Лин Джао, содержавший более двадцати различных пиратских серверов, до самого конца не отключал сервер «Катаны», пока на нем время от времени появлялось два игрока; но уже прошло более месяца, как онлайн упал до нуля, и он решил, что пора его наконец закрывать.

Щёлкали поворотники. Шоссе впереди вытягивалось в две косые линии и замыкалось в одной точке, проваливаясь в пустоту размытого горизонта. Желтый свет фонарных столбов был неестественно насыщенным и прямым, точно мощный направленный луч. Акутагава посмотрел в зеркало заднего вида, где отражалось обмякшее тело Кевина на задних креслах — на его согнутые, окоченевшие пальцы, приоткрытую каемку рта, налипшую на лоб челку. Выбеленное лицо, знакомое и в то же время чужое, оттенённое полумраком салона, напоминало лицо Кристофера из его неоконченного романа. Акутагава спонтанно ударил кулаком по приборной панели, и этот удар будто бы должен был сопровождаться каким-то чувством, но каким? Он закурил сигарету, и дым от нее проходил сквозь лобовое стекло, исчезая уже за пределами салона машины.

Справа от него возник Кевин. Полупрозрачный образ, напоминавший голографическую проекцию, расплывался перед глазами в дерганых, зацикленных движениях.

— М-м-ы когда были у инженера, я т-т-такой бэдтр-р-ип словил, мне т-т-так хуево было-о, ты просто не, не, не, не представляешь, — произнёс Кевин, моментами замыкаясь на словах и отдельных слогах.

— У меня такое чувство, будто бы я набрал полный рот воды, — сказал ему в ответ Акутагава.

— С-с-егодня мы з-з-заработали по тысячи двести пятьдесят, тысячи, по тысячи двести пятьдесят долларов. Куп-п-лю, своей какие-нибудь ц-ц-цацки.

— Мне кажется, что мы оба мертвы. Я не могу вспомнить.

— Еще и ехать к-куда-то, это п-п-просто ко-ш-мар. Я не, не, не готов.

— Я тоже. Это все ощущается неправильным.

— В-все-м х-х-орошено аппетита и п-приятного в-в-вечера!

Выстрелы пробили окна и обшивку кресел, Акутагава выпрыгнул через дверцу на ослепительно яркий от солнечного света асфальт и достал пистолет. Осторожно выглянув из-за бампера, он отметил оптическим имплантом пятерых солдат «Цукуеми», пули гулкой очередью прошили кузов, лопнуло два колеса и машина накренилась. Акутагава задержал дыхание и активировал маскировочный имплант. Нити проводов, отражение облаков в окнах, головы бегущих прохожих. Он выскочил из-за машины, автоприцел захватил голову одного из солдат — выстрел пробил его шлем, ответный огонь разбил окна позади, заливая тротуар градом из осколков стекла. Акутагава нырнул в подземный переход, прыгнул через лестничный пролет и забежал в метро, расталкивая толпу обезличенных людей, застывших возле турникетов словно восковые фигуры. Монотонный голос контролера повторял технику безопасности пользования метрополитеном, будто бы преследуя Акутагаву своим скрипучим, искаженным в механических помехах голосом: НЕ ВЫХОДИТЕ ЗА КРАЙ, НЕ ВЫХОДИТЕ ЗА КРАЙ, НЕ ВЫХОДИТЕ ЗА КРАЙ. Пробежав по эскалатору вниз, он запрыгнул в случайный уходящий поезд как раз перед закрытием дверей. СЛЕДУЮЩАЯ СТ-Т-АНЦИЯ К-КАС-СУГА. Поезд провалился в темный туннель, моргнул свет и набитый людьми вагон полностью опустел. Акутагава огляделся вокруг. На рекламных плакатах напитков, манги и бытовой техники везде была одна и та же надпись: «Форма есть пустота, и нет пустоты помимо формы». В чем был ее смысл? Он будто бы знал ответ, но не мог его вспомнить, давясь догадками точно рефлекторным желанием чихнуть — только ответ, казалось, подступал к нему, как вдруг он осекался, и воспоминание угасало где-то в недрах памяти, провалилось внутрь него. Но само желание не исчезало. О чем-то похожем говорил ему то ли отец, то ли буддистский монах. Или его отец и был буддистским монахом? Сознание спуталось в множество тугих узелков; отец — форма, «Цукуеми» — пустота. Триста пятьдесят восемь сотрудников совершили массовое самоубийство посредством переноса сознания в матрицу «Мисоги». Болезнь лишила отца содержания, оставив только форму; так люди обращаются в призраков самих себя. В кого обратился сам Акутагава? Ясубицу, жующий сашими с напряженным взглядом. Он что-то говорили про харакири. Когда? Где? Небоскрёб «Ханзо», утопающий в сером, плотном небе.

Свет снова на мгновение погас, и тусклые лампы в туннеле осветили контуры возникших в вагоне проекций людей. Когда свет загорелся, перед Акутагавой оказался один из его бывших напарников — Хидэ Кануки.

— Я в-в-сегда съедаю пиал-л-у тон-к-коцу рамена от похмелья, н-н-аварис-стый бульон помог-г-ает от г-головной боли, — сказал Хидэ.

Акутагава покрутил головой. К нему подошёл Дайске, командир отделения, убитый во время попытки саботажа дочерней фармакологической фабрики «Цукуеми».

— Есть сигарет-т-та? Последний раз, я уже б-б-бросил, последний раз, и в-в-се.

— Нет, Дайске. У меня нет сигарет. Не здесь...

— Те-плый сакэ с-согревает душу, холодный ост-тужает нервы, — сказал Дайске, обнажая прозрачные зубы в оскале кривой ухмылке.

— Вас не должно быть...

— Тебе л-л-лучше уйти, — сказал Такеши, брат Акутагавы, возникший позади него.

Акутагава кивнул и прошёл в сторону перехода в головной вагон, где возле дверцы стояла, нервно сжимая кулаки, его мать.

— И ты здесь?.. — удивился Акутагава.

— Твой отец... С-с-нова, твой отец... С-с-нова, твой... С-снова...

— Ничего. Я поговорю с ним.

— Твой отец...

Он прошёл сквозь нее, открыл дверцу и перешёл в головной вагон. Отец стоял посреди вагона, срестив руки на своей полупрозрачной груди, сквозь которую виднелась реклама церемониальных услуг с такой же, как и везде, подписью: «Форма есть пустота, и нет пустоты помимо формы».

— Поднок! — вскричал Юдзу, и его голос задребезжал в окнах вагона. — Убийца! Я не хочу в-в-видеть, я не, не, я, видеть тебя в нашем д-д-доме! Слышишь?

— Я всего лишь делал свою работу, — неуверенно сказал Акутагава.

— Ты поз-з-зор для нас! М-м-мало того, что, того, убиваешь людей, т-так ты и нас хоч-ч-ешь втянуууть в, между корпорациями идёт война, п-п-понимаешь? Война! Ты погубишь нас в-в-всех, они придут за мной, за твоим, за мной, бр-атом и матерью!

— Я не допущу этого...

— Т-так-о-ва ли цена ден-н-ег? Т-такова ли ц-цена, такова ли, такова ли цена жизн-н-и?

— «Ханзо» больше, чем просто корпорация; это клан, который возродит былое величие Японии...

— Ты этого х-хочешь, убл-людок? П-погубить нас всех?

— Нет, я всего лишь хочу спасти свою семью от нищеты...

— Я же... Я... Я же учил-л-л тебя ненасилию, я в-воспитывал в тебе доброту и л-любовь, я п-п-пытался сделать из тебя, п-пытался сделать человека, но ты... Ты...

— И я остался человеком, разве ты этого не видишь? У меня есть друзья, семья, даже ребенок...

— Ты потерял с-себя, пр-родал своё тел-ло и душу ради з-земных благ, ты ж-ж-жалок...

Слева от Юдзу возникла проекция Акутагавы с красным свечением в зрачках и приставила пистолет к его виску. Затвор пистолета отъехал назад, голова Юдзу дернулась в сторону и вернулась обратно.

— Ты пот-т-терял с-с-с-ебя, пр-р-р... Ты... Потерял с-с-ебя, прод-д-дал, пот-терял, ты, с-с-себя... Ради... Ты п-п-потерял... — повторял Юдзу, зациклившись на одном предложении.

— Замолчи, пожалуйста... — произнес Акутагава, ощущая, как в голове разрастается пульсирующая боль. Замерцал свет в вагоне.

— Пот-терял себя, п-п-потерял, п-отерял, с-с-себя, потерял, ты п-потерял, п-потерял с-с-ебя, ты...

— Хватит, отец... Умоляю... Прекрати...

По окнам расползлась паутина трещин, свист ветра иглами надавил на барабанные перепонки, голос отца становился все громче и звучал уже внутри головы, перекрикивая мысли, «п-п-потерял, ты, пот-терял, ты, п-п-потерял, ты, п-п-потерял с-с-ебя», Акутагава сдавил челюсти — глаза его проекции вспыхнули, невесомый палец сжал крючок и раздался оглушительный выстрел. Погас свет, окна разбились и сотни маленьких осколков застыли в воздухе, преломляя красное свечение из глаз проекции. Акутагава припал на колено и провалился сквозь пол в темную пустоту.