– Жаль. Федералы будут только путаться под ногами.

– А я бы и армию подключил. Лишь бы поймать и уничтожить этих уебищных клоунов.

– Количеством, как видите, их не взять. Нужно предугадать следующий налёт и застать их врасплох. Мы готовим для этого наших лучших людей.

– Надеюсь, что у вас получится. У вас, или у федералов. Я больше не могу хоронить своих. Мы сделали все, что могли. Почти весь наш штат… Господи… Так подумать…

– Понимаю, – со всей серьезностью кивнул Ясубицу.

– А еще. Знаете, что самое странное? – спросил майор, бросая окурок в лужу – рябь на поверхности воды исказила их лица, смешивая со светом от фонарей. – Последняя группа быстрого реагирования, которую мы отправили в этот ад. Она ведь даже не добралась до завода…

Ночью Детройт никогда не спал; он лишь прикрывал веки, продолжая бегать глазами в интимном полумраке. Для одних это ощущалось как гнетущий сонный паралич, для других – как эйфорический полубред. Световое загрязнение цвета ржавчины наводняло городские улицы, смешиваясь с вычурно ярким, кричащими огнями неона, будто бы в выцветший холст бросили смоченную палитру красок. Разорванное тенями пространство пропитывалось параноидальным напряжением и щекотало нервы лязгом приборов мобильных кухонь, монотонным гудением забившихся пылью кондиционеров, редким шумом проезжающих машин. Обострялось чувство одиночества, но оно не горчило так сильно как обычно, словно разбавляясь во всеобщем отчуждении.

– Ты опять пишешь, – усмехнулся Кевин, стряхивая пепел в банку из-под безалкогольного пива. – Это самое странное хобби, которое я встречал у корпоратов. Даже страннее, чем собирать вырванные у трупов глазные импланты. Я дословно помню, как мне Сузуки сказал, типа, мечтаю полностью завесить стену в спальне глазами, по одному с каждого убитого мной человека. Хочу, чтобы эти глаза, диафрагмы душ, безустанно смотрели на меня, преломляя мое превосходство, что-то в этом духе он сказал, и я подумал, что он совсем конченный. Но ты… Ты нечто не такое очевидное. Люди уже даже телевизор почти не смотрят, а ты все еще занимаешься писательством. Когда ты вообще последний раз видел человека, читающего книгу? Да хотя бы какую-нибудь ссаную брошюру?..

– Я делаю это только ради себя, – сказал Акутагава, перечитывая строчку «для одних это ощущалось как гнетущий сонный паралич, для других – как эйфорический полубред». – Понимаешь, для человека, остро ощущающего бессмысленность жизни, бесцельное существование – это непозволительная роскошь.

– То есть это занятие придает смысл твоей жизни?

– Нет. Скорее, оно его подменяет.

Кевин встал из-за стола. Они ждали маячок от дилера в рамен-баре. Запах вареной говядины, плотный и удушливый, въелся в его нос. Он прошел в уборную, бросая хищный взгляд на проститутку в полупрозрачном пластиковом корсете, на то, как вздутые капли пота проступили на ее упругой груди. Живое тело с недостатками всегда заводило его больше, чем стерильные машины с искусственным интеллектом настроенным на подчинение. Подчинять по-настоящему куда интереснее. Подчинять, и обладать. Чем-то живым, пахнущим, теплым. В паху Кевина собралось напряжение. Он закрылся в одной из свободных кабинок и высыпал из зипа отливающий мутной голубизной «витамин» на тыльную сторону ладони. Резко вдохнул в одну ноздрю, прокашлялся, сплевывая горчившие сопли, и повторил действие с другой ноздрей.

В этот момент в рамен-бар вошли пятеро членов преступного синдиката «Семья Ягути» с отличительными татуировками монсё на ладонях: их геральдические символы напоминали рисунок водоворота из острых косых лезвий. Они сели на диваны напротив стола Акутагавы. Он продолжал смотреть в свой блокнот, периферийным зрением захватывая малейшие движения перед собой. «Это чувство одиночества было похоже на то, как лакаешь разбавленный виски – жжется, но не пьянит». Мелькнули женские ноги и присоединились к их столу. Синтетические колготки мерцали как серебряный дождь. Затем подошел официант и застыл на месте, записывая их заказы. «И вместо того, чтобы напиться, ты просто устаешь». Официант ушел, и ноги с одного из краев дивана сдвинулись в сторону Акутагавы.

Кевин стоял у раковины, пытаясь выдавить мыло из дозатора, но кнопка нажималась вхолостую. От стимулятора свет стал ощущаться острее, опоясываясь яркими ореолами. Он попробовал нажать еще раз и тут же резко ударил кулаком; кнопка, громко щелкнув, треснула и впала внутрь.

Акутагава поднял глаза от блокнота. Член синдиката смотрел на него прямым, напряженным взглядом.

Кевин вышел из уборной. По его указательному пальцу плавно стекла капля крови. До того, как эта капля коснулась пола, Акутагава подскочил к столу синдиката и наставил на них крупнокалиберный пистолет «Нарака», синхронизировавшийся с рефлексом пользователя: вместо того, чтобы сдавливать механический крючок, достаточно было только сконцентрировать усилие в пальце. Кевин вытащил из плаща пистолет-пулемет крисс вектор девять быстрее, чем кто-либо смог его заметить.

– Мы… Просто пришли поесть… – неуверенно проговорил один из членов синдиката. В его голосе чувствовался страх.

– Не повезло! – закричал Кевин, смеясь; из его носа брызнула кровь – и залп пуль прострочил сразу несколько тел, взрывая обивку дивана. Акутагава, уже установивший метки на членах синдиката, добил оставшихся точными выстрелами в голову. Проститутка упала на пол, сжавшись в комок.

– Эй, официант!.. Официант!.. – свистнул Кевин. Официант, спрятавшийся за одним из столов, осторожно приподнялся. – Слышишь меня?.. Передай хозяину харчевни, чтобы он отправил запрос на возмещение убытков в юридический отдел корпорации «Ханзо». Запомнил? «Ханзо»!

– Пойдем отсюда, – сказал Акутагава, забирая свой блокнот со стола.

– Всем хорошего вечера и приятного аппетита! – напоследок пожелал Кевин, оглядывая замершее пространство рамен-бара.

Они прошли через кухню и вышли во двор. Кевин утер ладонью нос и высморкался сгустком крови. После того, как «Семья Ягути» случайно перехватила одну из поставок оптических имплантов корпорации «Ханзо» и решила сбыть ее на черном рынке, стерев серийные номера, на синдикат объявили охоту, выплачивая пятьсот долларов за каждое подтвержденное убийство «рядового», и до пятидесяти тысяч за убийство «командира».

– Сколько их там было? Пятеро? – спросил Кевин.

– Да.

– Заебись! Мы сегодня заработали, получается, по тысячи двести пятьдесят долларов… Легчайшие… Куплю своей какие-нибудь цацки, люблю делать спонтанные подарки, легко пришли – легко уйдут, я просто нахожусь в потоке жизни, беру от мира и отдаю ему взамен, поддерживаю всеобщую причинность.

– Да-да, кровожадная ты сука, – усмехнулся Акутагава. – А я ведь просто хотел их припугнуть.

– Ну, я тоже. И напугал до смерти.

Ясубицу успел покинуть свой кабинет как раз в тот момент, когда агенты федерального бюро расследований вошли в холл на первом этаже. Ему не хотелось тратить на них время, поэтому он поручил встречу своему делопроизводителю – пускай они вместе хоть до тошноты копаются в полупустых, вылизанных отчетах. У него было дело поважнее, настоящая зацепка которую он прорабатывал последние несколько недель, последовательно проверяя десятки тысяч финансовых отчетов. Ясубицу поднялся на грузовом лифте на шестьдесят третий этаж и, не говоря ни слова, прошел мимо секретаря главного инженера.

– Господин Вон сейчас занят и просил не беспокоить, – сказал секретарь, подскакивая с кресла, но Ясубицу в ответ только выставил перед собой ладонь и зашел в кабинет инженера.

Джунсо Вон сидел за своим захламленным бумагами рабочим столом, отрешенно таращась в стену из мониторов, на одном из которых медленно, процент за процентом, двигалась полоска компиляции какой-то программы. Услышав, как открывается дверь, он глубоко затянулся электронной сигаретой и выпустил перед собой облако клубнично-бананового пара. Ясубицу бесшумно подошел сзади и кинул на клавиатуру стопку финансовых отчетов с какими-то пометками на полях. Вон затянулся еще раз, выпуская струю пара из носа, и краем глаза посмотрел на эти бумаги.