Помню, что когда-то был такой эпизод в истории страны. Тогда она уже называлась Россия. Возможно, тот самый разворот над Атлантическим океаном стал и поворотом от Запада. В этой реальности такого не случилось.

Казанов объяснил, что в Союзе есть силы, способные обставить на выборах Русова. Это знают и американцы.

— Вито, это все знают. Нам нужна конкретная и большая поддержка, — сказал Предраг.

— Мой друг, один факт нашего присутствия здесь уже является конкретной поддержкой. Со мной рядом человек, который каждый день рискует быть сбитым. Среди моих спецов уже есть те, кто получал ранения. А уж про материальную поддержку я бы вообще не поднимал вопрос, — повернулся к нему Виталик и ответил столь длинной скороговоркой.

Его слова звучали вполне убедительно. Предраг более ничего не говорил.

— Мы более не можем скрывать число погибших. В правительстве боятся бунта, боятся санкций, боятся потерять свои посты. Я каждый день слышу из Министерства Обороны только чушь про возможные переговоры, — громко произнёс генерал. — И если честно, после преступлений вроде уничтожения больницы, мне хочется самому сесть в самолёт и сбить хоть один НАТОвский самолёт.

В кабинете воцарилась тишина.

— В этом нет необходимости. У господина Радонича к вам есть рациональное предложение, — сказал Виталик и предложил мне изложить план.

Генерал приготовился внимательно слушать, а Тадич отошёл от двери и встал рядом с Радичем.

Помня, что нас могут слушать, я не рискнул сейчас озвучивать подробности. Я их и сам ещё пока не знал, но основные моменты в голове сложились.

Естественно, что моя идея касалась нанесения удара по одному из аэродромов НАТО. То, что это задача почти невыполнимая, мне было известно. Как и известно, что главное слово тут «почти».

Скажу сейчас, что мы хотим ударить по одному из аэродромов, и прослушка это услышит. И нет гарантии, что это информация не уйдёт американцам. А ещё, у Виталика в кармане есть список того, что необходимо. Думаю, он его Предрагу показать не успел.

— Господин генерал, мы с вами понимаем, что столь сложная операция… возмездия должна быть проведена в состоянии строжайшей секретности. Вы готовы поручится, что здесь об этом говорить уместно? — спросил я.

— Абсолютно, — ответил генерал, но при этом замотал головой.

То же самое сделал и Тадич. Что и требовалось доказать.

Я снова достал блокнот и начал изображать схему предстоящего налёта. Всё очень кратко, но основную идею генерал и Предраг понять должны.

— Скажу только, что мне понадобится от вас разрешение на привлечение к этому личного состава одного из полков. А также, позволить мне напрямую руководить тактической группой, — закончил я рисовать и показал схему генералу.

Боян Радич взял листок и внимательно её изучил. По его выражению лица, идею он понял.

— Когда будет конкретный план, будет и разрешение. Главное, чтобы вы «нашли» в себе силы… командовать, — кивнул генерал, показывая на дополнительные средства, указанные на схеме.

А их здесь достаточно! Виталику придётся поднять все свои «логистические цепочки», чтобы всё вооружение доставить нам в Батайницу.

— Я вас понял. Найдём. Правильно, господин Вито? — повернулся я к Виталику.

— Так точно, мой друг, — кивнул Казанов.

— А теперь, я кое-что вам покажу, — сказал Радич.

Генерал достал из портфеля документы со снимками. Это были фотографии человека. Лицо грязное, а взгляд слегка потерянный. Одет он в лётную куртку и комбинезон, который носят американцы. Вживую этого человека я уже видел, и мне приходилось с ним общаться.

В душе мне бы хотелось, чтобы в положении заключённого сербской тюрьмы оказался другой американский лётчик. Но на фотографии был Алан Грей с позывным «Бадди».

— Это тот самый пилот, сбитого Радоночем новейшего самолёта. Имени американец своего не говорит. Требует посла США и представителей ООН. Ничего особого от него узнать не получилось, — объяснил генерал.

— А вы думаете, что я обладаю техниками дознания, неизвестными вам? — усмехнулся Виталик.

— Тогда я вас зря позвал. Будет готов план, тогда и встретимся, — сказал генерал и начал убирать фотографии в портфель.

Разговор с Бадди может быть полезным. По крайней мере, есть возможность что-то узнать. Алан из всей американской спецгруппы в Ливии был самым душевным. Возможно, удастся убедить в преступных методах его коллег.

— Кхм, — кашлянул я, и Казанов обратил на меня внимание.

— Сергио, твой кашель неспроста, верно? — удивился Виталик.

Генерал тоже напрягся, а Предраг даже подошёл к столу ближе.

— В это трудно поверить, но я знаю, кто этот человек. И даже имел возможность с ним общаться. Только у меня вопрос к вам, генерал Радич — кто знает о факте его поимки?

— Небольшой круг лиц. Мне удалось уговорить руководство не обнародовать факт плена этого пилота. Так мне посоветовали сделать в управлении военной разведки. Я прав, Предраг?

— Да, господин генерал, — кивнул Тадич.

Мы переглянулись с Виталиком, и он меня сразу понял.

— Дайте Сергею с ним поговорить. Возможно у него что-то получится узнать.

— У человека, который летел бомбить наши города? Сомневаюсь. Этот вариант исключён, — воскликнул генерал.

— Господин генерал, а мы ничего не теряем. Он всё равно молчит, а… настойчивое дознание нам было запрещено, — сказал Тадич.

Генерал удивился и отклонился на стуле, заложив руки за голову.

— А вы, значит, его планировали? — сказал Радич.

— Методы дознания бывают разные. Угроза попасть в тюрьму, угроза быть расстрелянным, угроза…

— Достаточно. Раз иных вариантов нет, пусть Радонич с ним говорит, — сказал генерал и нагнулся ко мне.

— Вас что-то конкретно интересует? — спросил я, смотря в суровые глаза Радича.

— Что угодно. Мы уже всё устали сбивать, а они в который раз придумывают нечто новое. Какое оружие будут применять следующим и как с ним бороться?

Весь спектр вооружения американцев мне известен. Не знаю я только, изменился ли год его появления. История изменилась не только для Советского Союза, но и для США. Так что есть смысл разговаривать с Бадди.

Час спустя мы приехали в специализированный изолятор временного содержания. Как объяснил Виталик, это аналог нашего Лефортово. Охрана здесь была весьма серьёзная, а тишина такая, что от каждого вздоха, казалось, идёт эхо.

— Его могут отпустить. Тогда он расскажет дома, что его допрашивал русский лётчик. Приукрасит ещё, — шепнул мне Виталик, пока мы шли по бетонным полам длинных коридоров тюрьмы.

— Американец дома может рассказать что угодно. Всё зависит от величины чека и наименования канала. Да и у него нет же фотоаппарата, чтобы сфотографировать меня.

— Ему поверят. Всё это пройдёт по всем новостным выпускам. Поднимется шум, и я могу получить приказ свернуть деятельность в Сербии, — покачал головой Виталик.

Я остановился и придержал Казанова за плечо.

— Что он может сказать? Что увидел советского лётчика, которого американцы отпустили из плена на борту авианосца «Карл Винсон»? И вообще, я пропал без вести в джунглях Конго. Твои же люди такую легенду поддерживают в Союзе.

Виталик улыбнулся и повёл меня дальше, следом за Тадичем.

Естественно, что склонить к сотрудничеству Алана будет невозможно. Лично я бы молчал и изображал дурачка. Его можно заставить проговориться в каком-то моменте, но не более того.

Предраг подвёл нас к комнате для допросов. Виталик забрал у меня все опасные предметы, как это и положено по местным правилам. А Тадич провёл заключительный инструктаж.

— Радонич, не пытайся с ним договориться. Это будет против тебя. Когда ты войдёшь в это помещение, любое твоё слово станет объектом анализа. Обмануть нас не получится.

— Мне это зачем? Меня американцы сбивали над Средиземным морем, так что любви я к ним не питаю. Лучше внимательно слушайте разговор.

— Почему внимательно?

— Ещё раз говорю, внимательно слушайте разговор. Он может мне на что-то намекнуть, а я смогу развить эту тему.