На листе было написано совсем другое, но Вагон этого не заметил.

— Какие ценности⁈ — он аж зарычал.

— У высокого обнаружены золотые серёжки, а у второго — часы женские, «Чайка», позолоченные. Не сами же вы их носите. А родственники жертвы как раз указали, что это пропало. Есть их показания и даже фотки, где потерпевшая в этих цацках. Или что, с тобой не делились? Ну, бывает.

Пока он возмущался, я снова взялся за телефон.

— Васильев это. Ага, что? Раскололись? Что говорят? Признались? Ага… и кинжал нашли? — я смотрел на Вагона, наблюдал, как он меняется в лице. — Вот и отлично. На экспертизу его. Проверить, им или не им зарезали.

Я положил трубку — сегодня много приходилось разговаривать с глухим телефоном.

— Вот и всё. Твои друзья всё рассказали, признались, и виноват угадай кто? Ты! И кинжал — сказали, что твой. В один голос поют, что ты всё организовал, всё спланировал.

Задержанный из красного сделался бледным. Глаза таращил и раздувал щеки.

— Да какой это мой⁈ — он отчаянно поднялся, но сразу плюхнулся обратно на стул, когда Сан Саныч зарычал. — Это Ганса кенжик. Ганса! Не мой!

Подбородок у него трясся, ну просто ходил ходуном.

— А кто такой Ганс?

— Да я… — Вагон сообразил, что ляпнул лишнего.

— Знаешь, что мне сказал Кросс? — я приподнялся и наклонился к нему. — Что из-за квартир-то он сильно недоволен и ищет виноватого. Но это что — как только он узнает, что это вы киллера ищете, чтобы тот мента завалил… он тебя закопает, Ванька Вагон, чтобы ты его вот так не подставил. И, может, даже живьём. А раз я в курсе, то и он скоро может узнать.

Тот замолчал. Никогда бы он мне такое не сказал, я просто знал, что маховик уже должен раскручиваться. И именно поэтому попал в точку.

— Ну что? — спросил я. — Говоришь всё мне? Или ждём, когда он приедет сам?

— Не надо… не надо ждать, — торопливо сказал Вагон.

Пот застилал ему глаза, а голос осип.

— Кроссу хоть засылаете долю за эти квартиры? — начал я издалека, и бандит повелся.

— Нет, — замотал он головой, — он не в курсах. Эти хаты за речкой, там Артур рулит, и если Кросс узнает, что я там…

— От тебя всё зависит… Ведь он как раз ищет, — вкрадчиво проговорил я, — кто этим занимается. А то из-за вашей мутки у него тёрки с Артуром образовались, а никому из них это не надо. Как думаешь, что он с тобой сделает, когда все узнает? Давай так… Ты даёшь мне полный расклад, я оформлю, как явку с повинной. Проявишь раскаяние, будешь сотрудничать со следствием и все такое. Срок получишь по минималке, в СИЗО я позабочусь, чтобы Кросс тебя не достал, а на зону уедешь далеко отсюда. У них свои паханы, у Кросса там власти нет.

Вот он и поехал. Ещё немного додавить, и ему придётся говорить.

— Кросс-то не достанет, другой достанет. Он везде подвязки имеет…

— Кто этот другой? Давай всё сначала, а потом и про мента, и про кинжал, и всё остальное. Кто у вас главный?

— Сёма, — неохотно сказал Вагон. — Блатной, у него две ходки уже было.

— Во как, — я задумался. — Он под Слепым ходит?

— Нет, сам двигается, вместе с Гансом.

— А это ещё кто?

— То ли осетин, то ли грузин, — Вагон задумался. — Не в курсах, он не говорит. Ходит со своим ножиком, кинжалом целым… это его кинжал, отвечаю, не мой! Я его вообще в руках не держал!

А это уже интересно. Капля за каплей, но я узнаю всё больше и больше, а между всеми этими обрывками информации появляются связи.

— Та-а-ак, — я кивнул, мол, всё правильно, излагай дальше. — Привёз он его откуда-то?

— Не, самодел, в депо из клапана сделали. Но он им машет так, что аж свистит, — он хотел показать рукой, забыв про наручники Сан Саныч сразу напрягся.

— Понял, — махнул я рукой, успокаивая обоих, и пометил это себе в уме. — Ну и как ты спелся с блатным и этим Гансом… почему, кстати, Ганс-то?

— Так злой, как эсэсовец, — он нервно хихикнул и снова начал потеть. — Он этим своим ножиком…

— Всех порешил? А ты, выходит, соучастник. И помогал прятать тело внучки Захарова.

— Да я-то ни при чём, отвечаю! — вскричал он. — Прихожу, а они эту тётку уже хлопнули. Я им говорю, беспредел какой-то, я в это не вписывался, я не мокрушник, — принялся доказывать мне Вагон. — А Ганс говорит, что если вякну кому-нибудь, башку отрежет.

— Брешешь же, правильный ты наш, не вписывался он. Кто тогда тело прятал?

— Ганс, Китаец и Шпала, — он помотал головой. — Шпала этот, который длиннопетельный, а Китаец — толстый. И деда они же в речку бросали, и ещё там, других. Всё они… Я вообще ни при чем.

— Ага, рассказывай, как же, ты же у нас — святоша, — фыркнул я. — А эти Китаец и Шпала — шестёрки твои?

— Да пацаны с деревни, ходят за мной, в бригаду хотят к Боцману, который наш бугор. Мне-то они вообще не нужны, просто присматриваю за пацанами…

— А машина чья? Тойота, серая?

— Сёмы! Я на ней только ездил иногда… Да он сам по доверенности катается на ней, она вообще на кого-то другого записана.

— Ну и как ты с ними связался? Ты же универмаговский, у вас с блатными вечные тёрки. Ну? Отвечай на вопрос!

Я сделал вид, что не очень-то верю его россказням — пусть и дальше доказывает, не расслабляется.

— С Сёмой тогда в ментовке сидели, в обезьяннике, там и снюхались, — объяснял Вагон.

— А ты там что делал? — спросил я.

— Да мусора… кхм-кхм, — он торопливо закашлялся. — Милиционеры повязали с косяком, а косяк-то не мой, но они всё равно, оборзевшие, заломили и увезли. Ну…

Он снова сдержался, не стал приплетать привычные словечки про моих коллег.

— Так. И что дальше?

— Ну вот, Сёма тоже там сидел тогда. Пообщались, он мне накидал тогда за жизнь, типа, ты пацан правильный, но Кросс тебя ни во что не ставит, а сам Кросс — падла ещё та, с ним дела западло иметь. И, говорит, можно самим прорываться, без всего этого. Говорит, делюга одна есть, а у его корефана, Ганса, мент знакомый тут работает, говорит, за штукарь баксов его можно подмазать, чтобы заменить травку в косяке на укроп, и мент, — он было зачастил, но в этот момент замедлился, понимал, что мне рассказ не понравится: — сам вместо меня в баночку пописает, чтобы после анализов потом сказали, что я не употреблял…

— Это кто там такой умный? — я усмехнулся. — Который в баночку писает за штуку баксов? Слыхал, Толян?

Тот как раз заглянул в кабинет. Значит, успешно вернулись. Судя по его довольной улыбке, тоже выяснили кое-что.

— Слыхал? Мы не тем занимается. Люди в банки ссут, и им такие бабки платят.

— В натуре, — он засмеялся. — Надо своё дело открывать! Василия Иваныча позовём.

— Обязательно, — я посмотрел на Вагона. — Ну и кто это такой? Мент этот?

— Отвечаю, не знаю! — воскликнул он. — Даже не видел.

— Так кто самый главный в банде? — подкинул я ему вопрос для проверки.

— Сёма. Он бабки за меня заплатил, а я вот с этого фраера их взять хотел, чтобы рассчитаться…

— Кто ещё там в вашей кодле?

— Я, Ганс, Китаец и Шпала.

— Кто ещё?

— Всё.

— Точно? — усомнился я.

— Отвечаю!

— Сейчас Сан Саныч спросит…

— Да нет больше никого! — вскричал он. — Сёма и Ганс узнают про клиентов, к кому можно прийти, мы втроём со Шпалой и Китайцем увозим их в больничку, уговариваем, чтобы не выёживались и продавали, а Сёма лохов подыскивает, кто хату купит. А Ганс потом… ну это… избавляется от них. Ну и всё, кто ещё нужен!

— Да у вас целая ОПГ. У каждого свои роли, и даже пахан есть. Федюнина для чего в оборот взяли⁈ — спросил я громче, и Вагон вздрогнул. — Из-за бабок?

— Бабки, и это… Ганс говорил, вальнуть кого-то надо, мешает серьёзным людям.

— И каким людям?

— Да не знаю я! Не знаю, в натуре! Говорил, лошок нужен какой-нибудь, одноразовый, как гондон, чтобы потом от него избавиться. Вот мы его и хотели взять под это дело. Но я-то не в курсах был, что они мента хотят валить! Слышал, говорил, не надо, а они…

Я подошёл к разгадке, уже совсем рядом. Но, как назло, никогда не слышал про этого Ганса или даже про Сёму. Надо спросить отца, он-то почти всю братву знает в лицо.