— Здрасьте, Вадим Петрович, — вышедший из-за угла Устинов, почему-то сегодня одетый в милицейскую форму, как при параде, встал у него на пути. Сегодня он будто не в ударе, какой-то смурной. — Хотел поговорить… я вот приехал из области вчера вечером…

— Потом, Устинов! — Шухов оббежал его вокруг, загремел ключами, открыл, наконец, замок и захлопнул дверь за собой. Оттуда он крикнул: — Через час!

Ключ остался снаружи, и брелок в виде креста со змеёй, модная безделушка из Китая, сильно раскачивался. Устинов, о чём-то думающий, посмотрел на ключ, но вместо того, чтобы провернуть ключ прямо в замке и забрать с собой, как однажды уже делал, он почему-то просто ушёл.

Ушёл и не устроил Шухову подлянку? Что-то с ним не так. Но мне надо обсудить его информатора, а заодно и другие странности, которые вокруг творились. И лучше наедине.

Василий Иваныч спустился вниз, а я пошёл следом за ним.

Если честно, Устинова лично я знал не очень хорошо. И в первой жизни проработали с ним недолго, да и сейчас маловато пересекаемся. Знаю, что балагур и шутник, ещё знаю, что профи, который может чётко обрисовать всю картину происшествия, просто мельком глянув на положение тел, характер ран и наличие тех или иных следов.

Знаю, что он отлично разбирается в следах. Отец ещё рассказывал, как Василий Иванович на каком-то истоптанном пустыре смог посчитать, сколько человек туда пришло толпой. И потом, когда взяли банду, вышло именно так, как он говорил.

Но каков Василий Иванович в повседневной жизни, я до сих пор имел мало представления. Якут знал его хорошо, отец тоже, они работали совместно ещё с советских времён. И раз они не кинулись сразу его обвинять, когда мы нашли Ганса, значит, на то был веский повод.

А вот сейчас я Устинова не узнавал. Обычно, когда видишь его бредущим по коридору с хитрым и задорным взглядом, всегда чувствуется, что он замыслил какую-то весёлую пакость. Но сейчас мало того, что он не закрыл Шухова в туалете, так и дальше всё шло странно. И одет по форме, а в руке чёрный пакет, увесистый, аж ручки оттягиваются.

Я прошёл мимо двери, едва сдержав соблазн самому провернуть ключ в туалетной двери. Но раз Шухов меня здесь видел, будет сложно потом отмазаться. Спустился на первый этаж, а Устинов удивил меня и там.

— Здорово, Макарыч, — Василий Иваныч наклонился к окошку дежурного.

— Уйди, Устинов, — прохрипел злой как чёрт Ермолин. — Иди отсюда по-хорошему, я тебя прошу. Пока опять что-нибудь не устроил. Глаза бы тебя не видели…

— Я в области был, — спокойно сказал Устинов и протянул дежурному открытую пачку сигарет. Тот с опаской взял одну и с подозрением присмотрелся к ней, видимо, ожидал там скрытую петарду, не меньше. — Вспомнил, как ты на дачке возишься с курями, купил тебе подарочек.

— Какой?

— Да вот, — Василий Иваныч покопался в кармане. — Минеральная добавочка, вот, витаминчики. А-то в области был, магазинчик увидел, про тебя сразу вспомнил.

Он подал ему небольшой блестящий пакетик с нарисованной на этикетке курицей. Ермолин подозрительно принял подарок, поднёс к лицу, чтобы рассмотреть внимательнее, и даже понюхал.

— И для чего? — дежурный сощурил глаза.

— Да подумал, вот сколько работаем с тобой, и лаемся, лаемся всю жизнь, ёшки-матрёшки. Вот, решил презент подогнать, а то чё нам в старости делить и ругаться?

— И тут не крысиный яд? Чо-то ты добренький… Да нет, всё запаковано, заводское… и в чём подвох? — дежурный потёр лоб, потом глянул на календарь, висящий на стене. — А, понял, вот оно чё. Ну всё, тогда благодарю, Василий Иваныч, за презент. А ты никак на пенсию собрался?

— Думаю, выслуги-то уже хватает, — Устинов отмахнулся. — Посмотрим.

— И чё там делать будешь? Сопьёшься же. О, знаю, чем тебе заняться! Курочек заведи, живо хандру собьют! — Ермолин оживился. — У меня там петух есть, я его Васильеву предлагал, да он всё чё-то ходит думает, не берёт. А второго такого нигде не сыщешь!

— Подумаю, Макарыч, — Устинов махнул ему рукой на прощание и отошёл.

Что-то всё страннее и страннее. Я посмотрел на часы. Время поджимает, и мне ещё надо расспросить Устинова, но пока понаблюдаю за ним.

— Василий Иваныч, спасибо! — хором пропели две бухгалтерши, идя мимо. Продолжила Зинка: — А то никого не допросишься, эту машинку починить никто не мог. Хоть вы пришли!

— Рад стараться, девчули! — приветливо отозвался Устинов.

— Ой! А вы сегодня в форме, — обе переглянулись. — А что так?

— Да, решил, что раз в год можно напялить. О, Яха, здорово!

Судмед Ручка, почему-то ещё трезвый, хотя на часах уже почти обед, при виде Устинова резко развернулся и торопливо пошёл по коридору.

— Ты куда, Яха? — позвал его Василий Иваныч. — Я к тебе сегодня зайти хотел! Ну ладно, всё равно приду.

Устинов пожал плечами и потянулся к выходу. На улице курили наши водители, все кучковались вместе, кроме Зубова. Наглый низкорослый мужичок в клетчатой кепке стоял в стороне, присев на капот чёрной «Волги», стоявшей у крыльца, и то и дело сплёвывал шелуху от семечек.

Зубов — водитель начальника ГОВД Федорчука, поэтому и вёл себя всегда вызывающе, будто он сам руководитель. С начальством он жил дружно, всегда открывал Федорчуку дверь не только машины, но и в здание, а когда шёл дождь, доставал зонтик и прикрывал им шефа. За эту услужливость его не любили.

— Здорово, мужики! — поздоровался Устинов с шофёрами. — Погодка сегодня, так и шепчет.

— Да, Василий Иваныч! — отозвался всегда радостный Степаныч, а дядя Гриша что-то пробурчал, наверняка нецензурное.

— А помните, как Гуревич, царствие ему небесное, сало делал? — Василий Иваныч полез в пакет. — Думал, никогда такого больше не поем. И вот я в область ездил, увидал это сало на рынке, попробовал, и один и в один такое же. Вот, угощайтесь, мужики.

— Да давай сам с нами, Иваныч! — предложил Степаныч. — А-то сало без водки в горло не пойдёт. Есть пузырь?

— Водку-то брать буду, но не для себя. Да некогда мне, мужики, ехать пора. Тот самый день, — он прицокнул языком.

— А-а, — протянул водитель и покачал головой. — Понимаю. Вот ты чё нарядился.

— Угу.

Они знают его всю жизнь, а вот я что-то упустил. Но идти за ним хвостиком я уже не мог, это становилось не только неприличным, но и неуважительным к коллеге. Надо говорить сейчас.

Из-за угла показалась белая служебная жига, которая остановилась у крыльца. Из неё выбрались два опера-розыскника из группы по розыску потеряшек и лиц, объявленных в розыск. Попов и Орехов, оба усачи, похожие друг на друга как братья, начали вытаскивать из машины лысого мужичка в майке-алкашке, который вцепился в кресло и вылезать отказывался.

— Менты поганые, отпустите меня! — вопил он. — Не тяни, больно! Куда вы меня привезли, мусора⁈ Вы чё⁈

Я пошёл им помогать и заметил, как Василий Иваныч тоже кинулся к ним.

— О, Пашка, — он меня заметил, пока мы вчетвером, чуть ли не дёргая за ноги, вытаскивали задержанного. — Я в области, кстати, был, видел одну штуку для Сан Саныча… откуда ж ты такой сильный⁈ Вот ты слон!

Действительно, мужичок оказался очень силён. Я зашёл с другой стороны, открыл дверь и по одному пальчику отцепил его от сиденья, а Устинов с силой дёрнул за ноги.

— Убили! — прокричал подозреваемый. Кажется, при падении он стукнулся головой. — Убили меня, мусора! Не увидит мамка сына! Ай, не увидит боле!

— Да ещё не убили, — прохрипел Попов. — А хотелось бы. Вот же противный он, мы его пока в подъезде вели, он за все перила хватался, гад, каждую ступеньку головой встретил. Ладно, дальше мы сами. Спасибо, мужики!

— Надо наручники за спиной цеплять, а не спереди, — со знанием дела заметил Устинов.

Усачи повели задержанного в здание, а тот продолжал верещать свои жалобы и претензии.

— Вот, — Устинов наклонился к оставленному на тротуаре пакету, покопался там и достал новенький кожаный ошейник чёрного цвета. — А то у Сан Саныча, я видел, на одних нитках держится, так и порвётся.