— И что? — фыркнул Вон.

— Что за проект на самом деле вы вели? Куда уходило все это финансирование? — спросил Ясубицу, сдерживая в себе гнев: его раздражал тот факт, что от него, главы безопасности, могли что-то скрыть.

— Не понимаю, о чем ты говоришь…

Ясубицу схватил Вона за ворот хлопковой рубашки и с силой тряхнул.

— Ты хоть понимаешь, какой пиздец происходит? Если федералы или, не дай Бог, другие корпорации узнают, что эти масочники — наших рук дело, то «Ханзо» просто сотрут в порошок. И чтобы этого не произошло, я должен узнать обо всем первым.

— Отпусти меня.

— Если ты думаешь, что у тебя есть какая-то неприкосновенность, то сильно ошибаешься. Я — глава внутренней безопасности, и по моему щелчку вся твоя семья, карьера, все то, что ты нажил таким умственным трудом пойдет прахом за один вечер, — процедил Ясубицу. — Об этом приказе даже никто не узнает. Тебе напомнить, как исчезают люди?..

— Не зазнавайся, глава безопасности, — спрыснул Вон. — Таких, как ты, меняют за один вечер. Я же здесь незаменим. Все лучшие проекты «Ханзо» — это результат моего труда. Я здесь сердце, а ты так… Всего лишь глаза…

Ясубицу отпустил его. Вон развернулся на стуле обратно к мониторам и вновь затянулся электронной сигаретой.

— Ты еще здесь? — раздраженно спросил он, сбрасывая со стола финансовые отчеты.

Но Ясубицу уже бесшумно вышел из кабинета. Он предполагал, что Вон откажется сотрудничать, но все равно хотел попробовать избежать грубых методов воздействия. Не вышло. Некоторые люди понимают только силу. Ясубицу активировал закрытый канал кохлеарной связи, разглядывая куст вечноцветущей искусственной сакуры. Голографические розовые листья плавно опадали на пол, растворяясь в воздухе.

«Готовьте людей»

Едкий серый дым размывал очертания стен и редкой мебели, состоявшей из старого дивана, антикварного буфета с побуревшей лепниной и комода с плазменным телевизором, бесшумно прокручивающим низкосортные боевики. Со стороны закрытых окон дымовая завеса приобретала нежное голубоватое свечение, исходившее от неоновой вывески китайской забегаловки напротив — там готовили дешевую острую лапшу, от которой потом всегда свербело в желудке. С кухни доносился приглушенный разговор диктора с радио, похожий, скорее, на отголоски собственных мыслей, обрывчатых и угасающих под давлением наркотического опьянения, которое стало привычным состоянием для Флинна Бойла. Он лежал на диване и потуплено смотрел на плавящийся в дыму ореол от экрана телевизора, потирая пальцами обожжённую кожу вокруг отверстия в шее — оттуда торчала муфта трахеостомической трубки, оставшаяся после удаления раковой опухоли. Со временем Флинн приноровился использовать ее в качестве своеобразного колпака для курения, куда он, вставив напас из фольги, засыпал травку и заваривал, вдыхая дым прямиком через трахею.

— Твой джазик как всегда прекрасен, — пролепетал Кевин, растекаясь в кресле рядом. — То, что надо после бензедрина. Такое чувство, знаешь… Типа… Два состояния смешались между собой, напряжение от стимулятора и чувствительность от травы, и теперь я ощущаю, как каждая клетка моего тела выпирает наружу, источая тепло, такое мягкое, нежное, пульсирующее…

— Че-е-рт, хорошо тебе, — кое-как прохрипел Флинн.

— Ох, как же кроет… Мир будто бы стал проекцией… Объемной картинкой…

— Мы вообще по делу пришли, — сказал Акутагава, сидевший за столом у приоткрытого окна. Он отказался от курения и пил диетическую фанки-колу.

— А да, — Кевин кое-как разлепил веки и посмотрел в сторону Флинна. — Есть одна тема… Ты это, может слышал, сейчас в городе появился самопальный аналог «Тразидола»… Не знаешь, откуда?..

— Да, какие-то чуваки идейные стали готовить, я так не в курсе всего расклада, но прекурсоры приезжают из Тайваня, а делают уже здесь… В каких-то домашних лабах, наверное… А чего, вам-то зачем?.. — Флинн приподнялся на подушке и протянул руку к соевому батончику обогащенному витаминами: «Чпоксин — убей токсин».

— Дело в том, что «Тразидол» производит наша дочерняя фармакологическая компания, — Акутагава отпил фанки-колу. Искрящаяся газировка с неприятным травянистым привкусом сахарозаменителя холодной волной пронеслась по горлу. — И нам поручили выяснить, кто за этим всем стоит, потому что мы стали терять часть прибыли.

— Ну понятно, — прокряхтел Флинн, чуть не подавившись батончиком. — Если так подумать, то ведь они благим делом занимаются. Не у всех есть деньги на «Тразидол», а у тех, кто его может покупать целыми курсами, не бывает трясучки, потому что они ставят себе нормальное, лицензированное железо. Вы, конечно, типы еще те… Отовсюду бабки доите…

— Никто не заставляет людей ставить тебе железки с черного рынка. Это их осознанный выбор, и за него нужно платить. Поддерживать их, распространяя дешевый аналог «Тразидола», означает развивать черный рынок и дальше, вовлекая все больше людей в торговлю органами и сомнительного качества имплантами. Это не благотворительная акция для неимущих как тебе могло бы показаться.

— Да мне, честно говоря, так-то насрать… От курения просто на разговоры пробивает… Я поспрашиваю своих, сейчас ничего не могу сказать наверняка. Но попрошу вас об одной услуге взамен.

— Само собой, — кивнул Кевин, протирая глаза. Он откинулся на спинку кресла и глубоко выдохнул. — Может тебе это, горло починить?

— Не, с ним все в порядке. Меня что-то в последнее время правый глаз барахлит, что-то со зрительным нервом, наверное… Короче, подсуетите мне новую оптику, заряженную какую-нибудь, с тепловизором и все такое…

— Зачем тебе тепловизор? — усмехнулся Кевин.

— Когда тюнингуешь тачку, лучше впихнуть в нее по максимуму, а не ограничиться одним спойлером или неоном.

На экране телевизора мускулистый мужчина проткнул своего противника дулом ручного пулемета и выпустил в него полную ленту патронов, превращая его живот в полыхающий фарш. «Через пятнадцать минут вас заберет машина у парка Херитедж», прозвучал голос в голове по закрытому каналу связи. Кевин вытаращил глаза, не понимая, услышал ли он это взаправду или то было слуховой галлюцинацией. Акутагава встал и кивнул в сторону прихожей.

— Ладно, пока, Флинн. Подберем тебе игрушку, — сказал Кевин, с трудом поднявшись с кресла. Он еле стоял на ногах.

— Ага, дверь там плотнее хлопните, а то она иногда не закрывается на замок, — попросил Флинн и перевернулся на другой бок. Наконец он мог накуриться по-настоящему и послушать музыку наедине с собой.

Они вышли из квартиры, громко захлопнув дверь за собой. Акутагава перепроверил, чтобы электронный замок сработал — несколько раз дернул за ручку. Возле глазка двери на маленьком дисплее появилась красная надпись: «ЕСЛИ РУЧКА НЕ ПОДДАЕТСЯ, ЗНАЧИТ ИДИТЕ НАХУЙ». Кевин уперся рукой в исписанную граффити стену, сплевывая вязкую слюну. Его тошнило от подскочившей тревожности, вызвавшей бешеную тахикардию; сердце в груди барабанило так, словно дикари пытались передать языком ритма внезапное нападение на их племя. Лицо покрылось испариной. Акутагава стоял рядом, провожая нахмуренным взглядом блуждавших наркоманов, давая им понять, что легкой наживы здесь не будет. Кевина вырвало себе под ноги. Он смотрел на образованную лужицу рвоты из частично переваренной лапши с говядиной, похожую на наваристый мисо-суп, и утирая слезы, выпустил из себя остатки уже почти что прозрачной рвоты. Сердце будто бы ушло в голову и теперь трещало в висках.

«Мы вас ждем»

— Пойдем, — сказал Акутагава и нажал на кнопку вызова лифта. Глядя на Кевина, он в который раз убеждался, что во время работы лучше ничего не употреблять.

— Блять, как же мне плохо, ты просто не представляешь, — простонал Кевин, сплевывая слюну. — Еще и ехать сейчас куда-то. Это просто кошмар. Я не готов.

— А ты занюхни еще, полегчает, — злорадно ухмыльнулся Акутагава.

— Пошел ты.