И дело-то по его части, это же ОПГ, ему будет интересно. Вот отец тогда и искал серию с потеряшками, вышел на эту банду… хотя раз Федюнина вербуют, значит, уже есть какие-то наработки, и эти бандиты про деятельность отца прознали. Уже готовятся убирать.

Надо найти их как можно быстрее.

— Где их искать? — спросил я. — Ганса и Сёму.

— Про Ганса не знаю, он вообще какой-то мутный, — как мог открестился Вагон. — У бабы какой-то живёт. А вот Сёма сегодня на хату к бабке придёт, показывать риелторше знакомой, она в доле. Тёлке этой вообще по барабану, откуда квартира, лишь бы процент был, она чё угодно замутит. Марафет там навести надо ещё, а то бабка давно в больничке лежит, срач там, атас просто.

— Адрес называй.

— Я там не был! — торопливо сказал он. — Мы бабку с улицы забрали, у магазина, в районку увезли. Тимофеева у неё фамилия.

— Живая ещё?

— Да, в больнице. Мы её несильно, по кумполу разок, а потом в приёмный покой.

— Может, надо тебе разок по кумполу? — я легонько постучал его по лбу. — Хотя, судя по звуку, у тебя там сплошная кость. Ладно, понятно с тобой.

Выяснил я много, но не всё. Вагон — тупорогий бандос, его взяли, скорее всего, просто потому что он универмаговский, чтобы было прикрытие от других бандитов, кто мог позариться на их куш. Но рисковали, ведь, узнай об этом Кросс, их бы закопали всех.

Может, от Вагона бы тоже после избавились? Завербовали его, использовали, а потом он станет не нужен. Надо выяснять всё.

Ладно. Поговорил с мужиками, сопоставили факты, но судя по тому, что они говорили, Шпала и Китаец знали меньше, твердили, что сами чистенькие, и во всём виноват Вагон.

Как и ожидалось. Посадим всех по отдельности, чтобы не могли договориться между собой, а мне пора ехать к этой бабке, узнать адрес.

На выходе из кабинета меня перехватил отец.

— Говорил с Якутом, — он наклонился и погладил Сан Саныча. — Ой, молодец, пёс, умница… Вот теперь вижу, что это серия, и концы понемногу все сходятся. И старые без вести пропавшие, и новые — все к одной банде ведут.

— Вагон говорит, к Кроссу отношения не имеет, — сказал я. — Значит, сами всё замутили.

— Мелкая банда, но организованная, — кивнул отец. — Наш клиент.

— Сёма и Ганс… слыхал про таких? Вагон их назвал.

— Нет, — ответил он после недолгого раздумья. — Но прозвища могут быть фальшивыми, чтобы Вагон не понял, с кем связался, и не выдал их. Скажу своим, чтобы посмотрели и пробили, кто такие, может, кто из информаторов слышал. Осторожно будем, тут не волнуйся, до братков не дойдёт.

— И они ещё называли, что им помог какой-то мент.

— Угу, — отец задумался. — У меня помечено, что Вагона тогда брали с дурью, но не доказали и выпустили. Витька за ним днём хотел зайти, чтобы его в оборот взять по Универмагу, а глядь — Вагона уже отпустили, типа, чистый. Но я так и думал, что его могли за бабки выпустить, только решил, что это его Кросс отмазал. У меня-то, сам знаешь, — он засмеялся. — Всё записано. На днях вот сидели с Витькой, всё сопоставляли по этим хатам, но не знали, с какого краю подступиться. И хорошо, что ты узнал, что Кросс не завязан. Так что помогать им он не будет. Хотя, — отец почесал затылок, — мы смогли бы на этом его закрыть. Даже жалко.

— Мне надо ехать, — сказал я, — узнать адрес и взять Сёму на квартире, он может быть там. Ща, только мужики уже все по делам разошлись, — я огляделся.

— Поехали, — вдруг предложил отец и усмехнулся. — Это же ведь наша тема. У меня только тоже все разбежались, работы вал, но ничё. Витьку возьмём и поедем. Он бык крепкий.

— Дядя Витя кого хочешь заломает, — со смехом согласился я.

— Жрёт он там сидит. Пошли.

Отец показал в окно, через дорогу было видно вывеску чебуречной. Мы туда ходили часто, потому что там наливали водку на разлив, записывали её в долг, а чебуреки были — ну, как минимум сносными. Правда, настолько жирными, что много не съешь. Да оно и к лучшему.

Там так часто бывали наши, что владелец провёл туда телефон, и если кого-то срочно искали, дежурный мог позвонить прямо в эту забегаловку.

На выходе из отдела нас окликнул Ермолин.

— Ну чё, Васильевы⁈ — дежурный поднялся и уставился на нас. — Надумали петуха-то брать?

— Какого… — начал отец.

Но я ему подмигнул, чтобы подыграл.

— Ещё курочек выбираем, а то сам говоришь, ломает же он их.

— Надо! Надо таких, побольше, — дежурный потряс кулаком. — А то он же половой гигант целый. Мелкая его не вывезет!

— Что за петух? — с недоумением спросил отец, когда мы вышли на воздух.

— Потом расскажу. Главное, что машину теперь даёт без проблем, когда надо.

Отец пошёл заводить москвич, я оставил собаку с ним и направился через дорогу, привычно, словно и не было никакого перерыва почти в тридцать лет, перешагнул через вечно открытый люк и вошёл в чебуречную. Народу мало, только дядя Витя ел чебуреки, о чём-то глубоко задумавшись, а Федя Останин, хмурый опер из нашего УГРО, из отделения по раскрытию имущественных преступлений, матерился, вытирая платком вымазанную маслом и луком трубку телефона.

— Вот вечно кто-то жрёт, а потом жирными руками телефон лапает, — пожаловался он мне.

Федя всегда жаловался, чуть ли не каждому встречному.

— Как всегда, — согласно кивнул я и прошёл дальше: — Дядя Витя, отец зовёт, просит с нами съездить. Взять надо пару человек, задержать одного гада, а лучше двоих.

— Хм, ну ладно, — он свернул самый большой чебурек и съел в несколько укусов. — По квартирникам этим? Я бате твоему ещё давно сказал, что это серия. А что, нашли кого-то?

— Знаем, где искать.

— Поехали, — коротко ответил он.

Он уложил оставшиеся чебуреки в пакетик, а в машине поделился с нами.

— Вот этот остудил, — предупредил меня дядя Витя и дал кусочек Сан Санычу со своей широкой ладони. Пёс аккуратно всё съел и облизал. — Не жирное, не переживай, специально такое взял.

Хотелось действовать быстрее… давно уже не было такого ощущения, много лет. Едем мы с отцом брать того, кто участвовал в его убийстве. Киллер не выстрелит вообще, те, кто его привёз, сидят в ИВС, их будет нудно допрашивать следователь Румянцев, оставалось только решить вопрос с главарями банды.

Я буквально еле сдерживался, чтобы усидеть на сиденье.

Отец и дядя Витя по дороге гадали, кто такие эти Ганс и Сёма.

— Я вот про Сёму слышал, — вспомнил Витя, — он, гадина такая, едрить его за ногу, подбивал пацанов с района, хотел их использовать, чтобы на продуктовый склад ночью зашли. Но там покойный Чингиз с Зареченских чуть его за это не закопал, как услышал, это ж его точка была. Едва откупились, Сёма машину отдал за это.

— У него была машина?

— Была, но деталей всего этого у меня нет. Угнанная, похоже, или по доверенности ездил, не знаю. Тогда, вроде, за него кто-то из бугров Слепого вписался, Сёма потом для него всякие поручения делал, по мелочи. А вот Ганс… просто припоминаю, что у кого-то из ваших, — он посмотрел на меня, — информатор был, аварец вроде бы, которого твой коллега от наркоты отмазал, а тот ему стучал на своих. Вспомню фамилию, скажу… вдруг чего нащупаем.

Путь на территорию больницы перекрывала поднятая цепь, но отца знали в лицо, сторож опустил цепь, и мы въехали внутрь.

Тимофееву нашли быстро. Бабушка — божий одуванчик, маленькая, улыбающаяся, сидела на кровати, держа в руках костыль. На ногах тёплые синие тапочки, одета в больничный халат. Голова перевязана.

— А они мне сказали, что в деревне домик-то хороший, — рассказывала она, — там коровка есть, курки ходят, козочки. Картошку садить летом буду, морковку, всё своё. И лесочек там, говорят, рядом, с грибАм. Вот и говорят, продай квартирку-то, тот домик и купишь. Яблочек мне привезли, тапочки вот купили.

То кнут, то пряник, как говорил Федюнину покойный старик Захаров. В этом случае выбрали пряник. Если не считать черепно-мозговую, с которой она тут и оказалась.