Джейсон прервал лиминал и почесал зудевший затылок.

— Сучка побежала пить нейролептики и звонить своему психотерапевту. М-да...

— Ясно, — сказал Хидэо и открыл незапертую входную дверь. Он бесшумно поднялся на второй этаж, зашёл в спальню и ввёл Асако вместе с годовалым ребёнком в лиминал. Она заверещала от ужаса, увидев Хидэо рядом с яслями посреди окружившей их пустоты.

— Я пришёл из Дзигоку, чтобы забрать твоё дитя. Это проклятое место; до тех пор, пока вы живете здесь, вы не познаете ни счастья, ни покоя.

Хидэо подлетел к ней, схватил ее за волосы и подтащил к яслям. Асако громко вопила и тряслась как в припадке. Хидэо вздернул ее голову и указал на ясли.

— Я посылал к тебе душу дочери, но ты отвергла ее. Теперь ты познаешь боль.

— Нет! — закричала во все горло Асако.

Хидэо вздернул руку — и грудь ребёнка насквозь проткнул железный штырь. Маленькие, пухлые губы отрыгнули вязкую кровь. Он повернулся к Асако, взял ее за горло и придушил до потери сознания.

— Не дышит, — сказал Джейсон, стоявший возле яслей. Рядом на полу лежала Асако.

— Он и не должен, — усмехнулся Хидэо, хрустя костяшками пальцев. — Пойдём, впереди еще много работы.

— Больной уебок, — покрутил головой Джейсон.

На улице их поджидал серебристый мерседес с тонированными окнами. Когда они вышли из дома, окна в машине опустились и из нее выглянули члены одной из группировок якудзы. Бритоголовый мужчина на заднем кресле высунул руку с пистолетом и постучал по дверце, подзывая их к себе.

— Вы откуда такие ряженые будете? — спросил он, перегоняя в зубах зубочистку.

— Мы туристы, — сказал Джейсон, желая избежать лишнего шума, который мог помешать им выполнить задание.

— На вопрос мой отвечай.

— Нам не нужны проблемы, мы просто гуляем с другом, смотрим на море...

— Вы че, педики, что ли? — спросил якудза, и в машине раздался смех. — А ты че молчишь, уродец? Дар речи потерял? — обратился он к Хидэо.

— Ты гляди какие у них стволы, — сказал якудза с длинными желтыми волосами с переднего кресла. — Вам кто такие игрушки выдал?

Они застыли на несколько секунд, отрешенно глядя перед собой — и вдруг из их ртов одновременно брызнула кровь. Хидэо припал на колено, тяжело дыша; его губы исказились от боли.

— Будто позвоночник раскалили до красна... — сказал он, ухмыляясь. — Как же приятно...

После больницы Хидэо конвоировали в следственный изолятор: его подозревали в пособничестве убийствам, которые совершал Якуми, и в принадлежности к якудзе. О том, что произошло в тот вечер, ему никто не говорил, но Хидэо и сам догадывался — его отец был мертв. Убила ли его полиция, которая могла приехать на его крики, или же его устранили члены якудзы, не имело уже никакого значения. Он знал, что к этому все и шло, что вскоре его отец умрет, и он останется один: без семьи, без друзей, без каких-либо родственных связей. Перевернувшись на жесткой кровати, Хидэо коснулся своего перебинтованного лица, и почувствовал, как влага пропитывает бинты на щеке. Снова кровотечение. Одиночество, как неспособность разделить свою боль с другими — это единственное, чего он по-настоящему боялся; и теперь его страх претворился в жизнь. Если ему дадут пожизненный срок... Хидэо надавил на лицо, и проявилась плоская, глухая боль, подавляемая действием синтетического опиума. Он просто совершит суицид любыми сподручными средствами, и оборвёт свою бессмысленную, загнанную в тупик жизнь.

Раздался механический скрежет открывающейся решетки. К его кровати подошли охранники с каким-то высоким мужчиной в чёрном плаще. Хидэо повернулся к ним.

— Ты принимал участие в пытках, которые проводил твой отец? — спросил Ясубицу.

— Да, — безразлично ответил Хидэо.

— За сколько сломаешь человека?

— Тридцать семь минут предел. Большинству хватало меньше двадцати.

— Отлично. Пойдёшь со мной, покажешь, на что способен. Если справишься, то мы завербуем тебя в «Ханзо».

Хидэо кивнул. То, что осталось от его губ, искривилось в уродливой ухмылке.

Задание Смерть Сёгуната было предпоследним по сложности среди всех рейдов многопользовательской игры «Катана». Обычно для его прохождения собирались команды из тридцати игроков с разными классами, которым приходилось четко следовать своим ролям на поле боя чтобы выжить и не подвести других; если выбывало хотя бы семеро к концу рейда, то его финальные боссы, император Мотоясу и Свита девяти сыновей уничтожали всех игроков, и рейд считался проваленным.

Но поскольку в игре уже давно закрылись официальные сервера, и лишь какой-то любитель поддерживал последний пиратский сервер с единственным игроком, Киму приходилось проходить все коллективные активности в одиночку. Он провёл в игре суммарно больше шести тысяч часов, обладал наивысшим, сто двадцатым уровнем персонажа, имел все легендарное снаряжение, улучшенное до пяти (◈◈◈◈◈) благословений, и обладал глазами Сансары, которые позволяли использовать самые сильные техники в игре — поэтому даже там, где требовалось участие множества игроков, он легко справлялся самостоятельно.

Рейд начинался с осады врат, где нужно было убить Демонических стражей и сломать толстые ворота, попутно защищаясь от бесперебойных атак Лучников Сёгуната сверху. Ким встал на мост и использовал [Печать призыва: Акасита]. По мосту расползлись чёрные линии печати, и перед ним материализовался демон в форме громадной тучи с когтистыми лапами и волосатой, антропоморфной мордой — Акасита. Он метнул молнии, убивая Демонических стражей, и подлетел к воротам, проводя по ним удары грома. Лучники пытались его обстрелять, но залпы стрел тонули в нем, как щепки в необузданном море, не нанося никакого урона. Вскоре врата пали. Демон залетел внутрь и продолжил уничтожать агрессивных мобов, отбрасывая их от себя шквальным ветром, выпуская в них молнии и добивая ударами грома. Киму оставалось только идти позади него, собирая падающий лут.

Возле входа в кокё у Кима закончилась вся чакра, и действие призыва оборвалось, развеивая тучу прямо перед дверьми. Впрочем, заходить внутрь он все равно не собирался. Приняв [Восстанавливающая поза: Медитация] и выбрав [Образ концентрации: Дзен], он за десять секунд восстановил всю свою чакру, прижался в упор к жаровне и открыл дверь. Из-за нарушенной коллизии объектов его подбросило вверх до третьего этажа. Он приземлился на крышу, подбежал к северной части и использовал технику [Глаза Сансары: Падение Трёх Лун]. Сверху на кокё упали три огромных метеорита, активируя триггер катсцены на последнем этаже.

— Это пятая попытка военного переворота на моем веку, — сказал император Мотоясу, восседавший на красном троне. Свита девяти сыновей сидела по бокам от него, ожидая приказа. — Даже если бы сюда пришли тысячи воинов, вы бы все полегли от моей руки, потому что власть, данная мне, происходит от самого Бога. А откуда происходит ваше стремление ее захватить?..

Свита девяти сыновей встала и обнажила свои катаны. Катсцена закончилась, и Ким оказался в комнате с финальными боссами. Он сразу же использовал технику [Глаза Сансары: Абсолютная Защита] и его персонажа поглотила непробиваемая аура, напоминающая силуэт громадного мужчины в самурайских доспехах. Цифровым градом посыпались нули урона от множества одновременных атак по нему, пока он завершал [Печать призыва: Пять Врат Рёбу]. Посреди зала из пола выросли одна за другой рёбу-тории, отбрасывая противников к стенам. Ким отбежал назад, приманивая к себе врагов; когда они оказались возле него, он использовал [Глаза Сансары: Небесное Притяжение] и протащил их сквозь каждые врата, нанося десятки тысяч урона и высасывая из них чакру. Появилось сообщение посередине экрана:

СВИТА ДЕВЯТИ СЫНОВЕЙ ПОВЕРЖЕНА

Император Мотоясу встал с трона и сразу же призвал [Божественные Клинки Еринобу], две катаны, которые подлетели к Киму и за несколько секунд пробили его защиту. К этому моменту он уже заканчивал [Проклятая печать: Кровное Родство], и когда мечи стали полосовать его персонажа, весь получаемый урон перенаправлялся на противника. После отметки в пятьсот тысяч урона Император Мотоясу перешёл во вторую фазу: у него выросли рога и крылья, а основные атаки изменились на воздушные. Ким выпустил [Пять Цепей Дзигоку], которые проткнули его со всех сторон и сковали на одном месте. Воспользовавшись обездвиженностью врага, Ким провёл [Проклятая печать: Кровавая Клятва] и разменял почти всю свою жизнь на двойной объём чакры. Теперь наступал самый сложный момент сражения: нужно было успеть завершить бой до того, как он получит хотя бы один удар — иначе этот удар станет для него смертельным. Ловкие пальцы быстро прожали на клавиатуре комбинацию для техники [Множественного Теневого Клонирования] и в зале появилось тридцать клонов Кима. Император Мотоясу сломал цепи, Ким отпрыгнул назад, защищаясь от удара катаны несколькими клонами. Пальцы перебирали завершающую технику [Луч Истинной Пустоты], но во время нажатия последнего символа палец соскочил с клавиши на соседнюю, и техника прервалась. Император Мотоясу устремился в его сторону, пролетая в смертоносном вихре клинков и огня сквозь толпу клонов исчезавших от одного соприкосновения с ним. Ким прикусил губу и снова начал набирать комбинацию, ударяя по клавишам с таким нажимом, что слышался треск механических свитчей. Император Мотоясу остановился возле него и занёс в воздухе катану для удара. Двадцать восемь перекрестных лучей пустоты, подхваченные оставшимися клонами, одновременно пронзили его, выбивая запредельный критический урон: почти такой же, какой наносит призыв Бога смерти.