вагон этого не знает. Я взял один лист из пачки, расправил, начал писать вводные, молча, пусть понервничает. Иногда смотрел на часы. Тот хоть и кричал всю дорогу, что ни в чём не виноват и докажет это Кроссу, но слишком уж сильно потел. В машине он помариновался достаточно.

Сидеть Вагон смирно не мог, так и норовил встать, но собака не давала. А я подтянул к себе аппарат и набрал номер наугад, зажав при этом рычажок.

— Да это я. Угу, угу, — произнёс я и положил трубку. — Через полчаса обещал подъехать, — уже погромче сказал я. — Занят он у вас.

— Да ты мне гонишь, начальник… ты…

— Тише, — я поднял указательный палец ко рту. — Ты мне тут подпиши. Это вот изъятые у твоих товарищей ценности, пропавшие у гражданки Никишиной, внучки покойного Захарова.